– Радуйся, что не секретаршей. Иначе пришлось бы повышение выпрашивать… – Бевз сложил руку в кулак и потряс им у рта.

– Культура бурлит, – подытожил я. – Повышение, благо, мне не нужно. Не такой ценой.

Мой взгляд упал на настенные металлические коробки позади соседнего стола.

– Это что? – ткнул я пальцем.

– Система сигнализации. – Саша привстал и подошел к стенке напротив. – Видишь надписи? Это различные кабинеты, начиная от командирского и заканчивая лабораторией. Нажимаешь на кнопку над надписью – комната ставится на сигнализацию. Все просто. Если же какая-то из лампочек мигает – значит, кабинет открыли. Тогда ты смотришь в камеру – вот эти два мониторы, соседние – и вычисляешь, что за фрукт приперся. Камеры работают в режиме реального времени, то есть люди ходят как люди. Что еще? – он потрогал гладко выбритый подбородок, разглядывая комнату. – О! На подоконнике – телефон. На него звонят с дозорной. Когда услышишь, как что-то тренькает неразборчиво – поднимай трубку и говори: "да, открывали". Понял?

– Эмм…

– Правильный ответ, – улыбнулся Саша. – Они звонят всякий раз, когда дежурный вскрывает оружейную комнату. Она у тебя через стену. И вон… – Бевз показал на экране небольшой квадрат освещенной комнаты, в которой ютились громадные серые шкаы по обе стены.

– То есть, эта трещалка только принимает звонки. Верно?

– Конечно… нет. Ты тоже можешь им звонить. Знаешь как? Вот тут наши доблестные военные отдают дань прошлому веку. Берешь эту ручку, крутишь хорошенько и поднимаешь трубку. Спустя секунду там раздается каркающий голос. Вот и вся техника… Эй, ты здесь? – Саша щелкнул пальцами перед моим носом.

– Да тут я, тут, – шутливо отмахнулся. – По ходу дела я разберусь. Если что, переспрошу у Игоря.

Сашины глаза изумленно округлились.

– Алмаза? Ты с ним заступаешь?

– Да. Это плохо?

– Это… Сам увидишь, в общем. Дам лишь один совет: дозвониться к нему можно минимум с пятого раза. Если повезет. А пока… – Саша протянул мне руку, довольный тем, что передает наконец-то смену. – Пока.

Я крепко пожал руку. Улыбнулся в ответ.

– Спасибо.

– Да не за что. Подай берет, пожалуйста… Ага, спасибо. Ну, хорошей ночи.

– У нас в клинике кто такое желал – оставался с дежурными на ночь, – сказал я.

– Ну, здесь не ветеринарная клиника, – развел руками Саша, одевая китель. – Здесь зверинец. До завтра.

Я попрощался с Сашей, оглядел еще раз комнату. Теперь это мои владения меньше чем на сутки. Пять телефонов, два компьютера, три коробки относительно понятного назначения. И главная достопримечательность дежурки, без которой провести ночь офицеру, не сомкнув глаз, почти невозможно – телевизор. Пульт от него, триста раз перемотанный скотчем, лежал на столе помощника. Незаменимая вещь, если как можно скорее хочешь встретиться с двумя верными друзьями сидячей жизни: геморроем и варикозом.

– Ну что ж. Осталось пережить ночь.

Вскоре, эти слова будут преследовать меня всю жизнь.

***

Саша оказался прав во всем. В воскресенье почти никто не звонит, не интересуется жизнью нашей части и не ставит глупых задач. Один раз меня потревожили из Западного управления и захотели узнать, кто завтра выезжает на Львов. Я навешал им с три ведра лапши, так как листочек, в котором указывались отъезды всех автомобилей на понедельник, на то время лежал у дежурного парка, и я пообещал позвонить как только буду иметь данные на руках. О чем благополучно забыл.

Несколько раз забегали дежурные по отделу переподготовки, просили открыть оружейную комнату. Нужно было всего лишь щелкнуть тумблером на соответствующей панели. Задача не из легких, если ты туповат. Но я справился.

Помимо несущих службу, в дежурке объявился Осинов, затмевая дверной проем. Как нетленный образ лишних калорий, он держал в руках два пакета с продуктами и был спокойный как слон, разве что сильно жмурился от света лампочки.

– О, здравия желаю, товарищ лейтенант.

– Доброго вечера, – я оторвался от экрана: как раз вбивал имена заступающих в список, необходимый для командира на завтрашний день.

