«Наркомату почт и телеграфов: обращаю ваше серьезное внимание на безобразие с моим телефоном из деревни Горки. Посылаемые вами лица мудрят, ставят ни к чему какие-то особенные приборы. Либо они совсем дураки, либо очень умные саботажники».
«Бедняга профессор Тихвинский, управляющий петроградскими лабораториями Главного нефтяного комитета. Одной фразы Ильича было достаточно: «Тихвинский не случайно арестован: химия и контрреволюция не исключают друг друга», (сентябрь 1921). Расстрелян в 1921 году».
«Тов. Богданову: Мы еще не умеем гласно судить за поганую волокиту. За это весь Наркомюст надо вешать на вонючих веревках».
Реакционные историки бездоказательно утверждают, что, гадая на ромашках, Ленин мастерски передергивал.
Бег впереди времени
Ленин бежал впереди времени и ног не ломал. Начиналось с пустяков. Пристрастившийся на марксистских посиделках к табаку Володя бросил курить. Никому и в голову не пришло, с чего бы это? Ну, бросил и бросил. Так не бывает: слева тебя Коба окуривает, справа Бухарин кольца дыма пускает, а ты вдруг взял, да и бросил – попробуй, брось! Секрет на поверхности: заглянул Ильич сквозь ему лишь ведомую призму в будущее и прочитал на пачке папирос набившую всем сегодня оскомину надпись: КУРЕНИЕ УБИВАЕТ. Тогда-то и принял решение расстаться с пагубной привычкой, а не с бухты-барахты.
Вряд ли найдется сволочь или хороший человек, которые никогда не испытывали головной боли, не простужались и не заражались гриппом. И Ленин хворал. Но выздоравливал он на удивление быстро. Наивно полагать, что причиной тому недюжинное здоровье и широкая кость. Приоткроем завесу и над этой маленькой тайной: принимал Ильич эффералган и фервекс UPSA, а также аспирин с витамином С. Кто-то возразит – это же изобретение французских фармацевтов второй половины ХХ века. Вот то-то и оно.
Бег впереди времени прекратился, когда в 1922 году Владимир Ильич разучился говорить, писать, читать и узнавать окружающих. «Но дел успел наделать он немало» – они и по сей день аукаются. Нам бы какого-нибудь очередного спринтера или марафонца не прозевать и схватить за одно место, желательно, еще при низком старте, чтобы потом «не было мучительно больно». Но ведь непременно прозеваем – по-другому не можем. Так что, дорогой Владимир Ильич, ваши мощи не предадут земле, а будут регулярно полоскать в специальном растворе и выставлять на всеобщее обозрение еще долгие-долгие годы. Вы же этого хотели, не правда ли? Неправда. Ну, а тогда при жизни надо было вести себя по-человечески. Скажите спасибо соратникам. На этом прощаемся с Вами. Всего Вам доброго, не поминайте лихом, Вова и Лева.
Куда ж мы уходим?
Эрику Мамбетовичу Конурбаеву
Эрик Мамбетович Конурбаев – русский
Старший лейтенант Полетаев в армии 20 лет, не считая военного училища. И – старший лейтенант. Речь не о буйном нраве или неладах с начальством. Напротив, весьма добродушен и покладист. Отец солдатам, можно сказать. При возвращении с учений остановил руководимую им транспортную колонну, после чего останавливал уже гражданские машины, «стреляя» для подчиненных сигареты, сам при этом не курящий. Но с головой – беда. Да и привычки имел неэстетичные: перед строем сложит руки чуть ниже паха и не то, чтобы чешется, а как бы так несколькими движениями вверх-вниз поправляет это место, как будто ему там мешает что. Или вдруг – соплей об асфальт. Не по-офицерски как-то.
Вот сидит Полетаев в канцелярии и наблюдает за писарем Розенблитом. Розенблит вписывает в графу «Вооружение и техническое имущество» военных билетов полученные Полетаевым на его взвод противогазы.
– Не может быть! Ну-ка, дай-ка сюда, – выхватывает Полетаев у Розенблита очередной военный билет, – нет, ты посмотри! Ха-ха. Ах – ха-ха. Ха-ха-ха-ха!
