– И, как же зовут этого смелого студента? – мрачным тоном спросил представитель власти.
– Андре, господин де Вильере, он является предводителем студентов. – Не задумываясь, ответил Ришар.
– Приведите его ко мне завтра! – ледяным голосом произнес прокурор. – Сейчас я отправляюсь домой, а завтра вы притащите мне это ничтожество. Можете избить, но не до смерти, это я возьму на себя.
Мрачно ухмыляясь, де Вильере вывел Ришар из кабинета и закрыл дверь на ключ. Потом он быстрым шагом направился к выходу, не желая слушать других слов инспектора. Королевский прокурор, конечно же, знал, что даже если его супруга и когда-то общалась с этим студентом, то не подпускала его к себе. Ибо в невинности красавицы он был убежден на все сто процентов.
Темно-серое небо постепенно поглощали свинцовые тучи. Молнии тонкими лентами извивались на фоне облаков. Сейчас де Вильере желал лишь одного – сесть в свою карету, приехать домой и вновь встретиться с Агнессой. Какое-то неистовое желание доказать, что она принадлежит только ему, захватило разум мужчины. Он хотел снова почувствовать себя властелином ее тела, души и самое главное – мыслей, таящих в себе много воспоминаний о том, что так интересовало его. И не меньше прокурор желал услышать ее звонкие сладострастные стоны, наполненные безумным желанием и трепетным удовольствием.
Тем временем Агнесса проснулась. Взволнованно она осмотрелась по сторонам: все вокруг свидетельствовало о том, что теперь она – госпожа де Вильере. Девушка попыталась сесть на край постели, но почувствовав сильную боль внизу живота, легла обратно, прикрывая руками лицо. Красавица желала прикрыть стыд, заливающий краской ее щеки, и стереть слезы, падавшие на шелковую ткань. Неужели, это произошло, и господин де Вильере вчера взял ее? Тело до сих про помнило его ласки, поцелуи, прикосновения и, похоже, желало ощутить их вновь.
Девушка смотрела в потолок изумрудными глазами, в которых отражалась пустота. Даже в хрустальных слезинках не было ничего, кроме душевной боли. Агнесса не знала, что ей сейчас делать, как вести себя: быть покорной игрушкой или искренне любящей супругой? А смогла бы красавица полюбить королевского прокурора, или, может быть, она уже полюбила его? Нет, ее сердце не питало любви к этому жестокому мужчине. А, почему же тогда вчера ночью, она поддавалась ему, позволяя управлять собой? Что в тот момент повелевало ею? Скорее всего, то была не любовь, а другое, более пламенное и греховное чувство – сладострастие, похоть, или просто – безумное желание узнать, что такое брак, почувствовать жар объятий супруга. И теперь для девушки это желание было превыше всех остальных; она уже не думала ни о несчастной матери, ни о бедном Леруа, ни о любимом Андре. Отныне ее единственной страстью и мечтой стал де Вильере.
Агнесса слегка поднялась на локтях, упершись в мягкие шелковые подушки. Она вновь пробежала глазами по комнате, большая часть спальни была выполнена в огненных цветах: ярко-красные шторы, скрывающие вялый солнечный свет, стены бордового цвета, мебель из красного дерева, картины, в которых преобладали золотистые тона, огромный алый полог над кроватью, одеяло, простыни и подушки такого же цвета. Единственное, что выделялось среди этих ярких красок – серебристое платье, лежавшее на спинке кресла. Оно блестело, когда слабые солнечные лучи едва касались его. Сомнений у красавицы не возникло, это, точно, был подарок де Вильере.
Она вновь постаралась встать, на этот раз у нее получилось. Агнесса медленными, хромыми шагами подошла к платью, желая лучше рассмотреть его; дорогая серебристая ткань была усыпана мелкими бриллиантами, напоминающими капельки дождя, а рядом с ними, изящными линиями извивался узор черного цвета. Но в этом элементе одежды были и части, к которым девушка не привыкла: длинные узкие рукава, тугой корсет и небольшой вырез на груди в виде сердца. Несмотря на незначительные мелочи, красавица решила надеть это платье. Преодолев боль, она даже сумела зашнуровать корсет. Затем Агнесса подошла к зеркалу – платье сидело идеально, корсаж превосходно повторял все изгибы ее тонкого стана, а пышный подол лишь делал силуэт красавицы более хрупким.
