В один из дней, когда дождь был не такой яростный, Дин провел несколько часов в долине, снимая семью Миранды. Фото получились очень теплые и уютные, вся серия могла стать удачной при хорошей подаче. Дин возлагал большие надежды на проект с семьями местных жителей.

Бретт отказывался верить в то, что дождь может идти так долго. Дину не раз приходилось открывать дверь и демонстрировать потоп снаружи. Из солнечного Окленда местная сырость казалась плохой декорацией, глупой шуткой, и Бретт каждый раз божился, что перестанет считать Веллингтон дождливым местом. В Новой Зеландии все шло своим чередом, и Дин уже не чувствовал себя частью той страны. Открытки, пришедшие незадолго до Хеллоуина, казались чужими и слишком яркими.

Возможно, эта жизнь могла бы считаться скучной, если бы не Эйдан. Он появлялся каждый день, и даже когда вся семья отправлялась на охоту к северным скалам (морские лошади охотились на тюленей, чтобы усмирять свои инстинкты), умудрялся показываться ненадолго, чтобы Дин не чувствовал себя одиноким. В такие дни хорошо было ходить на маяк к Крэйгу и Уилс, которые были пресноводными лошадками и предпочитали в море не соваться без особой надобности. После совместных вечеров у Дина появлялись совершенно дикие фото лошадей в природе, и он жалел, что не может показать их все, опасаясь нашествия в эти края зоологов-энтузиастов. Сара больше не срывалась при нем, предпочитая игнорировать по мере возможности. Дин был благодарен ей за это и в глубине души надеялся, что в его отсутствие она не срывается на Эйдане. Больше всего беспокойства порождал, как ни странно, Люк. Он не говорил обидных слов и не демонстрировал неприязнь, но его пристальный, печальный взгляд сильно тревожил Дина. Казалось, что Люк просит его уйти, и именно этот молчаливый протест стал единственным, затронувшим мысли. Неясное пока предчувствие бродило в крови, Дин по утрам подолгу разглядывал себя в зеркале, пытаясь увидеть намек на ужасные последствия связи с потусторонней тварью, но находил только легкие синяки и пунцовые засосы.

Книги мало чем помогали в этом вопросе: большинство сходилось на том, что связь с водяной лошадью опасна для человека, но главным образом это было связано с тем, что кони любили поедать партнеров. В единственной книге в библиотечном архиве нашлось упоминание о девушке, которая жила с конем целый год и «зачахла до смерти, потому что ни один лекарь был не в силах ей помочь». Нигде не объяснялось, что за хворь приключилась с бедняжкой, и даже мистер МакКеллен не мог ничего сказать по этому поводу: во время тех событий, будь они правдой или нет, он жил на Оркнейских островах. Эйдан бегло ознакомился с историей и сказал, что глупый конь сам виноват, потому что наверняка потихоньку покусывал любимую, чего с ним произойти никак не может. Люк молчал, только чуть склонял голову, вежливо сомневаясь в его словах.

Так или иначе, Дин не обнаруживал у себя ничего страшнее насморка и легкого озноба.

— Это все дождь и ветер, точно тебе говорю! — ворчал Эйдан. — Ты у меня растение тепличное, к такому не привык. Вот перезимуешь и станешь местным, будет все хорошо!

Несмотря на это, он все же затащил Дина к доктору Каллену, который тоже не нашел ничего критичного в насморке.

— Я бы прописал теплый дом, кальсоны и не разговаривать на улице. Но вот есть у меня специальный сбор как раз на такой случай... Тыква, верни мою мерную ложечку! Так, вот он. Пахнет не очень, зато хорошо согревает. Заваривать лучше водой, хотя знавал я одного дайвера, который заливал его горячим пивом.

— И как дайвер, ему помогло? — поинтересовался Дин, рассматривая смесь в пакетике.

— Конечно! Умер от цирроза печени пару лет назад, но никакая простуда его больше не брала!

Сбор был похож на измельченные отходы швейной промышленности: цветные волокна, пух, кусочки, на вид напоминавшие старый слипшийся поролон. В заваренном виде пах он не просто не очень, а весьма отвратительно — старыми тряпками, вареной капустой и йодом, — но на вкус был терпимый, разве что чуть горьковатый. Дин добавлял ложку сахара и медленно пил маленькими глотками, чувствуя, как тепло растекается по телу, спускаясь от горла к животу и дальше, захватывая все до кончиков пальцев. После этого странного чая прекращались все проявления простуды, и Дин, отогревшись, спокойно обрабатывал фото, готовил и общался в сети.

