Марина на секунду замолчала, а я сосредоточилась на собственных чувствах. Мне было противно слушать это. Узнать про Лану, любимую, было больно, а вот услышать, что она так легко предала её ради какой-то девчонки было просто мерзко. И всё равно я не могла внушить себе, что я не должна её любить – слишком поздно, Марина давно пустила корни в моё сердце. И та боль, которую я испытываю сейчас, наверняка, ещё покажется мне смешной в сравнении с тем, что будет после.

- Но знаешь, что удивительно? – она обрывает мои мысли.

- Что?

- Я в тот момент себя возненавидела, — мои удивлённые глаза силились поймать её взгляд, но сапфировые туманы блуждали где-то в полутьме комнаты. – Правда… Я целовала её, обнимала, ласкала ладонями её грудь, проводила пальцем по этой соблазнительной родинке и с каждой секундой всё сильнее ненавидела себя, оттого что понимала, что не хочу этого. Что это зашло слишком далеко, и мне всё это совсем не нравится, потому что это не она, не Лана! Не лучше и не хуже, просто это не она. И это главное.

Молчу, пытаясь переварить услышанное. Я ещё ни разу не чувствовала такой интонации в твоём голосе. Что с тобой, милая? Ты и правда её так любила? И почему это даёт мне надежду, одновременно делая так больно?

- Когда я вернулась домой, то выкурила пачку сигарет за вечер и даже не заметила. А когда она позвонила и спросила, как прошёл мой день, то я на автомате выдала: «Ланка… Я тебе изменила…» Дальше была только тишина и противный треск в телефонной трубке. И тут я поняла, что сказала, когда раздался её первый всхлип. «…Прости, я дура. Я такая дура. Не хотела я, правда. Это больше никогда…» Только мне договорить не дали. «Да пошла ты» — это были её последние слова, а потом только гудки.

- Не простила? – осторожно спрашиваю, пытаясь сохранить видимость ровного дыхания.

- Не то чтобы… Сложно это объяснить, — она присела на край кровати и повернулась ко мне спиной. – Я тогда плакала навзрыд. Как тогда, когда мне сказали, что мама с папой больше «не проснутся». Больно было, но в этот раз я, по крайней мере, знала, за что мне эта боль. За мою же глупость. Я готова была на коленях у неё прощение вымаливать, но… — Марина надолго замолчала.

- Что «но»?

- Она тоже совершила глупость. В отместку она изменила мне. С мужчиной.

- С мужчиной?

- Да, сняла какого-то придурка в клубе. …Она подумала, что я изменила ей с мужчиной и решила покрыть той же мастью. Первый опыт с парнем оказался для неё трагедией. Этот грубый мужлан сделал ей больно и не остановился, даже когда она, передумав, начала умолять об этом. Это было, считай, изнасилование, но… Не буду пояснять, что она сама его пригласила и друзья этого урода могли это подтвердить. Там всё как-то неясно было – я так и не знаю подробностей до конца. …Я тогда с ней увиделась в больнице, куда она приехала сама после той ночи. Заявление она писать не стала. Травм никаких серьёзных не было – так, пара синяков от слишком страстных объятий и раздавленное чувство собственного достоинства, но это же не вылечишь мазями и микстурами?

Мы обе молчали.

- После всего этого быть вместе у нас не вышло, да мы и не очень пытались. Я чувствовала себя виноватой во всём, что произошло с Ланой, и какое-то время умоляла о прощении, по сто раз на дню. А она говорила, что сама виновата и стала совсем другой. Замкнутой и скрытной. Я начала раздражаться от её поведения и вскоре окончательно решила скинуть этот груз со своих плеч. Я не изменяла ей, пока она сама не вынудила меня своими истериками. Я просила прощения за тот проступок и уж точно не я тащила её в постель к тому ублюдку. …Но по правде говоря, я знаю степень своей вины… Так или иначе, мы расстались, и, может, оно и к лучшему.

- В смысле?

- А вдруг я действительно не смогла бы быть только с ней? Вдруг меня бы рано или поздно потянуло на парней? Я не могла обещать ей ничего. Не знаю… Всё это сложно… — Марина снова потянулась за сигаретами и запрыгнула на подоконник. Её задумчивый взгляд был обращён к звёздам, а я с тоской в сердце переваривала услышанное. Но что самое отвратительное, во мне не проснулось ни жалости к Лане, ни презрения к Марине. Единственное о чём я могла размышлять, так это думает ли она о той, которую любила, глядя на небо и наслаждаясь очередной затяжкой. Я всё также беззаветно желала, чтобы в эти минуты она думала только обо мне.

