В институте зачётный пленэр и сессия на носу, а я без какого-либо намёка на вдохновение с ненавистью рисую пастелью эти высоченные полусухие тополя за окном и мечтаю срубить их под корень. Чтобы не было этого дурацкого пуха. Чтобы можно было, наконец, выбраться из дома и пойти с ребятами на пандусы возле бывшей больницы, немного покататься, если кто-нибудь из парней одолжит доску. Девчонки наверняка будут пить какую-нибудь химическую дрянь, вроде энергетиков. Ничего, как всегда отмажусь аллергией. На самом же деле я просто не хочу истязать свой желудок этой гадостью. Я бы даже не сказала никому, что сегодня у меня День Рождения. А зачем? Никто не знает, да я и сама почти забыла.

Мама с утра поздравила, пообещала купить что-нибудь новенькое из одежды, когда мне можно будет выйти на улицу. Лилька гордо вручила рисунок «Я и Рита. Праздравляю с Днём Рожденья». Чеканю «спасибо», почти искренне улыбаюсь. Мама утаскивает сестру на летнюю продлёнку в садик. Со мной не оставляют. Мне вроде как положено готовиться к сессии. Вроде как готовлюсь.

Отец суетился с утра пораньше, уезжает в командировку. Мне ничего не сказал. Вспомнит конечно, полчаса спустя, когда сядет в такси и включит телефон – напоминание сработает. Тогда и позвонит, поздравит. Но я не обижаюсь. Для меня этот день никогда особо не был праздничным. Торжественный семейный ужин обычно проходил у бабушки – родителям тупо некогда. Но во время этого ужина разговоры шли совсем не обо мне – проблемы завалившегося сарая в деревне, установка счетчиков на воду в новом доме, да хоть даже о предстоящих выборах. Но уж никак не обо мне. Да мне и без разницы. В этом году не будет даже этого ужина. Папа в командировке, а на улице метель, словно действительно снег сезоны попутал. Проклятый пух. Ненавижу эти тополя. Ещё хотя бы потому, что они загораживают твоё окно. Не сильно, но всё же.

Это единственная мысль, которая меня утешает. Пусть я всю неделю проведу в этой угнетающей серой комнате – зато смогу видеть тебя. Не пропущу ни одного твоего обнажённого пятиминутного дефиле на подоконнике.

Около девяти ты завтракаешь в компании родителей, судя по силуэтам мелькающим в кухонных окнах. А потом, должно быть, они уходят. И в десять, на крайний случай в половине одиннадцатого, ты уже сидишь на своём обожаемом подоконнике, делая первую на сегодня затяжку. Сколько раз я прогуливала пары, лишь бы застать твою первую утреннюю сигарету? Иногда мне кажется, что я ощущаю их запах. И больше всего на свете я хочу увидеть твои глаза. Но ты далеко. Слишком далеко. А ещё эти проклятые тополя.

***

Уже неделю я безвылазно сижу дома. На улице ветер продолжает гонять в воздухе белые пушинки. Но, по правде говоря, расстроена я вовсе не из-за этого.

Тебя нет.

Вот уже неделю ты не появляешься за стеклом, которое, наверное, скоро пойдёт трещинами от моего пристального взгляда.

Отец всё ещё в командировке, а мама с Лилькой уехали к бабушке в деревню. Мне строго напомнили о необходимости дождаться первого дождя. Да что мне этот дождь? Я давно уже его не жду. Я жду тебя. Куда ты пропала, девочка? Я так тоскую.

Не знала, что это имело для меня какое-то значение. Знаешь, я же не строила никаких иллюзий на твой счёт. Я не мечтала, что однажды ты увидишь меня в противоположном окне и всё поймёшь во взгляде. То есть, может, увидишь, может, поймёшь. А дальше-то что? Да ничего дальше. Ни-че-го.

Швыряю на пол карандаш.

Не хочу рисовать!

Ни сегодня, ни завтра. Вообще не хочу. Ничего не хочу.

Тебя хочу.

Твои пальцы. Подносящие к пухлым губам сигарету.

Твои волосы. Золотистой волной спадающие на плечи.

Твои глаза. Которые я никогда не видела, но не сомневаюсь, что они красивее этого слепящего солнца.

Где же ты? Мне плохо без тебя. Плохо.

Устало поднимаю карандаш с пола. Он-то ни в чём не виноват. Ни в этой жаре, что сводит меня с ума, ни в проклятой аллергии, что удерживает меня в этой чёртовой комнате. Ни в том, что я как последняя идиотка влюбилась в девушку из окна напротив. Не зная о ней ничего, кроме того, что она ангельски красива и чертовски соблазнительна с этой своей до неприличия непринуждённой манерой, курить на подоконнике обнажённой.

