Виктор чувствовал судорожное дыхание красавицы, каковое обычно настигает захлебывающегося смехом сумасшедшего или жертву агонии. Стихали крики, мольбы. Гнев постепенно рассеивался. Девушка с ужасом осознавала свою беспомощность, закрывая лицо руками от стыда. Она прекращала метаться по подушке. Не было смысла ни взывать к его милости, ни проклинать. Бесполезно!

Полностью раскрытая, доступная для самых безумных прихотей королевского прокурора Агнесса лишь ждала, когда нечто, напоминающее удар молнии, пронзит ее. Время тянулось мучительно долго. Он все рассматривал ее, не спешил. Вдруг девушка ощутила прикосновение горячих пальцев к краям нежных лепестков. Мягкие подушечки круговыми движениями дразнили шелковую плоть. Зачем он делал это? Прекрасная жертва не могла понять, к чему эта сладкая пытка, рождающая трепет в груди. Она боялась представить, как преступно, неправильно все это выглядело со стороны. Коварная улыбка накрывала мужские губы, прильнувшие к обнаженному бутону. Острый кончик языка медленно обследовал нежные складочки. Тонкий запах едва выступившей влаги одурманивал де Вильере. Терпеливые ласки продолжались до тех пор, пока пушистые ресницы красавицы дрогнули. Губы приоткрылись, будто ей в какой-то момент не хватило воздуха. Он заметил, как по телу, охваченному мучительной истомой, пронеслась легкая судорога.

– Ну, моя упрямица, вижу, тебе понравилось. – Торжествующе прошептал мужчина, приподнимаясь и изучая ее накрытое шалью смущения личико.

Девушка невольно устремила взгляд на его губы, на которых блестел ее первый сок сладострастия. Как ей хотелось отрицать это, не верить в собственную слабость. Это был лишь сон!.. Страшный кошмар! Эта надежда мгновенно гасла. Она поддавалась ему. Сотни упреков проносились в голове. Досада въедалась в мысли: тело предало ее. Не теряя времени, де Вильере впился в задрожавшие от возмущения уста красавицы, передавая ей солоноватый вкус. Хрупкая плоть обмякла в его жадных объятиях. Воспользовавшись этим, он осторожно, словно больше всего боялся повредить невинный плод, ввел в него указательный палец. Агнесса тут же постаралась отодвинуться от него. Одной рукой он обхватил ее талию и, не позволяя вырваться, притянул к себе. Мужчина аккуратно ласкал изнутри ее девственный цветок. Палец иногда задевал тонкую преграду, что особо возбуждало прокурора.

Тут раздался спасительный стук в дверь, который заставил королевского прокурора остановиться.

– Господин де Вильере, – послышался голос Луизы, – вы просили напомнить вам, что через час вы должны вернуться на службу.

Он, опомнившись, отпустил девушку, позволив вырваться из его объятий. Виктор остался на месте, даже не шелохнувшись, а затем достал из кармана редингота часы. Действительно, час уже пролетел, и ему нужно было торопиться на «любимую» службу: вновь выслушивать доносы и копаться в документах.

В этот момент в комнату вошла Луиза, окинув взглядом дрожащую от волнения и испуга дочь. Красавица, поджав ножки, старалась прикрыться порванным платьем. Она не смотрела в сторону прокурора. Боялась или просто не хотела? От стыда хотелось рыдать, биться в истерике. Что-то мешало. Гордость. Желание показать этому коварному человеку, что ему не удалось еще до конца сломить ее. Хотелось спрятаться где-нибудь от сверкающих глаз Виктора…

Три дня пронеслись как три минуты. Три ужасных дня, которые для Агнессы стали самыми мучительными за всю жизнь. Она боялась брака, в котором, как она считала, не могло быть любви. Де Вильере приходил каждый день по несколько раз и постоянно игрался с ней, как кот с мышкой. С чего девушка взяла, что после свадьбы ее отношение к прокурору не изменится? Почему она считала, что если этот мужчина завладеет ее прекрасным телом, то он не сможет похитить ее хрупкое сердце?

