– Так пусть поднимется, – с благородным негодованием произнес капитан. – Это показывает, Джакс, что в книгах всего не найдешь. Если смотреть здраво, то я считаю все эти правила, как увернуться от ветра и обойти шторм, сущим вздором.

Подняв глаза, он прочел во взгляде Джакса недоверие и постарался пояснить сказанное на примере.

– Это столь же нелепо, как и ваше странное предложение повернуть судно, изменив курс неизвестно на сколько времени, чтобы не побеспокоить китайцев. Моя задача – доставить их в Фучжоу согласно расписанию, в пятницу до полудня. Если меня задержит непогода – отлично. На то имеется судовой журнал, в котором ясно говорится, какая стояла погода. Но предположим, что я изменил курс и опоздал на два дня. «Где же вы были все это время, капитан?» – спросят у меня. Что я на это скажу? Мне пришлось бы ответить, что я уворачивался от непогоды. «Должно быть, погода была чертовски скверная?» – спросят они. А я отвечу: «Не знаю, я ловко от нее увернулся». Понимаете, Джакс? Я весь вечер об этом думал.

Он снова поднял глаза и бесхитростно посмотрел на помощника. Никто и никогда не слышал от капитана Макуира столь пространной речи. Джакс, стоявший растопырив руки в дверном проеме, походил на узревшего чудо. Весь его вид выражал неподдельное изумление.

– Шторм есть шторм, Джакс, – резюмировал капитан, – и мы должны встретить его лицом к лицу. На свете бушует немало штормов, и нужно идти напролом, без всякой «стратегии бурь», как выражается старый капитан Уилсон с «Мелиты». На днях я слыхал, как он рассказывал о своей «стратегии» компании судовладельцев, сидевшей за соседним столиком. Мне это показалось чудовищной глупостью. Уилсон рассказывал, что «перехитрил», как он выразился, ужасный шторм, все время держась от него на расстоянии не менее пятидесяти миль. Он называл это искусным маневрированием. Никак не могу понять, откуда он знал, что на расстоянии пятидесяти миль свирепствует шторм. Это походило на бред сумасшедшего. Я был о нем лучшего мнения.

Капитан Макуир помолчал минутку и спросил:

– Вы следующим заступаете на вахту, Джакс?

Джакс, вздрогнув, пришел в себя.

– Да, сэр.

– Распорядитесь, чтобы меня позвали в случае каких-либо перемен, – попросил капитан.

Он поставил книгу на полку и поднял ноги на диван.

– Закройте хорошенько дверь, чтобы не хлопала, слышите? Терпеть не могу, когда дверь стучит. Должен сказать, замки здесь никуда не годятся.

Капитан Макуир закрыл глаза, мечтая отдохнуть. Он устал и чувствовал себя духовно опустошенным, как бывает после утомительной беседы, когда человек высказал свои глубочайшие убеждения, накопленные за долгие годы. Сам того не подозревая, он выразил свое кредо, и на Джакса это произвело столь сильное впечатление, что он долго еще стоял по другую сторону двери, почесывая затылок.

Капитан Макуир открыл глаза. Он, должно быть, уснул. Что за оглушительный шум? Ветер? Почему же его не позвали? Лампа вертелась в карданном подвесе, барометр раскачивался кругами, стол кренился то в одну, то в другую сторону, мимо дивана проехала пара старых морских сапог с разболтанными голенищами. Он быстро протянул руку и схватил один сапог. В приоткрытой двери показалось лицо Джакса – одно только лицо, багрово-красное, с вытаращенными глазами. Пламя лампы задрожало, лист бумаги взлетел над столом, по рубке пронесся сквозняк. Натягивая сапог, капитан выжидающе посмотрел на отекшее, возбужденное лицо старшего помощника.

– Началось, вдруг, – крикнул Джакс, – пять минут назад… внезапно!

