– Парк общий! – отозвались мальчишки. – Где хотим, там и гуляем.

– А ну пошли! – топнула Ира.

Мальчишки засмеялись, но отстали шагов на десять, продолжая преследовать процессию.

В парке пришлось продираться сквозь заросли полыни. Место выбрали не случайно – далеко от тропинок, труднодоступное. К тому же, рукой подать до кустов черемухи, куда обязательно отправлялись полакомиться после похорон.

Симкина зажала нос, но это, как всегда, не спасло. В носу засвербело, и глаза стали красными.

– А ты знаешь, – сказала Наташа ей, обернувшись, – раньше на похороны приглашали плакальщиц? Они сначала носом шмыгали, потом плакали, потом причитали, стенали…

– Да аллергия у меня! – Симкина опять шмыгнула носом и подтерла его рукавом.

– Вечно она с соплями! – заметила беззлобно Леся. – И кошек ей нельзя, и шоколад. А я вот…

– Заткнись уже! – буркнула Ира. – У нас тут похороны.

Леся замолчала и насупилась.

На голубином кладбище обнаружились два ухоженных холмика с настоящими деревянными крестиками (перевязанные черной тесьмой палочки от мороженого). Могилки были украшены разноцветными осколками стекла, камушками и пробками от «Pepsi». На одной лежала выцветшая искусственная роза.

Наташа подбежала к могилкам первой и поправила покосившиеся крестики.

– Давайте вот тут, – с воодушевлением предложила она.

«Вот больная!» – подумала про себя Симкина.

Наташа и придумала эту странную игру, которая почему-то стала настолько популярной, что захватила несколько соседних дворов. Теперь мертвых птиц искали повсюду.

Подошли мальчишки.

– Давайте мы выкопаем? – предложил Макс.

– Да, не женское это дело, – подтвердил Эдик.

Ира манерно закатила глаза, но совок отдала.

Пока мальчишки копали, Наташа выискивала в полыни веточки тысячелистника и собирала новый букет. Набрав целую охапку бледно-розовых зонтиков, она открыла коробку с дохлым голубем и обложила его цветами.

– А речь? – спросила она.

– Давай ты, – предложила Ира, – у тебя хорошо получается.

Наташа стала на колени перед коробкой, сложила молитвенно руки:

– Упокойся с миром, невинно убиенный. Пускай тебе там, на том свете, будет достаточно зернышек и лапки никогда не мерзнут…

Симкина опять чихнула. Из глаз ее, превратившихся в узкие щелочки, градом катались слезы. Она почти задыхалась.

– …мы будем помнить о тебе и заботиться о твоей могилке, приносить свежих цветов…

Горький запах полыни сдавливал Симкиной грудь. Глаза совсем заплыли. Из носа в рот текли два ручейка.

«Мама опять отругает, – подумала она. – В прошлый раз пришлось к врачу идти».

Симкиной категорически запрещали выходить в парк. Она и без того постоянно шмыгала носом, но таблетки пила только когда уж совсем невмоготу, вот как сейчас. От таблеток Симкина тупела и хотела спать. Уж лучше с соплями.

Эдик посмотрел на Симкину и скривил рожу.

– Макс, смотри на красавицу. Вы с ней в одном классе учитесь? – спросил он у приятеля.

Макс вздохнул и развел руками.

– Повезло, – хмыкнул Эдик, отдавая тому совок. – Ну, готова яма.

Симкина нахмурилась и отвернулась.

– Все, – прогнусавила она, – мне пора.

– Э, куда? – Ира недовольно уставилась на нее.

Та уже пробиралась сквозь заросли полыни.

– Симкина! – строго позвала Ира.

Она обернулась.

Ира сощурилась и многозначительно закивала.

– Ладно, ладно…

– И че? – бросила Симкина в ответ. Ее трясло толи от аллергии, то ли от злости. – Меня, между прочим, Вера зовут. Усвой! – она отвернулась и пошла дальше.

Ира обвела всю компанию суровым взглядом, сама внутреннее пугаясь той ненависти, что испытывает в этот момент к Симкиной, да и ко всем остальным тоже.

– Вот борзая, – прошипела она. – А мы ей бойкот.

– Это как? – простодушно спросила Леся.

– А вот так. Чтобы никто с ней больше не разговаривал.

– Ого, круто у них тут, – хохотнул Эдик, обращаясь к Максу.

