Человек неприметной внешности пригласил к себе однажды своих взрослых уже детей. Все собрались в большом отцовском особняке в известном районе английской столицы. Ровно к четырнадцати двадцати одной. На двадцать и одну минуту (sorry, папа – traffic) опоздал самый младший – Костя. Ему на днях исполнилось 25. Остальные двое, – Олег, 29-ти лет, и Владимир, то же – 29-ти, приехали почти вовремя. Человек, назначивший встречу, курил тонкую сигарету, сидя в высоком кожаном кресле. Он был одет в темный костюм, какой принято именовать «очень дорогим», и белую рубашку, с расстегнутыми двумя верхними пуговицами. Галстука человек не носил уже много лет, упрочив в свое время эту моду среди людей весьма состоятельных, и, по большей части, праздных. На ногах у хозяина дома были не ботинки, а кожаные тапочки. Эта деталь гардероба, возможно, должна была придавать встрече некоторую неформальность. Молодые люди, расположились напротив отца на двух мягких диванах. Слишком расслабленными, впрочем, они не выглядели. Да и с чего бы вдруг? Все уже были достаточно взрослыми, чтобы понять: сейчас произойдет что-то важное, сейчас они узнают кое-что о своем будущем.

Человек, затушил сигарету, слегка приподнялся в кресле и оглядел собранную им компанию. Все его мальчики были детьми от разных матерей, каждого из них он воспитывал не сам, хотя и приложил некоторые силы к тому, чтобы они хорошо знали друг друга и общались не только на семейных торжествах. Они не были особенно между собой похожи, скорее каждый из них был по-своему похож на отца, взяв от него нечто характерное. Однажды один журналист из ближнего круга сказал человеку, что сыновья разобрали его на цитаты. И это было так.

– Теперь я могу начать, – человек придал своему голосу некоторую торжественность – Вам известно, что я болен и болезнь эту нельзя вылечить даже с моими возможностями. Врачи считают, что мне осталось не больше года. Впрочем, вы это знаете. А вот и то, что вам следует узнать сейчас: сегодня я составил и подписал новое завещание.

Любитель театральных эффектов, он замолчал и по очереди взглянул значительно на каждого из своих детей. Судя по тому, как упорно смотрели Костя с Володей прямо перед собой, а Олег изучал свои ботинки, обстановка нуждалась в разрядке.

– Наверное, вы слышали, – продолжил человек, – или по некоторым признакам своей собственной жизни, догадываетесь, что я – богат. Мое состояние принято оценивать в полтора миллиарда долларов. Это не совсем так. Официальная цифра занижена. В действительности дела идут несколько лучше. Вам должно отойти после моей смерти около 3,5 миллиардов.

– Это в фунтах сколько? – Вопрос сорвался с языка, конечно, младшего.

– В фунтах, Костя, это… – отец улыбнулся, – тоже много. Ты потом подсчитаешь. Тут существенно другое: я хочу, что бы вы понимали: почти все эти деньги я украл в России. Именно украл, а не заработал или, там, как это тогда говорили, оказался в нужном месте в нужное время и стал одним из первых предпринимателей. Чушь собачья! Тогда крали все. Кто-то гайки с развалившегося завода, кто-то миллиарды. Сейчас, ясное дело, тоже крадут, но только система эта, скажем так, стабилизировалась. Выглядит, как приличная рыночная экономика. Так сказать, хватает на всех…

– И все-таки, отец, так уже не говорят, – счел необходимым заметить Олег, – Богатым людям в России, вроде бы, бояться уже нечего.

– Есть чего, вообще-то… Ну да, будь по-твоему. Я хочу, чтобы вы понимали: я ограбил эту страну, свою страну, на сумму несколько большую, чем мне в действительности могла пригодиться в жизни.

– Но у тебя же есть мы! – с улыбкой вставился в разговор Володя. Посмотрел на братьев и, кажется, несколько смутился.

«Не Перельман!» – подумал человек и продолжил:

– Не беспокойтесь, джентлмены! Ни вам, ни вашим детям думать о деньгах не придется. Тут дело в другом. Как вы, наверное, помните, мы все оказались в Англии не совсем по своей воле. Также вы наверняка читали или слышали прямо от меня, что я являюсь практически единственным открытым врагом режима. Не здешнего, само собой. Вам, безусловно, известно, как много сил и даже денег потратил я на то, что бы нагадить этому режиму прямо в карман. Однако, теперь, по прошествии стольких лет, я кое-что понял об этой жизни и о России. Я не стану говорить вам, что именно, дабы не лишить вас того ощущения, которое многие еще называют оптимизмом.

