Я, пошевелив пальцами ног, ответила вопросом на вопрос:

– Господин Вискольд точно не маг?

Камеристка охнула, будто я только что оскорбила достопочтенного лекаря самым грязным ругательством семи королевств. Сделав глубокий вдох, она проговорила:

– Смею вас заверить, миледи Гриндфолд, уважаемый господин Вискольд не имеет ни малейшего отношения ни к магии, ни к чему-либо другому, хотя бы отдаленно напоминающему ее.

Сказала она это таким тоном, что показалось, имеет претензии к моей принадлежности к сословию магов, но не смеет говорить об этом вслух. Чтобы не нагнетать обстановку, которая итак не слишком веселая во всей Черной Пустоши, я сделала вид, что не заметила настроения камеристки.

Едва я поднялась, служанки налетели на меня, как рой пчел, с гомоном и какими-то песнопениями, принялись облачать в ритуальную сорочку, такую же, как вчера, но с круглым вырезом в середине спины. Расчесывали мне волосы, совали руки в перчатки, словно я беспомощная кукла и сама не справлюсь с такой простой задачей.

Спустя минут двадцать я стояла в середине покоев, полностью одетая для завершения ритуала, смысла которого до сих пор не поняла.

Диларион смотрел на меня с явным недовольством, по-собачьи сидя на одеяле. Дракончику определенно не нравилось скопление кудахчущих камеристок, не нравилось мое облачение, на которое он шипит так же, как на мистрис Одли. Не нравилась и сама мистрис Одли, но, судя по выражению лица камеристки, эти чувства были взаимными.

Я послала ему виноватый взгляд, мол, ничего не поделать, теперь мы живем тут. Диларион фыркнул и демонстративно прошагал на другую сторону кровати, где развалился на подушке и сделала вид, что уснул. Но левый глаз время от времени открывается, выдавая недовольный интерес к происходящему.

– Мы готовы? – спросила я мистрис Одли даже не скрывая иронии. – Или нужно еще что-то? Например, намазать левый мизинец маслом лаванды или сплясать на одной ноге?

У той брови приподнялись, рот приоткрылся, а губы округлились, разгладив сетки морщин до самых щек.

– Откуда вы знаете о ритуале для улучшения плодовитости свиней? – спросила она с явным недоумением.

Я всплеснула руками и проговорила, направившись к дверям:

– Святое воинство… Пойдемте уже, завершим это купание в ледяной воде.

Камеристки не успели открыть передо мной двери, поэтому я распахнула их сама, чем вызвала перепуганные вздохи всего выводка. Спеша исправить ситуацию, они бегом догнали и обступили меня вокруг, как в первый раз. В таком же сопровождении мы вышли на улицу.

Небо еще бледное, воздух раннего утра холодный и сырой. Когда порыв ветра распахнул плащ и влетел под подол, по коже прокатился озноб потому, что панталоны вновь надеть не дали.

К моему облегчению, людей на улицах почти не было, и мы двигались быстро. Горожане встретились лишь пару раз. Первым оказался пекарь, который открывал лавку, наполняя улицы одуряющим запахом свежей выпечки. Голодная с прошлого вечера, я ощутила, как рот наполнился слюной, а в желудке протяжно заурчало.

Мои сопровождающие даже не оглянулись, когда мы проходили мимо лавки. Зато пекарь склонился в глубоком поклоне.

Второй стала маленькая девочка с рыжими косичками, которая сидит на огромной бочке и облизывает леденец. Она с любопытством провожала нас взглядом, а я думала о том, каким этот леденец должен быть вкусным.

Но больше всего мысли занимал маг, который, пока я нежусь в постели и совершаю непонятные ритуалы, вынужден сидеть в подземелье и ждать своей участи. Едва представила, как его вновь поведут к столбу, сердце сжалось, и я едва удержалась, чтобы не произнести боевое заклинание, которое позволит разрушить стену, отделяющую его от свободы. Но вовремя вспомнила о запрете и медальоне.

Ладонь механически дернулась к цепочке на шее. Мистрис Одли, которая идет справа, заметила, но, видимо, оценила этот жест по-своему и сказала:

– Мы почти пришли.

Вынырнув из размышлений, с удивлением обнаружила, что и впрямь спускаемся к реке.

