- И ты можешь назвать мне имя?
- Могу, но выдержишь ли ты такую ответственность? К тому же, мы не одни.
- Ну, Шали-и-ит, я тоже хочу узнать, - заныла модель, массирующая толстяку лысину.
- А готова ли ты, узнав эту тайну, пожертвовать всей своей жизнью? Поверь, девочка, если ты узнаешь этот секрет, твоя жизнь изменится в самую неожиданную сторону вплоть вообще до ее прекращения. Я не преувеличиваю.
- А если я буду молчать?
- А вдруг нас услышат? Или где-нибудь взболтнешь? Лучшей подруге за чашкой коньяка? И всё. Тебя убьют, моя милая, тебе этого хочется?
- Нет.
- А кому-нибудь из присутствующих?
А присутствующих волновало совсем другое. Две пары залезли на стол и принялись намазывать друг друга маслом, остальные помогали по мере сил. И Денис, всё еще чувствовавший в голове дурь от травки и ощущающий запах не то кориандра, не то зиры, совершил самую большую ошибку в жизни.
- А мне интересно, - сказал он.
- Правда? - Шалит расширил малюсенькие, заплывшие складками жира глаза до размеров рубля, но из-за темноты Денис не увидел пляшущие на дне зрачков признаки надвигающейся беды. - Но ты понимаешь, что никто не должен об этом узнать?
- Я умею держать язык за зубами.
- Тогда ладно.
Шалит взял со стола салфетку и написал на ней имя. Откуда он взял ручку, Денис так и не понял. Возможно из многочисленных складок. Шалит привстал и передал салфетку. Денис аккуратно развернул и прочел: "Демьян".
- Верни-ка мне ее, от греха, - сказал Шалит. Дима протянул бумажку обратно. Толстяк взял со стола зажигалку и сжег ее.
Дима взглянул на часы и вздрогнул. Он провел в клубе почти два часа, а еще долго стоял на парковке - жена может начать нервничать, еще как не позвонила.
- Прости, Шалит, но мне надо домой, - сказал Денис. Девушка на коленях приподнялась и чмокнула его в щеку. - Приятно было познакомиться.
- Мне тоже, Денис.
Они не пожали друг другу руки, Денис просто встал и пошел к стеклянной двери. Когда он скрылся, Шалит сказал, что отлучится на минуточку по физиологическим делам и поковылял к себе в кабинет. Там, встав напротив большого зеркального окна, он следил, как Денис садится в машину. Ткач записал в блокноте номер, взял мобильник и набрал ближайшего Ткача.
- Ало, Марит? - сказал он в трубку. - Я нашел героя.
Кахома, Чан и клан Слепой Дюжины
Ли вел Чана по залам музея холодного оружия, старик уже сбился со счета его презрительным улыбкам. Чан нервничал, а точнее - старательно делал вид, что нервничает. Молодой лев и старый лис - один показывает, насколько в себе уверен, но уверенность эта дутая, другой симулирует растерянность, а на деле нет и капли страха.
Чан не знал, что Кахома-младший связан с якудзой настолько плотно. Он слышал о клане Слепой Дюжины - любой богатый человек Японии или Китая слышал о нём, но чтобы Ли оказался таким ослом? Связаться с самыми квалифицированными убийцами в мире, с теми, для кого насильственная смерть - искусство и удовольствие, самоцель? Да, это высшая степень безрассудства, если не глупости. Однако, если разыграть эту карту правильно, можно добиться неплохих результатов. Тем более, что молодой глупец вряд ли даже верно представляет себе, кто такие конкретно эти якудза. А вот Чан о них много чего слышал. И частенько слухи эти переплетались с историями о Семи Толстых Ткачах.
До этого Ли ни разу не удостаивался чести посетить штаб-квартиру клана и, естественно, слегка нервничал. Но он гордился тем, что может прятать это под маской бравады и презирал Чана за то, что тот разучился делать так же. Так молодой лев и старый лис увидели крейсер, где четыре месяца назад произошла церемония перехода. Возле двери их встретил мрачный мужчина с повязкой на глазу и провел в закопченный зал. На Ли это произвело впечатление - будто попал в христианский ад. Но он вовремя спохватился и растянул на лице усмешку. Чан остался к залу равнодушен - у многих якудза есть свои ритуальные причуды, если слепой клан хочет прятать старый крейсер в музее, что же, пусть прячут. Но на лице Чана, появилось настолько удивленное выражение, что даже проводник скопировал усмешку Ли.
Их не повели в бывшую котельную, где стояла страшная статуя; для переговоров выбрали капитанский мостик. Чан и Ли не увидели сумасшедшее великолепие нижних палуб, попали в маленькое помещение квадратной формы с круглым столом и четырнадцатью стульями. Двенадцать заняли предводители клана, два поставили специально для гостей. И Ли, и Чан поклонились, войдя на мостик, - Ли неглубоко и чисто формально, Чан очень почтительно. Ли опять усмехнулся и небрежно присел на свободный стул, Чан остался стоять.
Главари клана Слепой Дюжины, слегка расширили ноздри. Их уши зашевелились, как у летучих мышей, на нескольких лицах проявились непонятные эмоции. Непонятные, потому что у каждого треть лица пряталась за стеклами темных очков с большими зеркальными линзами. Если бы они сняли их, гости увидели не только зашитые глаза, но и выражение дикой ненависти.
- Присаживайтесь, Чан-сан, - сказал Рооми в теле японца. - Нас нельзя обмануть напускной вежливостью. Ваш пульс спокоен, ваши ладони не взмокли от пота, как у молодого Кахомы, и вы нас совершенно не боитесь. И зря, Чан сан.
- В моем возрасте не надо бояться даже смерти, уважаемый, - сказал Чан, присаживаясь. Боковым зрением, он заметил выражение растерянности на лице Ли.
- Страх можно пробудить в каждом человеке, - сказал Арооми, - главное знать, как.
- Не пугайте нас, - вмешался Ли. - Если вы пригласили нас, чтобы пофилософствовать, мы уйдем.
Но на него никто не обратил внимания. Ноздри главарей смотрели исключительно на старого китайца, а не на его молодого партнера.
- Мы знаем, чего ты хочешь, Чан-сан, - сказал Рооми. - И мы не против.
- Это хорошо, - кивнул китаец. - Однако Ли прав, вы пригласили нас, и хотелось бы услышать, для чего?
- Дела у вас идут не очень хорошо. Мы имеем в виду, со съемками...
- Всё по плану, - опять попытался захватить инициативу Ли.
- Нет, - сказал Кур и впервые отвел расширенные ноздри от Чана. - Всё, не по плану. Ты обещал, что снимешь фильм к концу зимы, а пока не снята даже половина.
Ли заметил, что из ноздрей Кура вроде бы пошел пар, словно не человек перед ним, а закипающий чайник. Это поубавило пыла, он притих.
