Первым в списке значился художник Леонид Пурыгин.

То, что Юра увидел на картинах Пурыгина, повергло его в смятение. Для Юры, воспитанного в относительно строгой пуританской атмосфере, тщательно прорисованные Пурыгиным половые органы были оскорбительны. Юре стало стыдно за этого художника перед иностранным искусствоведом. Тем более, что искусствовед была женщиной.

-Решит ещё, что у нас тут все художники извращенцы, - подумал Юра.

Но представительница Соттбис пришла в полный восторг от этих картин, которые она назвала неизвестным Юре термином "арт-брют". Юра чувствовал, как его уши и щёки краснеют от стыда. Ему было неловко и от этих изображений на картинах и от того, что он необразован в художественном плане. Да, он не понимает современную живопись. Вот картины Репина и Айвазовского Юра понимал, а совершенную живопись - ну, никак!

-Зачем меня вообще засунули в эту комиссию? - думал он. -На посмешище зарубежным искусствоведам?

Юра не мог наладить элементарной беседы с художниками, потому что просто не знал, о чем с ними говорить. А вот искусствовед из Соттбис прямо-таки безостановочно тараторила, причем по-русски и почти без акцента. Художники отвечали ей. Она снова спрашивала. Они спорили. Юра же молчал, краснел, ничего не понимал и ощущал себя лишним. Хотя одну вещь он понимал очень хорошо. Если что-то пойдёт не так, голову снимут именно ему. В перестроечной Москве это означало потерю продовольственных привилегий. А Юра не собирался обрекать себя и свою семью на полуголодное существование.

-Картины художника Пурыгина не пойдут, - твердо заявил Юра. - Что он изображает? В СССР, как известно, секса нет.

-Нет, так будет, - засмеялась искусствовед. - Я отбираю картину "Пипа" и картину "Молох". А Ваша функция, господин Мериков, только сопроводительная. Хотя я и без Вас могу обойтись.

Юра впервые услышал, как к нему обратились, приставив к фамилии слово "господин". От этого он покраснел ещё гуще.

-Вот Вы, господин Мериков, знаете художника Иеронима Босха? - спросила искусствовед.

-Я не помню всех художников, кого мы сегодня должны посетить, -сказал Юра. -Разрешите, я в списочек загляну?

Юра распахнул папку, а художники заржали, как кони.

-Этот человек давно умер, поэтому мы к нему сегодня не поедем. - улыбнулась искусствовед.

-Да слышал я про Босха, просто я плохо запоминаю иностранные имена. Я даже ваше имя запамятовал, - признался Юра.

-Стелла меня зовут, - напомнила искусствовед. - С двумя "л". Потому что с одним "л" - это разновидность памятника. А Босх - это западноевропейская классика. Очень дорогая. Пурыгин гениально продолжает линию Босха. Я уверена, что ваша страна ещё будет гордиться им.

-Это советский чиновник. Что с него взять? Ему главное с хлебной должности не слететь, вот он и перестраховывается, - заметил один из художников. Он хотел сказать что-то ещё, но его вытолкали в коридор.

-А где сам Пурыгин? - спросила Стелла.

-Он в соседней комнате спит. Его лучше не будить, пока не проспится, - посоветовал другой художник, который встал на место предыдущего. - В запое он.

-Вот видите с кем Вы связываетесь! - ввернул Юра. - Он Вас точно подведёт. С алкоголиками вообще нельзя иметь никаких дел. Поедемте лучше к проверенным профессиональным артистам. Вот у меня тут по списку идёт заслуженный художник СССР, фронтовик.

Но Стелла не послушала Юру. Она отправилась в соседнюю комнату будить Пурыгина. Юра последовал за ней, но один из художников встал в двери и загородил выход.

-Вас же просили не мешать работать, - сказал он, когда Юра попытался пролезть у него под рукой. - Сидите тихо и не встревайте.

Юра огляделся. В мастерской, кроме того, что стоял в дверях, находилось ещё четыре мужика. Все довольно грозного независимого вида, как лесорубы, бородатые и волосатые, в джинсах и, казалось, слегка нетрезвые.

-Сиди тут и не рыпайся, -пробасил кто-то за Юриной спиной.

-Я хочу выйти на улицу, раз я тут не нужен, - сказал Юра. - Пропустите меня.

-Хорошо, катись. Я тебя провожу, - ответил художник и повел Юру тёмным коридором, по прогибающимся половицам до двери, которую он долго не мог отпереть, щёлкая ключом в замке.

