Бабушка Таня одобряла занятия английским. Она говорила, что когда Юра уедет из этой страны в Америку и будет жить в Нью-Йорке, знания языка ему очень пригодятся. А то, что Юра уедет, бабушка не сомневалась. Юра знал историю её жизни.

Когда бабушке исполнилось 17 лет, в России началась революция. Они тогда жили в Царицыне, городе на Волге, нынешнем Волгограде. Бабушка была замужем и ждала ребёнка. Её муж, Слава, учился на инженера железных дорог. В последнее лето перед революций, когда они всей компанией купались в Волге, у бабушки с пальца смыло обручальное кольцо. Она помнила, как все испугались. Дурное предзнаменование! Так и случилось. Красногвардейцы согнали студентов реального училища, среди которых оказался и бабушкин муж, в трюм баржи. Неделю баржу держали на якоре посреди Волги. К барже никого не подпускали. Родственникам и знакомым разрешалось лишь смотреть с берега. Бабушка надеялась, что скоро всё образуется и студентов отпустят.

Но как-то ночью баржа исчезла. Через какое-то время бабушка решилась на аборт.

Прошло 10 лет. За эти годы о Славе ничего не было слышно. Бабушка даже не знала, жив ли он. Надо было обустраивать свою жизнь, и она вышла замуж, не будучи разведенной. Через год родился Юрин папа. И именно в этот год от Славы пришло первое письмо. Слава передал его с каким-то знакомым американским инженером. В 1928 году это было ещё возможно. Из письма бабушка узнала, что Слава живёт в США, в Нью-Йорке, работает по профессии, инженером путей сообщения. Он звал бабушку к себе, в Америку. Говорил, что любит и не может без неё жить. Просил ответить и передать письмо с тем же господином. И бабушка написала, признавшись, что вышла замуж, и у неё родился сын. Письмо было передано, и американец уехал, сказав, что вернется через месяц.

Он вернулся через полгода с новым письмом. Слава писал, что не понимает, как бабушка могла не дождаться его? Как могла выйти замуж, не получив развода? Но Слава её прощает, понимая, через что ей пришлось пройти в революционной России. Он снова предлагал бабушке бросить всё и уехать к нему в Америку. Пока бабушка думала, времена изменились. Выехать из СССР становилось всё труднее, а вскоре и вовсе стало невозможно. Бабушка осталась. С мужем и сыном они пережили войну, перебрались в Воронеж.

-Ой, Юрка, уезжай из этой страны при первой возможности. -Говорила она внуку. -С таким народом каши не сваришь. Варить- то можно, но не сваришь. Может, и Славика в США встретишь. Привет от меня передашь. Не могла я тогда бросить ребёнка и уехать. Папа твой очень болезненный рос, не выжил бы без меня. А так и он жив, и ты вот появился. Я, вообщем -то, счастлива. Учи английский. Пригодится.

И Юра учил, самозабвенно, с прилежанием и упорством. Только не подозревал он, что учит не совсем тот язык, на котором разговаривают в Великобритании и США, а какой-то другой, советский вариант английского, адаптированный и даже неправильный. Но знать об этом он не мог, потому что в СССР широкой публике фильмов на английском не показывали, настоящих неадаптированных книг не продавалось, а англоязычные радиостанции глушились. Юра даже ни разу не слышал, как звучит настоящая английская речь. А если бы услышал, то ничего бы не понял. Юра и не подозревал, что неправильное обучение английскому языку, языку наших предполагаемых противников, было разработано специально, чтобы какой-нибудь предатель-перебежчик не смог понятно изъясниться и подох бы собачьей смертью от голода под каким-нибудь американским забором.

К тому времени их соседи по коммунальной квартире на два-три года уехали к одной из своих дочерей. У неё родился ребёнок, и ей, как матери-одиночке, требовалась помощь. Соседи разрешили бабушке Тане пожить в их комнате. За проживание бабушка должна была вносить квартплату.

Вот так Юра снова получил в своё полное распоряжение целую комнату.