– Ир, да ладно, – примирительно возразила Леся. – У нее ж правда аллергия. Она в мае две недели в больнице лежала. Мы с мамой навещали, апельсинов приносили, а оказалось, ей их тоже нельзя. Врач нас отругал. И неловко получилось, что с пустыми руками.

– Апельсины… – Ира злорадно покачала головой. – Ты ей апельсины, а она тебя шестеркой назвала.

Леся часто заморгала.

– Это когда было? – включилась в разговор Наташа. – Забавно, а я и не помню. Без меня что ли?

– А ты у нас, Наташка, оказывается, «малахольная», «ненормальная», и «с закидонами», а бабка твоя – «ведьма старая, которая всех обманывает».

– Это она точно подметила! – засмеялся Макс.

– А ты че ржёшь? – накинулась на него Ира. – Про тебя она больше всех написала.

– А про меня-то че? – сразу ощетинился Макс. – Я вообще не с вашего квартала.

– Ты у нас «лапочка» и «очень милый», сюсю-мусю. Даже повторять противно.

– Да ладно, че она брешет? – Макс обернулся к Эдику, который с интересом вслушивался в откровения Иры.

– У Максима «бархатные реснички», а еще «он такой добрый»… – продолжала елейным тоном Ира.

– Макс, а че растерялся-то? – прошепелявил Эдик. – Все знают, что вы – парочка.

– Какая, блин, парочка?! – Макс покраснел до ушей и с силой сжал совок, так что костяшки пальцев побелели.

– Ты ее на велике катал, и в бадминтон вы постоянно в паре.

– А ты с Леськой, и че? – возразил Макс.

– Да она на лавке перед твоим подъездом прописалась, – не унимался Эдик. – Вечно там сидит. Я ее даже в дождь из окна видел.

– Да пошли вы все! – вдруг выкрикнул Макс, бросил совок и, разгребая руками заросли полыни, отправился прочь с поля.

– Пока, Ромео! – ехидно бросила ему в след Ира.

– А про тебя она что говорила? – мягко спросила Наташа.

– Да тоже, что и про вас. Короче, бойкот ей!

Иру распирало чувство праведного гнева и торжества. Давно она в себе копила это раздражение, давно искала случая отомстить Симкиной за обидные слова. Вот только не скажешь всем прямо, что самовольно залезла в чужой дневник и подглядела откровенные излияния. А тут все само собой сложилось. Кто теперь будет выяснять? Наташка, конечно, может прицепиться, она дотошная. Но, если что, и Наташку побоку. Симкина верно написала, бабка у нее – ведьма, и все об этом знают.

Голубя зарыли быстро. Нужный настрой пропал. Леся с осунувшимся лицом стояла поодаль. Наташа молчала и загадочно улыбалась одними уголками рта, как она умеет. Украсить могилку доверили малышне. Те обрадовались и подошли к делу со всей ответственностью.

Потом все отправились назад во двор. Ира попыталась завести обычный разговор, но девчонки не поддержали. Леся явно расстроилась, Наташа вдруг вспомнила, что обещала помочь бабушке. Ира, конечно, растормошила бы обеих, да неожиданно нарисовался ее старший брат, Вадим. Он сидел на лавке у подъезда, курил, облокотясь о колени, и сплевывал под ноги, где уже образовалась пенная лужица. Черная крашенная челка закрывала верхнюю половину его лица, так что торчал лишь кончик острого, как у Иры, носа.

– Сюда иди! – Крикнул Вадим сестре. Он раздавил бычок о торец лавочки, бросил его в кусты сзади и встал.

Ира подходить не торопилась. Девчонки обе разом засобирались домой, но Ира попросила подождать.

– Ты чего хотел? – спросила она издалека.

– Сюда пошла, сказал! – Вадим дернул головой, откидывая с глаз волосы.

Ира подошла поближе.

– Ты где шляешься, дура? Тя сколько ждать? Домой, блин, попасть не могу.

– У тебя же свой ключ есть, – Ира пошарила в карманах, достала ключи от квартиры и, наконец, подошла к брату.

Тот схватил ее сзади за шею и пихнул вниз. Она упала на асфальт. Ключи отлетели в сторону. Ира медленно подобрала их и поднялась сама. Она шумно и прерывисто дышала через нос. Губы сжались, превратившись в неровную полоску.

– Опять на поле ходили? – пробасил Вадим. – Кого хрена вы там забыли? Там наркоманы тусят, сколько раз говорить.