Да нет. Я ни на что не надеюсь. Ты просто вернись, ладно? С тобой ведь всё в порядке?

***

И тут будто удар молнией через всё тело.

Я вижу, как по ту сторону любимого окна мелькнул чей-то силуэт. А пару секунд спустя появилась и она сама. Моё навязчивое видение.

Вытянулась во весь рост, пытаясь дотянуться до форточки, чтобы открыть её. Соблазнительно подтянутая грудь, сделавшийся совсем плоским от натяжения мышц животик. Тоненькая полоска белых шортиков, оттеняющая её, ставший ещё более заметным, загар. Влажные вьющиеся волосы. Как всегда невероятно прекрасна.

У меня тут же сердце забилось быстрее. По-прежнему сжимая в руке карандаш, я стояла у окна, наблюдая, как она ловко балансирует на одной ноге, подцепляя задвижку на старой деревянной раме. Открытая форточка, и вот она уже снова устраивается поудобнее на своём подоконнике. Прикуривает, откладывает зажигалку. Вдох, выдох и прикрытые в удовольствии глаза. Полуулыбка и милое личико подставленное солнечным лучам. Ей хорошо, ей спокойно. И мне вместе с ней. Нет сил оторвать взгляд.

5 минут. Она не просидит дольше. А потом не появится на этом подоконнике до самой ночи. Но эти 5 минут и так слишком много после её недельного отсутствия. Девочка, где ты была? Ловила солнечные лучики на берегу моря? Похоже, что так. Твоя кожа стала ещё более смуглой. Ты наверняка прямиком из душа. Твои волосы сильнее завиваются от воды. Интересно, как ты пахнешь? Почему-то я уверена: чем-то сладким и солнечным. Как пахнет солнце?

За этими глупыми размышлениями я позабыла обо всём. О тополях и треклятом пухе, о незаконченном эскизе, о карандаше, так крепко сжатом у меня в руке, что костяшки пальцев побелели. Как же я скучала.

И тут сердце пропускает удар, а глаза в ужасе замирают, когда наши взгляды сталкиваются.

Не может быть. Это невозможно! Она никогда не смотрит на другие окна. Не смотрит на прохожих, не смотрит вокруг. Только вверх, на небо. На солнце, ласкающее её прекрасное лицо. Почему вдруг сейчас она смотрит на меня? Может, я сплю?

Но она действительно смотрит. Не отводит взгляд, не подносит к губам сигарету. В той же расслабленной позе, без единой эмоции на лице. Просто внимательно изучает меня.

Что ты видишь?

Испуганную и до алых щёк смущённую девочку, замершую в окне напротив. Худенькую до неприличия, особенно в этой домашней растянутой серой футболке. Растрёпанные чёрные волосы с грубой рваной чёлкой. Бледная кожа и виднеющиеся из-под ворота острые ключицы. Полумальчик, полудевочка. Угловатый подросток, никак не дотягивающий внешне до своих девятнадцати годов. И мне почему-то жутко стыдно. Оттого, что я смотрю на тебя этим похотливым взглядом, оттого, что ты так красива, а я… А я выгляжу вот так. Можно подумать, имеет значение, как я выгляжу. Да и что ты успела разглядеть, прежде чем качающиеся на ветру тополя прервали этот обжигающий зрительный контакт?

Когда порыв ветра утих, и тополя снова замерли по стойке смирно, в окне уже никого не было.

В сердце заколола болючая пустота.

А тополиный пух продолжал кружить в воздухе, смеясь над моими чувствами.

========== Часть 3 ==========

Я не думаю, что всегда любила только девушек. Но и в парней я тоже никогда не влюблялась. Мне вообще никто не был интересен. Все говорили о сексе, а я не понимала, что в нём такого уж важного? Только странное чувство разъедало изнутри. Со временем я поняла, что это одиночество.

Мне было холодно засыпать в своей постели. Мне было слишком холодно по ночам. Я так отчаянно хотела человеческого тепла, но нигде не могла его найти. Когда подруги со двора начали встречаться с мальчиками, я стала острее ощущать собственное одиночество. Я видела их поцелуи, объятья, прикосновения. Рука в руке. Мне было интересно, каково это – чувствовать чьё-то тепло. Должно быть, прекрасно. Хотелось ли мне того же? Да, наверное, хотелось. Но мальчишки смотрели на меня как на своего друга, не более. Какая уж из меня к чёрту девушка? «Мальчик, ты сдачу забыл…» И я не сомневалась, что это обращаются ко мне. Правильно.