Возможно, это была та самая слепота, свойственная молодым и красивым девушкам, не желающим замечать возле себя тех, кто их мало интересует. Как слепа любовь! Она всегда связывает своими невидимыми нитями людей, из которых один любит, а другой – ненавидит. Именно так эта злодейка позабавилась над де Вильере, заставив его возжелать Агнессу. Она привила ей интерес к молодому революционеру, из-за чего образовался своеобразный треугольник, который скоро должен будет разорваться. Скоро один из углов этой фигуры просто сотрется, как рисунок карандашом на бумаге. Но кто? Обреченный на страсть к молодой красавице королевский прокурор, та самая красавица, которую судьба приговаривает к неравному браку, или будущий революционер, готовый отдать жизнь за свои убеждения? Кто-то из них должен погибнуть или от любви, или от пули.

Агнесса уже час лежала на постели, укрывшись одеялом и с тоскою рассматривая алую розу, подаренную ей де Вильере. Красивые ярко-красные лепестки горели в тусклом свете небольшой свечи, остренькие ноготки девушки едва касались зеленых листьев, будто боялись коснуться острых шипов. В дверь постучала Луиза, и красавица, растерянно двинув рукой, уколола палец шипом. Она тихо вскрикнула, посмотрев на руку, на месте ранки начала алеть кровь. В комнату тихо вошла Луиза, с сожалением глядя на дочь. Увидев, что девушка подносит к губам уколотый палец, на котором уже образовалась небольшая капелька крови, женщина слегка улыбнулась.

– Укололась? – спросила мать, присаживаясь возле Агнессы.

Девушка кивнула, вновь глядя на палец. Луиза заметила, что губы дочери покраснели от капелек крови. Красавица, будто околдованная смотрела на розу, любуясь ее лепестками. Женщина вспомнила, как ее дочь, будучи маленькой девочкой, заворожено играла с новой куклой, какой чистой радостью наполнялись ее глаза! И даже сейчас она смотрела на этот обыкновенный цветок с тем же детским взглядом, наивным и стеклянным. Возможно, в этой розе была какая-то магия, заставляющая Агнессу внимательно рассматривать ее.

– Дорогая моя, – обратилась к ней Луиза, – неужели, тебе нравится только этот подарок господина де Вильере?

– Матушка, – тихо ответила красавица, – все подарки, которые за эти три дня преподнес мне господин прокурор, слишком дорогие для того, чтобы я прикасалась к ним. Все, а эта роза – самое простое, что он подарил мне.

– Неужели? – с ноткой иронии произнесла женщина.

Агнесса встала с кровати и подошла к шкафу, открыв его, достав большую, резную деревянную шкатулку. Девушка села рядом с матерью и протянула ей дорогостоящее изделие. Женщина открыла шкатулку, и комната осветилась ярким блеском алмазов, рубинов, изумрудов и сапфиров. Казалось, у самой королевы не было столько украшений. Луиза взяла ожерелье из ярко-синих сапфиров и поднесла его к шее дочери, как бы примеряя его. Стоит заметить, что девушке нравилось это украшение. Агнесса позволила матери надеть это украшение ей на шею. И как только женщина застегнула ожерелье, тонкую шею красавицы обвили дорогие сапфиры. Как же прекрасно это смотрелось – одни бриллианты украшали другой не менее дорогостоящий алмаз.

Но как же тяжелы были эти сапфиры, или это тяжесть испытывалась Агнессой не из-за веса, а из-за цены украшения. Она за всю жизнь еще ни разу не видела на столько дорогих драгоценностей. А сейчас де Вильере задаривал ее самыми лучшими бриллиантами Парижа. Хотя прокурор считал, что эта девушка – сама Афродита, явившаяся в этот мир, достойна больших подношений. Если бы де Вильере был бы королем, то даже через кровь и жестокость он бросил бы весь мир к ее ногам. Все, о чем бы она ни попросила его, прокурор сделал бы это. Даже попроси Агнесса его сброситься с крыши, позволив взамен хотя бы раз прикоснуться к ее телу, де Вильере бы сделал это, не раздумывая. Он был готов выполнять любые ее приказы, как преданный пес, стоя на задних лапках.