– Вы сегодня заступили?.. А, ну да. Глупый вопрос.

– Вы что-то хотели, Осинов?

Мне нравился этот курсант. Невзирая на язвительные насмешки, слишком лишний вес и детское – прямо как у неваляшки – лицо, Осинов оставался уравновешенным человеком, возможно даже довольным жизнью. В его глазах читалось спокойствие по отношению к вещам, которые он не мог изменить. Чем-то он смахивал на Сэма с "Игры престолов", правда, сезона с четвертого, не раньше.

– Да нет. С увольнения пришел. – Осинов приподнял пакеты, демонстрируя правдивость своих слов. – Хотите булочку? С повидлом!

– Честно, с уст почти тридцатилетнего мужчины это звучит странновато. Но давай.

– Ааа… – Осинов не шевельнулся.

– Что?

– Мне двадцать три.

– Ой… – только и смог из себя выдавить. – По тебе не скажешь. Выглядишь намного старше. Да и не девушка, чтоб обижаться на счет возраста.

– Да ладно, – Осинов махнул короткой мясистой рукой, однако в дежурку не вошел, с опаской, как мне показалось, покосившись на верхние углы стен.

– Камер здесь нету?

И правда – я как-то не подумал о камерах. Если следить за всем, то почему бы не следить за дежурным тоже?

– Чтобы я сам за собой смотрел? – хмыкнул я.

Осинов насторожено ступил в комнату, сильно прищурившись. Видно, свет хорошенько ему мешал.

– У нас на отделе камеры стоят. Чтобы начальник мог следить за работой персонала. Вот… – он положил на стол две булки. – К чаю – в самый раз. Это мои любимые.

– Спасибо, Осинов. Слушайте, как вас зовут? А то здесь всё фамилии да фамилии…

– Степан я. Степа. И ко мне можно на ты, если вы не против.

– Очень приятно, Степан. Я Кирилл. И ко мне тоже можно на ты.

Мы пожали руки.

– Нее, я так не могу, товарищ лейтенант. Как вас по отчеству?

– Андреевич.

– Тогда легкой вам службы, Кирилл Андреевич. Разрешите идти?

– Издеваешься, да? Формальностями своими… Беги, я тебя запишу. Вернее, не беги, а то… С тобой все в порядке? Ты бледный как разжалованный полковник.

Осинов недоуменно уставился на меня; вздохнул тяжело, пытаясь понять, от чего ж стало плохо. Глянул вниз.

– О, так и не отпустил! – сказал он пакетам. – Тяжело немного держать.

– А, ну тогда я тебя больше не задерживаю. Хорошего вечера.

– И вам! – улыбнулся Степан, развернулся и, довольный, зашагал к спальному помещению, шурша пакетами.

– Добрый человек, – сказал я в пустоту.

Таких сейчас немного, тем более в армии. В основном, все нацелены на собственное благополучие любой ценой и, желательно, самым коротким, легким и доступным путем. Нагрести как можно больше, пока доильня открытая, и радоваться тому, что удалось оттяпать кусок пирога якобы побольше, неважно чей он и кто этого куска лишился. Ведь на халяву все падкие, ведь деньги с воздуха не берутся – это общеизвестный факт. А если вдруг и берутся, то почему воспользоваться таким шансом – грех? Это коррупция? Нет: наш человек отбирает свое, украденное у него соотечетвенником. О какой помощи может идти речь, если сосед колесит по миру и обкатывает европейские дороги новеньким Мерседесом, в то время как бедный недооцененный прапорщик, который и прапор в руке никогда не держал, хочет тоже немного пожить красиво, даже если он палец об палец не ударил и не собирается? Таков уж принцип современного украинца: если на соседнем огороде растет груша, а ветви свисают на твою сторону – тебе повезло. Можешь спокойно жрать чужие "свои" груши и ждать многочисленных судебных разбирательств. Кайдашевая семья размером с целую страну жадно отрывает от общей груши что угодно: ветви, листья, корни, а если плод попадется – вообще прекрасно. Лишь бы семье досталось. Остальные пусть гниют. Вот такие мы патриоты нашей страны. Гордо стоящие по вторникам на плацу с рукой на сердце и гимном на устах; смотрим на развевающийся на ветру желто-синий флаг, который держит нашу честь за яйца, и в случае пожара или иной катастрофы орет: спасайте меня и флаг части! Сперва мы! Люди потом! Так решил статут!