Чайнатаун в Нью-Йорке огромный! О божжжжечки, но что же за адский холод! У меня отмерзает всё напрочь. В лавках не согреться. Их почти нет, а в тех, что есть, тоже холодно. Большинство продавцов торгует прямо на улице. Сочувствую им всем сердцем. Холодно очень! Правда, не знаю, как они выдерживают. Я бы не смогла.

По-быстрому пробежав по Чайнатауну и Маленькой Италии в целях расширения кругозора, я так замерзла, что второй раз за всё время решаю воспользоваться метро. Захожу на станцию и понимаю, что отсюда поезда едут не в мою сторону. Перехожу улицу, стою у схемы и не могу в ней разобраться. Чувствую себя очень расстроенной, что не могу сориентироваться… в метро! Кажется, у меня напрочь отмерзло всё, включая сообразительность. На станциях холоднее, чем на улице. Делаю вывод, что пешком будет надежнее. И почти бегом мчусь в отель.

Как всегда, забежав в тёплый холл, наливаю себе горячий шоколад, бегу в номер, раздеваюсь на ходу, включаю кондиционер на 74 градуса и вламываюсь в душевую, словно это единственное спасение в замерзающем мире. Вода обжигает, даже прохладная. Быстро согреваюсь. Слава богу, я жива.

Погода существенно испортила поездку. Особенно ощущаю это теперь, когда через четыре часа уезжать! В день отъезда мироздание наконец сжалилось, отключило мороз и на прощание включило тепло. Еще вчера на Манхэттене была настоящая russian winter. Но вот я выхожу из отеля как всегда закутанная и с горячим кофе, чтобы греться, а на улице… апрель! Апрель!!!

Как много скрывал Нью-Йорк за непогодой! Теперь это совсем другой город. Моё настроение и восприятие меняется настолько кардинально, что проходя мимо молодежного магазина, покупаю себе свои первые в жизни джинсовые ультра-мини-шорты! Когда-нибудь в солнечной Калифорнии пригодятся! Надо только попку подкачать, чтобы было вот так, и будет супер!

Мне остается совсем немного. Брожу по улицам, словно пьяная. Глаза полны слёз, потому что всё только начало мне открываться! Я ни минуты не бездельничала в Нью-Йорке. Ходила в библиотеки и музеи, гуляла по улицам, паркам, достопримечательностям и грандиозным магазинам, беспрерывно удивлялась и поражалась, и всё равно в этот последний день понимаю, что не успела увидеть ни-че-го. Потому что для Нью-Йорка нужно очень много времени! Самолет домой – худшее, что могло случиться со мной в этот теплый солнечный день. Я ощущаю потребность здесь пожить! Хочу остаться. Не хочу, не хочу уезжать!

Еще вчера весь день скрывалась от мороза в научном музее, а сегодня, раскрыв куртку, сняв шапку и размотав огромный шарф, нежусь в Брайант парке, любуясь фигуристами.

Ёлку на Рокфеллер плаза убрали, флаги сменили. Но я всё равно снова обхожу всю площадь и напоследок дополняю свое желание всякими подробностями и нюансами.

Стою посреди Таймс сквер с закрытыми глазами, с наслаждением слушаю вой пожарных машин.

–Не хочу, не хочу, не хочу уезжать. Господи, как я не хочу уезжать! Я даже на мюзикл не сходила! Можно я еще побуду?

Ну что же в тебе, Нью-Йорк такого? Кажется, я знаю. В тебе – энергия.

Этот город в потоке, он живой. И я, как петербургский дементор, вдруг оказалась на этом празднике жизни. Стою посреди улицы и жадно всем своим существом пожираю энергию. Впрок! Могла бы, закатала бы, как закрутки и сложила бы на полочки в подвале! Пока, милый Нью-Йорк, увидимся, я надеюсь, как-нибудь летом.

Иду в отель за чемоданом, сажусь в метро и пересаживаюсь в Бруклине на шаттл до аэропорта. Мне есть кого благодарить за Нью-Йорк. Спасибо! Это было прекрасно!

***

Вот сейчас главное – нормально выспаться! Новогоднюю ночь накануне перелета в Нью-Йорк провожу дома, только что вернувшись из Германии. Мои попугаи сходят с ума от петард и салютов, я не знаю как их успокоить и очень хочу спать.