Чёрт. Да что же это такое! Неужели это солнце окончательно ослепило меня?

- Я пойду, родители ждут.

========== Часть 13 ==========

Вот уже три недели, как я забросила незаконченную картину в самый дальний угол шкафа. Что толку смотреть на угловатые линии, если я всё равно не могу закончить этот портрет? Ты в сотню раз прекраснее, и то, что получается на бумаге, не идёт ни в какое сравнение с тем, что я вижу, засыпая в твоих объятиях.

Этот подоконник. Я видела его много раз. Теперь с другого ракурса, со стороны твоей постели.

Ты всё так же куришь на нём по утрам, а я всё так же смотрю из окна. Иногда наши взгляды сталкиваются, и ты улыбаешься мне. Порой даже складываешь губки бантиком и запускаешь с ладошки воздушный поцелуй. Я просто смотрю. Без улыбки, без грусти. И не пытаюсь тебя рисовать. Я просто смотрю на тебя, стараясь запомнить каждую чёрточку этой совершенной картины. Но это так чертовски тяжело, когда внутри режет жгучая боль.

Мы не вместе. Мы просто любовницы.

Иногда ты заходишь ко мне. Ты безошибочно определяешь, когда я одна дома. Интересно, как? Не думаю, что ты так же внимательно следишь за жизнью в моих окнах, как я за твоими.

Гораздо чаще я прихожу к тебе. Когда твои родные на работе и в квартире чувствуется лёгкий аромат сигарет. Мы трахаемся безудержно, как будто не виделись несколько недель, а не каких-то два дня… «Трахаемся». Чёрт, как же я ненавижу это слово! Безразличное, бытовое, мерзкое. А секс с тобой совершенно другой – чувственный, страстный, нежный и каждый раз будто первый. Потому что в момент оргазма просто умираешь и возрождаешься заново. Но знаешь, мне ведь нравится просто чувствовать твоё тепло и дарить тебе всё, что я могу предложить в ответ. Я бы подарила тебе гораздо больше, но тебе не нужно. Ты ясно дала понять, кто мы.

Иногда мне хочется надеяться, что я значу для тебя хоть что-то.

Иногда я почти в это верю.

Верила.

Вот только не стоило.

Потому что от этого было лишь больнее обжечься.

Мы тогда провели вместе почти весь день. Ты потащила меня по магазинам. Вот так, ни с того ни сего заявилась ко мне домой и сказала, что хочешь устроить совместный шопинг – я даже подумала, что сплю.

Мама как всегда была рада тебя видеть. Она вообще от тебя без ума. «Бери пример с Маришки – она вон какая молодец, целеустремлённая, уверенная в себе и одевается так хорошо». Иногда я даже жалею, что вас познакомила. Но должна же я объяснить, где я пропадаю сутки напролёт? «Мам, я у Маринки. Мы кино посмотрим». Мама, разумеется, не имеет ничего против. Да и с чего бы? Первая подруга среди моих извечных друзей-мальчишек. Да ей и в голову не приходит, какое именно кино показывается за задвинутыми шторами твоей квартиры. Она этого не поймёт.

Почему я так уверена? Да разве сложно по мне догадаться? Не думаю. Да, пусть я сама долго осознавала собственную гомосексуальность, но ведь, по правде сказать, я была такой всегда. С самого детства. И разве может мать, самый близкий человек, не заметить, что с её ребёнком что-то не так? А со мной всегда было «что-то не так». Только теперь, встретив Марину, я знала наверняка, что именно. Никакой я не фрик и стать мальчиком тоже никогда не хотела. Мне просто нравятся девушки. Вернее, теперь я по уши влюблена в одну единственную девушку. Только эта любовь с каждым днём приносит всё больше мучений, потому что она никогда меня не полюбит. Каждый раз повторяя это самой себе, я всё равно в тайне надеюсь на чудо.

Вот тогда мне и показалось, что чудо свершилось, когда ты позвала меня с собой погулять. Раньше мы ни разу не встречались за пределами наших квартир.