Голова скрылась, дверь хлопнула, снаружи послышались плеск и падение тяжелых капель, словно кто-то выплеснул на переборку ведро расплавленного свинца. В глухом рокоте снаружи слышался разбойничий свист ветра. По душной рубке носился сквозняк, словно по дырявому сараю. Капитан Макуир ухватил второй сапог, скользивший по полу. Он не то чтобы волновался, однако просунуть ногу в сапог удалось не сразу. Башмаки, которые он сбросил, носились по каюте, наскакивая друг на друга, словно два разыгравшихся щенка. Поднявшись на ноги, он в сердцах хотел дать им пинка, но не попал. Встав в позу фехтовальщика, он потянулся за непромокаемым плащом, а потом долго топтался по тесной рубке, натягивая его. Широко расставив ноги и вытянув шею, очень серьезный, Макуир начал старательно завязывать тесемки зюйдвестки под подбородком, как женщина, надевающая шляпу перед зеркалом. Толстые пальцы слегка дрожали. С напряженным вниманием прислушиваясь к звукам снаружи, он, казалось, ожидал с минуты на минуту услышать в шуме, внезапно наполнившем судно, свое имя. Шум все усиливался, и капитан чуть не оглох, пока готовился выйти навстречу неизвестности. Вокруг все грохотало, свистел ветер, гремели волны, воздух глухо дрожал далекими барабанными раскатами, предвещавшими скорое нападение.

Макуир постоял минутку под лампой, неуклюжий и громоздкий в своих боевых доспехах, с покрасневшим от напряжения лицом.

– Эта сбруя весит целую тонну, – пробормотал он.

Как только он сделал попытку открыть дверь, ее захлопнуло ветром. Капитан вцепился в ручку, и его вынесло из рубки за порог. Пытаясь закрыть дверь, он вступил в единоборство с ветром. В последний момент струя воздуха ворвалась в рубку и слизнула пламя лампы.

Впереди по курсу над белыми вспышками пены лежала великая тьма. По правому борту раскинулось бесконечное бушующее море, лишь мерцали сквозь дымовую завесу несколько удивительно огромных звезд.

На мостике можно было различить группу людей, с невероятными усилиями выполнявших какую-то работу; на их головы и спины падал тусклый свет из иллюминаторов рулевой рубки. Внезапно погас один иллюминатор, затем другой. Теперь до его слуха доносились лишь отрывистые выкрики растворившихся в темноте людей, как обычно бывает при сильном ветре. Неожиданно рядом с ним вырос Джакс. Он кричал, опустив голову:

– Смотрите… закрыть ставни… рулевой рубки… может… выбить стекла…

Джакс расслышал сквозь шум укоризненный голос капитана:

– Я же … просил… меня… позвать.

Он начал объяснять, пытаясь перекричать рев стихии:

– Легкий ветерок… я был… на мостике… вдруг… с северо-востока… думал… услышите…

Они зашли под брезентовое прикрытие, где могли говорить: правда, приходилось повышать голос.

– Я велел закрыть все вентиляторы. Хорошо, что остался на палубе. Я не думал, что вы заснете… Как вы сказали, сэр? Что?

– Ничего! – крикнул капитан Макуир. – Я сказал – ладно!

– Силы небесные! – заорал Джакс. – На этот раз мы влипли!

– Вы не изменили курс? – напрягая голос, осведомился капитан Макуир.

– Нет, сэр. Конечно, нет. Мы идем прямо против ветра. А вот и волна.

Судно нырнуло, приостановилось и дрогнуло, словно наткнулось на что-то твердое. На мгновение все затихло, затем могучий порыв ветра и высоко взлетевшие брызги хлестнули их по лицам.

– Держитесь курса сколько сможете! – крикнул капитан Макуир.

Не успел Джакс вытереть с лица соленую воду, как все звезды на небе погасли.

Джакс знал свою работу не хуже других молодых штурманов, бороздящих моря. Поначалу он немного опешил от злобного бешенства первого шквала, однако быстро взял себя в руки, позвал матросов и бросился вместе с ними закрывать те отверстия на палубе, которые не были закрыты раньше.

– Давай, ребята, помогай! – громогласно кричал он, направляя работу и думая: «Этого-то я и ждал».

Однако с каждой минутой он все яснее осознавал, что буря превзошла его ожидания. С первого же порыва ветра, коснувшегося его лица, мощь урагана нарастала со стремительностью лавины. Судно, заливаемое водой от носа до кормы, не перекатывалось с боку на бок, а металось и зарывалось в воду, словно обезумев от ужаса.

«Дело нешуточное», – подумал Джакс. Пока он перекрикивался с капитаном, над водой сгустилась кромешная тьма, будто погасли все светила в мире. Он был рад, что капитан рядом. Ему стало легче, словно этот человек, выйдя на палубу, принял на свои плечи всю тяжесть шторма. Именно в этом престиж капитанской должности, ее привилегии и бремя.