– Пойду, – сказал я. Уже на ты – так проще.
Курсанты расселись в летнем классе, как в школе: группками с общими интересами или дурными привычками. Как только мы подошли со старшим лейтенантом, все – от мала до велика – подскочили как зайчики.
– Присаживайтесь. К экзаменам осталась неделя, поэтому мы пройдем методику еще раз. Сегодня рассмотрим методы дрессировки служебных собак. Сколько их есть?
Я сел за последний длинный стол, достал спрятанный в кармане штанов блокнот с ручкой и начал внимательно слушать. Старался каждое слово отчеканить в мозгу.
Увы, это оказалось не так просто.
– Семь! – выкрикнул низкорослый курсант.
– Прежде, чем что-нибудь сказать, военнослужащий должен поднять руку, встать и представиться, – сурово произнес старший лейтенант.
В мою копилку тут же упало слово "затянутый".
Курсант привстал.
– Солдат Черненький. Семь.
– Чего семь?
– Семь методов дрессировки.
Бевз выдержал паузу, окинул взглядом каждого курсанта. Я мог биться об заклад, что физиономии всех излучали незнающее понимание: когда фиг его знает о чем речь, но если кто-точто-то уверенно ляпнул – вполне возможно, что так оно и есть.
– Все согласны с Черненьким?
По классу прокатилась волна невнятного мычания. Сам Черненький начинал чувствовать внутренний дискомфорт: уверенность дала червоточину.
– Хорошо. – Бевз встал из-за стола и начал прохаживаться рядами, проверяя кто что конспектировал в тетради. – Назови их.
– Механический.
– Это какой? – спросил старший лейтенант.
– Ну… когда мы собаку дергаем поводком.
– И все?
– Или бьем…
– Берцотерапия! – выкрикнул сидящий позади Черненького сутулый и чертовски высокий курсант. Даже сидя, ему не доставало несколько сантиметров, чтобы поравняться с Черненьким.
Класс глухо заржал.
– Запомните, берцотерапия – в последнюю очередь. Если собака не признает в вас хозяина и больше никакие другие методы не принесли нужного результата, тогда необходимо показать собаке, что вы доминируете над ней. Но это, опять-таки, крайние меры.
– Товарищ старший лейтенант, а если Лаки не признает меня как хозяина? Вот я его к себе подзываю, а он пока не нагуляется, не подбежит. И немного побаивается, когда подходит, – пропищал Осинов.
Бевз ухмыльнулся, и я увидел, что улыбаться он все-таки умеет.
– Я бы тоже побаивался к вам подходить, если бы вы на меня случайно сели, – сказал он.
Под хохот курсантов, Осинов обиженно воскликнул:
– Я ПОЧТИ сел. Это две большие разницы. И Лаки успел убежать, к тому же.
– И получить моральную травму тоже успел, – гоготнул сосед Осинова.
– Лаки теперь думает, что видел млечный путь, а то была твоя жопа в хлебных крошках!
– Какой млечный путь! Черная дыра, не меньше!
– Осинов, может у тебя там Мэтью Макконахи с «Интерстеллар» летает? Может, пятое измерение на самом деле твоя пятая точка?
Я не мог знать наверняка, что сейчас чувствует тучный Осинов: обижается ли он, терпеливо глотает насмешки как пилюли, накапливает все и в один день выплеснет непереваренную злобу на других, или тихонько намотает на шею веревку в заплесневелом кубрике после отбоя, зная, что ни один дневальный не способен просидеть целую ночь начеку.
– Убого мыслите, товарищи, – всего лишь ляпнул Осинов и, переждав пока наржутся и успокоятся остальные, как ни в чем не бывало продолжил: – Контрастный, вкусо-поощрительный, игровой, оперантный, наталкивающий.
Бевз удовлетворительно кивнул.
– Как пес, Осинов, да? Ну–ну… Сколько методов вышло?
Прошло секунд десять, прежде чем самый быстрый из курсантов успел пересчитать названные методы.
– Шесть получается, – сказал Киреев, который спрятался на предпоследней парте.
– Повторяю вопрос: шесть или семь методов есть?
– Шесть! – закричало большинство, рады тому, что хоть на какой-то вопрос они ответили правильно.
– Браво! Молодцы! – Бевз захлопал в ладоши как будто посмотрел шикарный спектакль. – Таких мудрых людей я еще не встречал. Можете смело покупать билеты на поезд и плацкартом – в Тибет, познавать дзен.