Девушка не пожелала долго оставаться в спальне, в которой все напоминало о событиях прошлой ночи. Она нерешительно направилась в сторону двери, не зная, куда та ведет. Красавица не боялась выйти из комнаты, при этом даже не предполагая, на каком этаже дома она находится. Агнессе повернула ручку двери, та поддалась и открылась. Молодая графиня вышла из спальни и побрела вдоль темного узкого коридора, которому, казалось, не было конца. На стенах висели огромные пейзажи и портреты с изображением незнакомых девушке людей. Но, как будто по воле какой-то невиданной силы, она остановилась возле одной картины, привлекшей ее внимание. То был портрет де Вильере: он стоял возле стола, одной рукой он опирался на край стола, а в другой держал белые перчатки. Лицо его, как и всегда было строгое, в глазах его сверкало правосудие.
Агнесса сделала еще пару шагов, остановившись у второй картины. На этот раз пред ее взором появился портрет женщины, даже, можно сказать, девушки, которой на вид было не больше двадцати: белые волосы обрамляли бледное лицо, серо-голубые стеклянные глаза, маленький острый носик и алые губы, выделяющиеся на светлой коже, будто капли крови на снегу. Кровь, теперь это слово пугало красавцу, от малейшего воспоминания о нем, по спине графини пробегали мурашки, напоминающие уколы тысячи мельчайших иголочек. Она продолжала смотреть на картину; вокруг девушки не было ничего, кроме светло-серого тумана, размывающего контуры подола легкого белоснежного платья. Какие-то мрачные чувства вызывала у Агнессы эта картина, то ли из-за большого преобладания белого цвета, то ли из-за печального выражения лица девушки, опустившей голову вниз и смотрящей в пол. Что же именно в этой картине напугало молодую графиню? Скорее всего, глаза девушки, чистые серо-голубые, почти белые и как-то по-своему мертвые. Наверное, у любого, кто посмотрел бы в эти глаза, в сердце поселилось бы мрачное и таинственное тишины, тревоги и страха. И все же, в этом призраке с картины было что-то притягивающее, что-то близкое…
Красавица прошла дальше по коридору, надеясь выкинуть из памяти этот зловещий образ белокурой леди с картины. Но теперь, когда девушка шла, надеясь найти выход на улицу, она уже не могла не оглядываться, боясь, что за ней кто-то следует. Теперь она чувствовала этот мертвый взгляд на своей спине. Молодая графиня хотела поскорее выйти из этого дома, отдышаться на улице и просто побыть одной, за пределами мрачной усадьбы королевского прокурора. Она спустилась по лестнице и вскоре вышла в огромный сад.
Казалось, это было единственное место в имении де Вильере, где царил покой, и солнечный свет переливался яркими красками. Девушка села на скамейку, возле клумбы из белых роз и небольшого золотого фонтана. Зелень деревьев приятно успокаивала зрение, а звонкое пение соловья, словно музыка, ласкало слух. Агнесса невольно представила, что стало бы, если эту прекрасную птицу посадили бы в клетку. Что же случилось бы? Ответ прост – соловей бы погиб. На глаза графини навернулись слезы, они скатывались по ее щекам и падали на серебристый подол, повторяя блеск черных узоров. В этих слезинках не было боли, нет, в них была лишь обреченность, что, возможно было хуже. Ведь, когда человек чувствует боль, он еще имеет желание и силы бороться, а, когда его разум охватывает обреченность – шансов на спасение не остается. Теперь жизнь Агнессы превратилась в ужасное заключение в клетке, из которой невозможно вырваться. Отныне ее свобода была заключена в плен страсти королевского прокурора.