-Слушай, мужик, - неожиданно спросил художник. - А ты там по своим каналам можешь копченую колбасу достать? Финскую. Золотой сервелат. Три палки. А? Сколько будет стоить?

-Я такими вещами не занимаюсь, - отрезал Юра.

-А какими вещами ты занимаешься? - продолжал художник. - Джинсами фарцуешь? Левайс или вранглер можешь достать?

-Я не спекулянт, - занервничал Юра. - Выпустите меня отсюда, пожалуйста.

-А за границу часто мотаешься? - не унимался художник. - Солженицына "Архипелаг ГУЛАГ" можешь привезти?

-Прекратите Ваши антисоветские провокации, - стараясь звучать как можно строже, произнес Юра.

-А чего? И спросить уже нельзя? - фыркнул художник.

И тут из глубокого коридорного мрака донесся протяжный многоэтажный мат.

-О! Лёню разбудили, -художник пошел прочь, растворяясь в темноте.

-Как бы эти алкаши не надругались над иностранкой. Это ж международный скандал! Скажут, что я виноват. Не доглядел. Надо бы вернуться. Нельзя Стеллу оставлять там одну,- подумал Юра.

Как завораживающе звучен бывает русский мат! Как лихо, легко, сочно вертится и слетает очередное смачное словцо! Какая силища чувствуется, какой круговорот энергии! В каком ещё языке услышишь подобные кружева? Да, наверное, в любом, если этот язык родной.

Юра вошёл в комнату, готовый броситься на защиту иностранки от посягательств пьяной советской богемы. Но он увидел вполне мирную картину. Один бородатый мужик лежал на диване. Другой, очень похожий на первого, стоял рядом. Стелла сидела на краю дивана и тихим голосом повторяла матерные слова, которые выкрикивал тот, что возлежал. Было похоже, что Стелла заучивала эту непотребщину наизусть.

-Замолкни, Лёня. Вот к тебе мужик из органов пожаловал, - произнес тот, что стоял.

-Я не из органов. Я - из Моссовета, - уточнил Юра.

-А-а-а, - разочаровано протянул лежащий на диване. - Тогда сгоняй в магазин. Водка закончилась.

-Пойдёмте отсюда, Стелла, пока этот Пурыгин Вас не избил. Я отвечаю за Вашу безопасность. - Юра решительно схватил Стеллу за руку и рывком поднял с дивана. Она ахнула от неожиданности.

И тут бородатый художник, тот, что стоял, как- то ловко ухватил Юру за запястье и очень больно вывернул его. Юра отпустил Стеллу, а бородатый вывел Юру из комнаты в тёмный коридор.

-Что-то ты мужик заврался, - сказал бородатый. -То говоришь, что отвечаешь за её безопасность, а то говоришь, что ты не из органов безопасности?

Прижав Юру плечом к стене, художник поднёс к его лицу удостоверение и подсветил его невесть откуда взявшимся фонариком.

-Теперь понял, кто тут отвечает за безопасность? - спросил бородач. -Я удивлён, что Вас не проинформировали об операции.

-Меня действительно не проинформировали, - пробормотал Юра.

-Так вот, информирую Вас, товарищ Мериков. Ведите себя тихо и не мешайте работать. -Художник поправил отклеившуюся бороду. - Нам эти картины Пурыгина тоже не менее Вашего противны. Но есть решение наверху "не препятствовать специалисту из Соттбис". Пусть почувствует дух гласности, плюрализма и перестройки. Вам всё понятно?

-Так точно. Понятно, - промямлил ошарашенный Юра. -А... значит... там на диване тоже не Пурыгин лежит?

-Значит тоже не Пурыгин, - ответил бородач.

-А где Пурыгин? -спросил Юра.

-Вам-то какое дело? Картины - Пурыгина.

В этот момент из комнаты снова донесся изощрённый мат, и тихий голос Стеллы, словно эхо, повторяющий нецензурную ругань.

-Чтобы не вызывать подозрений, возвращайтесь, но ведите себя тихо, - сказал бородач.

-Вот черт! Попал в переплёт! - думал Юра. - Как я мог поверить, что каких-то подвальных неофициальных непроверенных художников могут допустить самостоятельно общаться с иностранцами от лица страны! Конечно, тут всё под контролем. Такие важные культурно-политические мероприятия не пускают на самотёк! Я как член партии должен был догадаться об этом сам, проявив политическое чутьё. А почему он спрашивал меня, могу ли я достать колбасу и джинсы? И часто ли я езжу за границу? И про Солженицына спросил! Проверял? А что я ответил ему? Уже и не помню. Ну, да ладно. Главное теперь не ошибиться.