Никто не расслышал нотки чистейшего сарказма в голосе преподавателя.
– Ладно, – вздохнул Бевз. – Придется разжевать. Во-вторых: вы – идиоты.
– Почему это, товарищ старший лейтенант? – напыжился Черненький. Он так и стоял, потому что дорогой преподаватель учил без разрешения старших не садиться.
– А во-первых? – спросил Киреев.
– Вот! Хоть кто-то меня услышал. А во-первых – методов СЕМЬ, а не шесть. Подражательный!
– Ааааа… – раздался опечаленный незнанием хор военных мыслителей.
– Вот вам и ааааа… Так, Драчин, а ну-ка встань. Чем руки заняты? Опять телефон припрятал?
– Нет, что вы, товарищ старший лейтенант. Я просто…
– Фамильярничаю, – закончил за него Черненький. Теперь и Бевз смеялся, как лошадь. Только неприметная.
– С вами попробуй проведи занятие… – сказал он, угомонив народ двадцатью отжиманиями каждому. – Так, с методами мы разобрались. Самый подходящий метод – контрастный, так как он является совокупностью механического и вкусо-поощрительного. Иными словами, мы ругаем за плохое, и поощряем за хорошее. Все припомнили?
С моего ракурса все затылки синхронно кивнули.
– Товарищ старший лейтенант разрешите вопрос курсант Драчин. А почему подражательный метод плохой?
Бевз сдвинул брови словно петербуржские мосты.
– Кто вам такое сказал? Он подходит для щенков, когда они видят действия мамы или старшего пса, который умеет исполнять отдельные элементы. Для других случаев этот метод нецелесообразный.
– Почему? – не отставал Драчин.
– Потому что если собака будет смотреть, как перед ней дразнят апортиком другую собаку, то вскоре она перегорит от того, что не может заполучить апортик. А нам это не нужно.
– Перерыв, товарищ старшлейнант, – протараторил Киреев.
Бевз взглянул на часы на мобильнике.
– У меня еще две минуты.
– Ну разрешите мы пока покурим быстренько туда–сюда.
– Разрешаю. Через две минуты.
– Ну товааарищ ста…
– Так, хватит. Вы бы лучше рассказали мне суть оперантного метода.
Киреев отмахнулся от назойливой осы, посчитавшей курсанта чрезвычайно сладким, и тут же притих. Две минуты спокойствия неожиданно оказались для него вполне достойным времяпровождением.
Но не тут-то было.
– Вспоминай, Киреев. Кору свою вспоминай. Что такое оперантный метод? – спрашивал Бевз, пока я пополнял лексикон новым словом, записывая его в блокнот.
– Ну там… – Киреев почесал затылок, как годится любому двоечнику, и спросил то, что необходимо спрашивать, если вообще ни черта не знаешь: – Оперантный, да?
– Нет, блин, инструментальный, – сказал Бевз.
– Инструментальный? Ну… Э–э… Товарищ старший лейтенант, мы это учили полтора месяца назад. Я не могу так долго держать информацию в голове.
Бевз ударил себя открытой ладонью по лицу. Шлепок отчаяния, безнадежности. Квинтэссенция всего занятия.
– Андрей, ты смотрел Иронию судьбы? – спросил он мягко, как только можно в моменты нарастающего раздражения.
– Смотрел… а что? – Киреев недоуменно уставился на преподавателя.
– Фразу помнишь, которую сказал Мягков Яковлеву после тщетных объяснений как он там оказался?
Киреев завис, и, судя по напряженно мыслящему лицу, завис надолго.
– Товарищ старший лейтенант, разрешите на перерыв, пока Андрей думает, – предложил Черненький.
– Ну что, вспомнил, Киреев?
Тот даже не мотнул головой.
– Ладно… – Бевз собрал аккуратно вещи в планшетку и стал по стройке смирно. – Огласите перерыв.
– Встать!
Все поднялись, кроме Киреева – он вообще не садился.
– Занятие окончено. Не забудьте вещи. После обеда – самоподготовка.
Бевз быстро покинул городок, не дожидаясь меня. Если что – догонит, наверное подумал он. Я же впихивал непослушный блокнот в тот самый карман. Надо же: как вытащить, так запросто, а как назад засунуть – пыхти и не жалуйся.