Человек улыбнулся. Вслед за ним как-то неуверенно это сделали и молодые люди. Пользуясь возникшей паузой, олигарх закурил еще одну сигарету и, откинувшись на спинку кресла, слегка прикрыл глаза.

«По-моему, я их уже достаточно расслабил, можно переходить к сути. Надеюсь, они поймут меня правильно».

Он посмотрел на собравшихся, и поскольку желающих высказаться не наблюдалось, продолжил:

– Итак, дети, я хотел бы подвести под своей борьбой некоторую черту. Мне хотелось бы, что бы мой уход, с одной стороны, вогнал максимально большую торпеду в задницу моим врагам, с другой запомнился бы надолго или, еще лучше сказать, – навсегда. Также мне хотелось бы несколько облегчить свою вину перед Россией и вернуть ей хоть что-то, что было позаимствовано, будем теперь считать «напрокат». Я не один год размышлял над тем, что можно сделать, и вот буквально на днях решение пришло само. Все очень просто: вы получите после моей смерти по миллиарду долларов, а вот полмиллиарда, вы уж простите, я заберу с собой…

Город находился вдали от железных дорог. Через него не проходили автомобильные магистрали. Здесь не было заводов или фабрик, не было и работы. Люди жили тут потому, что в разное время родились именно тут. Сюда никто не перебирался жить. Здесь уже не помнили, когда кто-нибудь справлял новоселье. Но и отсюда сбежать мало кому удавалось. Некуда бежать, да и незачем… К городу от районного центра вела когда-то асфальтированная дорога, которая и заканчивалась под именем улицы Ленина на дальней окраине у последнего двора. И, хотя дальше дорог уже не было, России за городом было еще сколько хочешь. До западной границы никак не меньше двухсот километров.

Степан проснулся от того, что ему приснился пожар. Как-то очень натурально все это происходило во сне, и даже проснувшись, он еще чувствовал жар пламени. В спальне действительно было жарковато. Температура этим августом била все рекорды. Степан повернулся на другой бок и попробовал уснуть снова, темнота за окном свидетельствовала о том, что до утра далеко и рановато еще просыпаться. Рядом спала местная учительница Лена. Его последнее обзаведение, так он ее сам про себя называл. Фамилия Лены была – Степанова, так что оказаться в одной постели было им суждено судьбой. Это он Ленке сразу же, как представился случай, и объяснил. Контраргументов у той не нашлось, и вот уже месяц они были вместе. Степан приближался к сороковнику (в этом году без отмечания!), а ленкиного возраста он не знал. Полагал, что чуть за тридцать и ладно. На его вкус выглядела она супер, особенно, когда на ней уже ничего не было, и все только начиналось.

Степан со всей возможной аккуратностью перебрался через любимую. Та, само собой, все равно проснулась, но спрашивать ничего, умница, не стала. И так было понятно, что Степа двинул курить. В доме не стал, ночью даже заядлые курильщики не любят, когда накурено. Вышел за дверь в утренние сумерки и вздохнул полной грудью. Ночную прохладу можно было назвать так лишь условно. За ночь земля не успевала остывать и сейчас отдавала накопленное за день тепло. В воздухе едва уловимо ощущался запах гари. По телеку вчера рассказывали, что в соседних районах опять горят торфяники.

По изворским меркам Степин дом был очень даже ничего. Если не сказать лучший в городе. Два кирпичных этажа, гостиная с камином, два санузла, собственное водоснабжение, отопление и канализация. В это строительство Степа вложил почти все деньги, которые достались ему после смерти родителей. По отцовской линии Степан числился дворянином, и его прапрадеды владели в здешних краях землей и лесами, мануфактурами и конными заводами. Так уж вышло, что некоторые остатки былой роскоши дошли до Степы в виде фамильных бриллиантов, которые за годы советской власти реализовать не удалось. Может быть, и незачем было, а в нынешние времена – самый раз. Вот Степа десяток лет назад и смотался в «саму» Москву и продал камни за сумму в Изворске неслыханную – четверть миллиона долларов. Из них 200 потратил на покупку участка, строительство дома и обустройство. А оставшиеся пятьдесят вложил в местный бизнес – лесопилку. И ни разу об этом не пожалел. Став совладельцем, он никакого участия в делах не принимал, а его партнер Михалыч, регулярно заезжал к Степе в начале месяца. Выпивал вместе с ним не меньше литра, и вручал со всей возможной торжественностью небольшую пачку денег, которых Степе вполне хватало на спокойную его жизнь.