Подойдя к массивным деревянным дверям, Митч взялся за огромные стальные кольца и постучал.

Чуть отойдя от двери, лейтенант выпустил очередь по замочной скважине, затем схватив за ручки дверь сильно потянул на себя. Однако, открыв дверь они увидели накаченного парня с дробовиком в руках. Ни секунды не мешкая, он выстрелил точно в живот лейтенанту. Того отбросило от двери на пять метров и, истекая кровью, Митч повалился на землю. Второй выстрел практически синхронно с выстрелом дробовика был мене звонок, но более точен. Пуля, выпущенная из пистолета «Magnum» Сайманом, пришлась точно в череп стрелявшему.

Только сейчас Брэдли и Фитцжеральд заметили на сколько роскошно обустроено здание изнутри. Внешний вид пугал, но внутри вся мебель была исключительно из красного дерева, вишневые обивки стульев были из натуральной кожи. На каждом столе уже лежали серебряные столовые приборы даже аркообразные большие окна добавляли шик всему интерьеру.

В этот момент Курт снова увидел Элизабет. Они приставила к свои маленьким губкам палец, веля не шуметь, и поманила в конец зала.

Сайман не отставал. Когда они достигли стен, они замерли по обе стороны от дверного проема, слушая звуки за дверью.

Как только они показались из-за двери, то увидели Дэвида без половины черепа.

Все было слажено и синхронно, словно эти двое не знали друг друга в течение часа, а были напарниками на протяжении долгих лет. Оба заковали своих подопечных наручниками к железными батареям и двинулись дальше. Узкий коридор был подобен лабиринту, то заворачивая в одну сторону, то в другую. Изумрудные обои с золотой вышивкой придавали чувства, будто они охотятся в джунглях.

Внезапно перед ними предстали три охранника в черных костюмах. Курт, бежавший первым, выпустил диагональную автоматную очередь. Двое охранников пали замертво сразу же. Третий, схватившийся за раненое плечо, отпрыгнул в сторону.

Это были его последние слова. Автоматная очередь повторилась, на этот раз стоя в упор перед его лицом. У раненого не было шансов. После этого пробираться в другие комнаты было гораздо сложнее. Открытие очередной двери сопровождалось свистящими выстрелами. Казалось, что пули летели в дюйме от уха.

Выдернув чеку, вторым движением Сайман приоткрыл дверь и закинул гранату. Напарники присели и закрыли уши. Взрывная волна снесла дверь, оставив напоминанием только петли. Осторожно заглянув во внутрь следующего коридора, они увидели разбросанные конечности и пару охранников, держащихся кто за плечи, кто за уши. Еще пара наручников заскрежетали, цепляя оставшихся в живых.

Узкий черно-белый коридор привел их в небольшое помещение. Красные обои с редкими картинами, написанными на масле, вдохновляли к стремлению, к совершенству и богатству. Шикарные столы из резного дерева были обшиты и расписаны золотой гравировкой. Если присмотреться, то можно было заметить даже подписи мастером, сотворивших эти произведения искусства. Стулья с отбивкой из натуральной кожи, тоже были красного цвета. На столах уже были выложены приборы и белоснежные салфетки, которые в этом пристанище красного оттенка выделялись особо четко.

Тот в свою очередь поднял дрожащие руки вверх. Будь он одет не в белую униформу, а как охранники в черную, то детектив даже не стал бы колебаться с выстрелом.

Открыв дверь, Фитцжеральду и Брэдли сразу же предстала картина столовой кухни. После красной комнаты взгляд просто отдыхал от вида белого кафеля, серебряных кастрюль и поваров в светлых-синих униформах с белыми фартуками.

Никто и не думал сопротивляться, но запредельный страх и нервозность чувствовались. Если Сайман в начале операции сомневался в действиях двух чокнутых, то сейчас он знал точно — здесь что-то неладное. Столько лет работы в полиции давали о себе знать. С пятиминутного разговора можно было понять — виновен человек или нет. Причем его выдавали даже не ответы на те или иные вопросы, а в большинстве случаев его поведение.