В результате занятий с бабушкиными новыми знакомыми школьная успеваемость Юры улучшилась. Вначале у него исчезли двойки и тройки, которые, конечно же, случались изредка, как и у всякого школьника. Потом и четверок становилось всё меньше и меньше. И, наконец, к третьей четверти Юра стал отличником.

Федя, то есть Фердинанд, напротив, учился всё хуже и целыми днями после школы был предоставлен самому себе. После переезда его дружба с Юрой сошла на нет. Их интересы сильно расходились. Учёба Федю не интересовала. От нечего делать он болтался по улицам и дворам, связался с местной шпаной, начал курить и выпивать. Кончилось тем, что они как-то ограбили магазин, унеся несколько ящиков алкоголя и сигарет. Были пойманы и привлечены.

Родители Феди, используя свои высокие связи, вытащили сына, и замяли дело, хотя остальных участников преступления отправили по колониям.

После этого инцидента родители Феди попросили Юру позаниматься с их сыном, потому что он очень сильно отстал по школьной программе. Они просили Юру проявить к Феде былые дружеские чувства, и тем самым увести парня от дурного влияния улицы. Да Федя и сам захотел возобновить дружбу со своим прежним соседом по коммуналке. Федя казался напуганным, сильно переживал случившееся с ним и вроде бы раскаивался.

Он как-то естественно присоединился к Юриным дополнительным занятиям с бабушкиными знакомыми. Вдвоём учиться было легче и интереснее. Федя был неглупым парнем и всегда задавал очень неожиданные вопросы по изучаемому материалу. Например, когда они решали задачи по физике из раздела кинематики и механики, Федя, рассчитал линейную скорость точки на поверхности земли, на широте города Москвы. Он получил значение 230 м/сек.

-Это значит, что я, находясь на поверхности вращающейся земли, каждую секунду перемещаюсь на 230 метров? - спросил Федя бабушкиного знакомого, который занимался с ним и Юрой по физике. - А почему же я этого не чувствую? Илья Ефимович, как то странно получается.

Илья Ефимович Крапивин уже как два года был на пенсии, а до этого счастливого момента всю жизнь преподавал физику в средней школе. Крапивин был вдовцом, и ему нравилась Юрина бабушка. И когда она попросила его помочь внуку, Крапивин с удовольствием согласился.

-Ты не чувствуешь вращения Земли, потому что перемещаешься вместе с атмосферой, -ответил Крапивин.

-230 метров за одну секунду! Это же много, - продолжал размышлять Федя. -А если я сброшу с 10-го этажа дома маленькую чугунную гирьку, которая будет падать хотя бы одну секунду? Значит ли, что она упадёт на асфальт не точно под окном, из которого я её бросал, а в стороне на расстоянии 230 метров? Ведь атмосфера не сможет увлечь чугунную гирьку за собой.

Этот вопрос не застал опытного учителя врасплох.

-Физика как наука начинается с измерений, - сказал он. - Надо провести эксперимент.

Для проведения эксперимента была выбрана крыша 7-ми этажного дома, в котором жил Федя с родителями. Дверь на чердак в этом доме не запиралась. Федя это знал. Раньше он проводил летние вечера на крыше с приятелями. Бывала с ними и Оксана, дочка участкового милиционера Скрипченко. Оксана - первая Федина девушка, с которой он целовался. И не просто целовался, а по-французски. Как это делается, Федя узнал из зарубежного иллюстрированного журнала, который привез его отец из загранкомандировки. Федин папа работал в горкоме профсоюзов и часто мотался зарубеж.

Федя и Юра решили провести эпохальный эксперимент вдвоём, без взрослых, чтобы ни с кем не делиться лаврами от совершённого ими открытия. Идея не делиться лаврами принадлежала Феде. А идея использовать для эксперимента папину 6-ти килограммовую гирю принадлежала Юре. Эту гирю он и тащил, надрываясь, в хозяйственной сумке пешком по лестнице на 7-ой этаж, потому что лифт не работал.

-Представь, что это не лестница в жилом доме, а красная дорожка в зале, где вручают Нобелевские премии, в самом Стокгольме. И ты - лауреат! -подбадривал Федя.

-Ага! Здорово! Вот бы нам действительно когда-нибудь дали Нобелевскую премию! -прокряхтел Юра.