– Что такое, товарищ старший лейтенант?
– Да это же курам на смех!
– Что?
– Смотри сам!
– Нормально всё
– Нормально? Эрик Мамбетович Конурбаев – русский – нормально?
– И что?
– Эрик. Мамбетович. Конурбаев. Русский.
– Не пойму я вас, товарищ старший лейтенант.
Еще раз повторив вслух столь поразившую его комбинацию из имени, отчества, фамилии и национальности, Полетаев закатывает глаза и начинает сотрясаться беззвучным смехом. Резко прекратив, обращается к Розенблиту:
– Ты, Розенблит, кто?
– Рядовой.
– Понятно, не генерал. Я спрашиваю, рода какого?
– Мужского, какого ж еще?
– Я не об этом. Родители твои кто?
– Мама умерла. Отец – инженер.
– Извини. Как бы тебе объяснить… Ты к народу какому относишься?
– К российскому. Гражданин Российской Федерации, временно исполняющий «почетную обязанность».
– Что, и тоже русский?
– Почему? Еврей.
– Вот! Вот, Розенблит! Ты – еврей, понимаешь? А Э-р-и-к-м-а-м-б-е-т-о-в-и-ч-к-о-н-у-р-б-а-е-в – русский! Понимаешь теперь?
– Нет. Ну, русский. Ну и что?
– Тяжело, Розенблит, быть бестолковым. Ладно, давай дальше пиши. Отбой скоро.
Дембельская сказка
После отбоя, когда последний офицер уже покинул казарму, спят все, кто захочет из «стариков» и те, кому позволят из «молодых». Любого «молодого» любой «старик» неожиданно может спросить, сколько дней до приказа. Лучше не ошибаться. Неточный ответ воспринимается как личное оскорбление. Последствия для «молодого» будут непосредственно связаны с тем, что в уставе прописано как «тяготы и лишения воинской службы». Вариаций не счесть, вплоть до чистки засранного унитаза зубной щеткой. И это не самое страшное. А по каким же еще, вы думали, причинам случается, что бегут, расстреляв иной раз на месте весь караул?
Когда почти все уже угомонились, и койки приняли в свое лоно утомленных защитников отечества, «молодой», чья очередь сегодня, взбирается на тумбочку и читает стихотворение, именуемое «дембельской сказкой»:
Дембель стал на день короче.
Старичкам спокойной ночи.
Пусть вам снятся дом родной,
Баба с пышною пиздой,
Бочка пива, водки таз
И о дембеле приказ.
Текст канонический – с момента, когда до приказа остается 100 дней, все эти 100 дней он и произносится без изменений с завидным постоянством. Высокий стиль! После декламации «старики» хором или вразнобой орут: «Дембель!», после чего чтец имеет право покинуть пьедестал, если, конечно, прочитал выразительно и не требуется повтора. Как-то, непозволительно размечтавшись до срока, к хору дембелей присоединил свой голос и «молодой», и тут же словил лбом сапог, пущенный услышавшим его бдительным «дедушкой». Подобное даже для «черпака» (после года службы) – неслыханное кощунство. Такой вот отход ко сну.
Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат.
Пусть солдаты немного поспят…
Ромашки спрятались, поникли лютики
– Рота, смир-на! Равнение напра-во! Товарищ капитан, во время моего дежурства происшествий не случилось. Рота находится…
– Вольно, вольно. Вижу, что не случилось. Вижу, что находится… Какого хера у Федорина крючок расстегнут и верхняя пуговица?
– У меня, товарищ капитан…
– Рядовой Федорин!
– Я.
– Выйти из строя.
– Есть.
– Трое суток ареста. Вопросы?
– Товарищ капитан, у меня на шее огромный фурункул, мне и в расстегнутом виде больно.
– Арест отменяю. Но пуговицу с крючком немедленно застегнуть!
– Я не могу, товарищ капитан. Мне и в санчасти разрешили.
– Здесь распоряжаюсь Я! В санчасти ему, блядь…
– Как вы можете, товарищ капитан? У вас же нет медицинского образования.
– А мне поебать ваше медицинское образование!!! Приказываю привести в порядок форму одежды и… трое суток ареста! Разой-дись.