Спустя пару дней Дин уже не удивлялся странному составу сбора мистера Каллена и охотно прикладывался к нему каждый раз после выхода под дождь и ветер снаружи. Эйдан, сунув нос в пакет, авторитетно заявил, что состоит чай в основном из морских растений, водорослей и губок, отсюда и непривычный вкус.

Ночи больше не были холодными для Дина, а дурные сны не тревожили. Он засыпал в горячих объятиях Эйдана, и хоть потом тот уходил на берег, тяжелые видения боялись соваться в дом. Утром (стоило только проснуться позже обычного) из кухни пахло кофе, доносился звон посуды и бормотание Эйдана, и Дину нужно было всего пару раз глубоко вздохнуть для того, чтобы увидеть его на пороге спальни.

Это было спокойное время.

— Завтра Самайн, — сказал Эйдан однажды вечером.

— А? — Дин поднял голову от монитора, где застыла забавная физиономия овцы.

— Особый день. Зима начинается, в этих местах многие отмечают.

— Хм, ясно. Я должен что-то делать, или ты сообщаешь, что будешь занят и не придешь?

— Ты особенный человек, тебе нужно присутствовать! Ну, то есть, хорошо бы, если ты сам этого хочешь.

Эйдан сидел на диване и честно старался не мешать. Он выпросил у Дина книгу «про эльфов», и с интересом читал, иногда отмечая что-то на полях карандашом.

— Ладно, мне интересно. Где это будет и что я должен делать?

— Ну, мы будем отмечать неподалеку, на склоне — костер, посидим. Тебе ничего особенного делать не нужно, ты можешь быть просто гостем, — Эйдан улыбнулся. — Но тебя могут пригласить и твои соседи, знаешь?

— Ты пригласил меня первым.

— И что ты ответил?

На секунду стало так тихо, что можно было разобрать шепот дождя за окнами.

— Я согласился, — Дин встал из-за стола и уселся с Эйданом рядом.

Черное кудрявое море пахло солью и водорослями, хоть и не так резко, как сбор доктора Каллена. Эйдан привычно делал вид, что не замечает намеков Дина и его беглых ласк: такая особая тактика водяной лошади, к которой безбоязненно подходят до тех пор, пока не становится слишком поздно. Эта игра не надоедала обоим, потому что перерастала в нечто куда более приятное. Дождь за стенами дома лил так, будто сегодня он существовал последний день.

Утро перед праздником пришло поздно и было тусклым и хмурым. Дождь прекратился, только сильный ветер гнал тучи на запад, а море недовольно рычало, затаившись в скалах. Дин на свежую голову просмотрел обработанные вчера фото и, признав их удовлетворительными, отослал заказчику. Эйдан где-то носился (как всегда по утрам), так что завтрак пришлось готовить самому. Адам теперь заходил только по вечерам, и, хоть в этом были свои несомненные плюсы — например, невозможность застать двух полуголых парней вместе, — без его домашней выпечки Дин немного скучал. Омлет, бекон, домашний хлеб, джем — почти каждый день одно и то же.

Эйдан долго топал на крыльце, вытирая ноги, и ворчал что-то на своем языке. Когда он вошел, Дин поедал уже третий бутерброд с маслом и вареньем.

— Ты долго.

— Так получилось, — хмуро отозвался Эйдан, с усилием отводя взгляд от губ Дина.

— Куда ты все время убегаешь по утрам? Купаться?

— Почти, — поплескав водой на руки, Эйдан сел рядом и засопел.

— Ну расскажи мне!

— Не за едой, Дин, — в смущенном виде он смотрелся еще лучше.

— Ты что, ел кого-то?

— Нет!

— Тогда в чем проблема?

— Дин, я не человек! У меня... отличаются процессы в организме.

— То есть?

— Некоторые вещи я не могу делать в таком виде, — неохотно признался Эйдан.

— Например?

— Дин, ну не за здесь же! Подумай, куда ты бежишь первым делом, едва проснешься?