Я только что из рождественской Европы. Европейцы, в большинстве своем, лапочки. К декабрьским праздникам относятся с нежностью. Им бы точно не пришло в голову палить петардами на улицах и бросать их в капюшоны прохожим. Такую историю наблюдала сама лично и помню очень отчетливо. Потому что какие-то недоросли-психопаты меня чуть не оставили без мамы!

Не люблю взрывы. Даже если они – праздничные. Обычно ситуация обостряется еще и тем, что кто-то в конце концов начинает стрелять из оружия. А это уже вообще не весело. Знаю случаи, когда баловались не холостыми, нашу знакомую так чуть не убили в собственном дворе.

Опять же, почему никто не думает о животных, когда веселится отвратительными петардами? Они, бедные, так страдают от страха, и им ничего не объяснишь. Салюты гораздо спокойнее по звуку, а эффекта больше. Используйте тогда уж их, раз вам так хочется праздника.

Начинаю злиться. Мне, в самом деле, очень нужно выспаться. Я всегда в эту ночь сплю, потому что первого января всегда куда-то еду. И мне всегда мешают отдохнуть.

Четыре утра. Понемногу начинают стихать воинственные звуки с улицы. Мой шкаф украшен гирляндой. Наблюдаю за огоньками, стараюсь залипнуть на них и уснуть, вспоминая путешествие, из которого сегодня вернулась.

Рождественская Европа – моя традиция не первый год. Я очень страдала, что не смогла поехать в Адвент. Праздник устроила своими усилиями. Купила и повесила гирлянду, хотя никогда этого не делала. Я привыкла встречать рождество в Европе в декабре. А после уже ощущаю себя как в старый новый год, когда вроде надо что-то еще праздновать, а охота уже зевать. Поэтому раньше в Питере ничего такого давно не отмечала, в том числе Новый год. А сегодня, 24 декабря, сходила в ресторан, поужинала, заказала глинтвейн. И пошла в католическую церковь слушать службу.

Я не религиозна. Но Адвент для меня – эмоции, состояние души, воспоминания, это мои чувства. В этом году и дома, в России, стараюсь прочувствовать праздник настолько, насколько это будет возможно.

Ничто не предвещало. Но вечером 26 декабря внезапно я вылетаю во Франкфурт. Пока не разобрали праздник, успеваю на блины с нутеллой. Какое счастье пить какао из ярких местечковых кружек и болтаться по ярмаркам!

–Давай в Дюсик проедем через Кёльн. Он сам по себе ничего особенного, но собор ты должна увидеть!

Собор оказался похож на страсбургский. Нужно знать хорошо подробности, иначе такому невнимательному к деталям человеку, как я, можно не заметить между ними разницу. Посидеть в соборе у меня не получилось, шла служба, а я не умею врать, что не турист. Зажмурила глаза на входе, загадала Нью-Йорк на Новый год и вышла. Гулять по Кёльну показалось бессмысленно, старый город не сохранился. Поэтому сразу поехали дальше и вечером уже были в Дюссельдорфе.

Впервые нахожусь в северной части Германии. Оказывается, я совсем холодна к ней. Здесь нет той уютности и самобытности, что сохранилась на юге. Наверное, если бы мой первый визит был сюда, я не влюбилась бы в Германию так, как влюблена, и не стала бы сюда больше тянуться.

Дюссельдорф – это приятные улочки, Рейн, колесо обозрения, сохранился даже старый город. Он мне нравится, но провести здесь два дня было бы слишком. Между кучей дел мы куда-то едем. Интересно, куда.

–В Голландию.

–В Голландию?!

–Да.

–Серьёзно? Прямо сейчас?

Мы мчимся в машине, заодно меняем мне обратный билет, чтобы у меня была возможность вылететь отсюда, а не ехать поездом обратно во Франкфурт и … да, мы едем в Голландию! С ума сойти!

–Это мой юбилей путешественника, представляешь?

–В смысле?

–Моя двадцатая страна.

–Ты считаешь?

–Ну не смейся, считаю. Это важно. Мне интересно, сколько я посетила стран.

–Но ты конечно замучаешься перечислять города, которые посетила в этих странах. О чем бы мы ни заговорили – ты везде была!

–Ты меня поймёшь: чем больше я где-то была, тем, мне кажется, меньше видела. Это наркотик. Дозу теперь остаётся только увеличивать. А куда мы едем в Голландию?

В Амстердам, в Амстердам, пожалуйста, скажи это!