Пятясь назад, Курт дошел до открытого холодильника. На верхней морозильной камере были замороженные полушария человеческих мозгов. Брэдли мимолетным взглядом насчитал пять полушарий. Чуть ниже находилась стеклянная пятилитровая банка с мутной жидкость, в которой плавали глазные яблоки. Возможно из-за специфического состава жидкости глаза постоянно были в движении, словно не были органами человека, а были самостоятельными организмами. Еще ниже в полиэтиленовые пакеты были свернуты сердца, печени, трахеи, легкие, как предположил детектив относящиеся к деликатесам. Эти пакеты обрамляли специальные футляры, сделанные изо льда. Оставшиеся нижние этажи были забиты килограммовыми брикетами мяса. Не нужно было гадать, какого именно животного эти килограммы белка, жиров и углеводов.

Никто и не думал сопротивляться. Все синхронно рухнули на колени, дожидаясь своей участи.

Кто-то громко читал молитву, только сейчас осознавая весь ужас их работы, кто-то молчал, кто-то плакал.

Курту явно не понравились эти слова:

Прогремела, казалось, нескончаемая автоматная очередь. Весь магазин М16 был выпущен в ноги афроамериканца. Кухня залилась громовым воплем от боли.

В этот момент около холодильника, где все еще стоял, упав на колени, Сайман появилась Элизабет. Она покрутила головой из стороны в сторону в знак осуждения действий отца и своими маленькими пальчиками указала в сторону холодильника. Курт вставил новый магазин и, перезарядив оружие, подошел к холодильному аппарату. Секунду подумав, детектив обратился к Фитцжеральду:

Спустя минуту кропотливой работы им предстала деревянная дверь, которую Сайман снес одним ударом ноги. Но картина, открывшаяся из-за двери, снова побудила Курта вернуться и перестрелять всех поваров и прикованных наручниками охранников, пока еще оставшихся в живых. Но Элизабет, стоящая за спиной, снова покачала головой.

В железных клетках укутанные в теплые пледы лежали дети разных возрастов и рас. Чернокожие, желтокожие, светлокожие, мальчики, девочки. Рядом с ними лежал игрушки и миски для еды.

«Вот оно всемирное зло, - подумал про себя Брэдли. - И какой бы ты не был национальности, вероисповедания и цвета кожи, перед подобным кошмаром нужно просто быть всем вместе и против этого».

Спустя полчаса, бесчисленное множество автомобилей полиции оцепили здание. А наша троица пристроилась около машины скорой помощи.

Троица обменялась рукопожатиями с капитаном, после чего он спросил:

- Пока мало зацепок, капитан, - уже спокойным тоном отвечал Томсон. - Приставили слежку к адвокату Морису, программисты разгребают электронную почту убитых отморозков... Алекс точно не мог этого сделать, но почему он оказался на месте последнего преступления пока не можем взять в толк.

Как только начальник департамента полиции отошел от нашей троицы, Митч обратился к Сайману:

***

Утренние сеансы подошли к концу. Черная стрелка на белых часах подходила к полудню, и постояльцы психиатрической лечебницы двумя большими подгруппами отправились на обед. Уединенные округлые столы вмещали максимум четыре человека.

«Даже здесь вся мебель белого цвета — просто кошмар», - подумал про себя Фитцжеральд, проходя с подносом по раздаче. Обед был скромным, но вполне сытным: овощной суп в большей степени с грибами, рисовая каша, чай, две ломтика хлеба, маленький брикет плавленого сыра, свежее яблоко. Ложки, вилки и тарелки были исключительно из пластика. Даже расположенные по центру стола соль и перец находились в пластиковой посуде.

Фитцжеральд долго колебался за какой из двух столов усесться: либо к Норе Дикинс, распыляющую свой поэтический дар двум ее соседям по столу, либо к аутисту Смиту, который сидел один одинешенек. Детектив выбрал второго.

Я присяду? - на вопрос Алекса чернокожий парень промолчал.

Он не был просто похож на типичного больного со свисающими слюнями, нервным тиком или бегающими глазами. Чернокожий парень лет тридцати, обритый на лысо выглядел вполне опрятным, его белая рубашка с биркой всегда была выглажена, воротник аккуратно подогнут, махровые тапочки прочищены щеткой. Единственный момент, который пугал в этом парне — его взгляд фокусировался только на предметах, находящихся вблизи его. Это отличие выдавали большие зрачки. Джордж Смит просто ни с кем не вступал в контакт, молча проводил день за днем, изредка слушая стихи Норы или впадая в транс в релаксационные часы. В «Ломпаке» обычно включалась классика с 16:00 до 16:30 практически каждый день.