Но в этот раз мы двигались к другому месту. Если в первый раз меня купали прямо в реке, то сейчас шли к тихой заводи, которая образовалась на внешнем крае излучины. Когда спустились ниже, оказались на маленьком песчаном бережке, окруженном ракитником и ивами. Природа естественным образом создала уютное место для купания, сокрытое от посторонних глаз.

По всей видимости, удивление отразилось на моем лице потому, что мистрис Одли проговорила с явным удовлетворением:

– Это заводь Смирения. Сюда приходили все невесты правителей Черной Пустоши и завершали ритуал Омовения. Здесь вы обретете кротость, обуздаете недостойные леди порывы и желания.

– Очень интересно, – сказала я, стараясь улыбаться, хотя слова камеристки не понравились.

Он продолжила:

– Мы останемся здесь, в самом начале берега, чтобы не беспокоить вас. Вам же придется разоблачиться самостоятельно и войти в воды Съакса. Там, как и вчера, следует совершить три погружения, моля богов в первый раз за страждущих, второй за тех, кто в пути и в третий, за тех, кого…

– Одолели недуги, – закончила я. – Вы повторяетесь, мистрис Одли. Я вчера прекрасно запомнила, что вы сказали.

Камеристка нахмурилась, а я молча и быстро скинула плащ. Затем ступила в воду. Ледяной холод обжег кожу и, по мере того, как шла вперед, поднимался выше. После ночи вода настыла и теперь кажется, что само небытие впивается в тело, вливается в вены и течет к сердцу.

От холода оно застучало с такой скоростью, что едва не пробило грудную клетку. Но я сцепила зубы и шла, пока не оказалась в воде по горло. Дыхание перехватило. Снова захотелось прочесть заклинание и избавиться от мук, на которые меня обрекают суеверные люди Черной Пустоши, но в последний момент удержалась.

Затем прошептала замерзшими губами:

– Светлые боги, даруйте благо страждущим.

Набрав воздуха, я нырнула. Ледяная вода сомкнулась над головой. Если вчера после погружения холод отступил, то сейчас он превратился в голодного монстра, который, как пожиратель магии, впился тысячами зубов в беззащитную кожу. По телу прокатилась волна озноба, и я выскочила на поверхность, хватая ртом воздух.

– Светлые боги… – выдохнула я, и изо рта вывалил клубок пара, – защитите всех, кто в пути…

И вновь нырнула. Холод стал сильней, и пальцы ног онемели, а сердцебиение усилилось так, что перестала его замечать. Чтобы не околеть, я снова рванулась вверх.

– Светлые боги, – едва слышно проговорила я, – исцелите больных.

Меня дернуло в воду, словно я мигом потяжелела и превратилась в железную. Ледяная поверхность в третий раз сомкнулась над головой, а мне показалось, что я действительно утратила человеческую плоть и обрела другую, холодную, неподвижную и твердую. Настуженная вода больше не обжигала, мысли потекли медленно, словно тоже замерзли и окаменели. Каким-то задним умом я понимала, что конечности свело судорогой и всплыть не получится. Но шевелиться не было сил.

Перед глазами поплыли цветные круги и воздушные пузыри, которые я, видимо, выпускала изо рта. Когда готова была сомкнуть веки и забыться вечным сном, в толще воды возникло лицо девушки. Белое, с голубыми глазами, обрамленное таким же белым облаком волос.

Длинный сарафан колышется в воде, иногда поднимаясь до самых колен и обнажая ноги, которые выглядят, как коровьи. С копытами и белой густой шерстью, которая шевелится в толще воды.

Она приблизилась ко мне и улыбнулась.

– Поплавать решила? – спросила она, не открывая рта.

Я ответить не смогла, а она продолжила:

– Сестра с Загрийких островов сказала, ты хороший маг. Только вода для тебя здесь холодная, давай-ка помогу выбраться.

С этими словами она ухватила меня за ноги и с силой вытолкнула наверх.

Воздух ворвался в легкие, как сама жизнь, которая наполняет собой каждую крупицу мира. Лицо обожгло ветром, но судороги прошли, и я в полубреду добралась до берега. Камеристки мигом обступили меня, стянули мокрую одежду, надели сухую, и укутали в плащ, подбитый овечьей шерстью.