Подойдя к своему кабинету, прокурор кивком головы молчаливо поприветствовал детективов и жестом разрешил проследовать за ним.
— Господа, — обратился он к ним, устраиваясь за своим столом, — чем можете порадовать?
— Господин Брасио, — тихо, но уверенно начал Тоцци, — после бесед с высокими судьями мы с аналитическим отделом изучили все их показания: и автономно, и системно. У нас, к сожалению, нет оснований полагать, что имела место пристрастность судей к Тиму Кравицу. Надо копать где-то еще.
— К сожалению? С чего так? По мне, так это к счастью! Или вы ожидали обнаружить что-то в разговорах с ними? Неприкосновенные особы, пользующиеся безграничным уважением в обществе, расскажут вам о том, как они желали смерти Кравицу… Так по-вашему?
— Мы лишь сделали свою работу, господин прокурор, — вмешался Лукас.
— А я и не спорю. Дайте мне пару дней, я изучу ваши выводы, и если не приду к своим, тогда закрою дело. Вопросы?
— Никак нет.
— Свободны.
Звонок подруги застал Сабрину в дверях, когда она только заходила домой:
— Привет, Марика! Как ты?
— Сабрина…
— Да?
— Я… — девушка не говорила, а едва-едва шептала.
— Марика! Говори!
— Я… Сабрина, я звоню попросить у тебя прощения, — медленно сказала Марика угасающим голосом, будто ей было чрезвычайно тяжело произносить слова.
— За что просить прощения? — удивилась девушка. — Ты мне ничего плохого не сделала. И что у тебя с голосом? Ты засыпаешь?
— Прости за неудобства, которые доставлю тебе.
— И какие же неудобства ты собираешься мне доставить? — Сабрина начала терять терпение из-за этого бесполезного разговора.
— Пожалуйста, проследи, чтобы меня не кремировали. Сделай это! Обещаешь?
— Марика…
— Я не хочу этого. Огонь меня погубит. Лучше мороз.
— Марика! Даже не смей! — Сабрина крикнула так громко, что сама вздрогнула.
— Обещай мне, пожалуйста. Мне некого больше попросить. Все равно же я к вам туда попаду, да? Как же хочется спать…
— Я сказала — не смей! Ты слышишь? Марика? Алло! Марика! — звонок прервался уже на лестничной клетке, куда выбежала Сабрина, поняв, что эта сумасшедшая, должно быть, совершает фатальную ошибку.
Через каких-то десять минут Сабрина звонила и лупила кулаками в дверь апартаментов, где жила подруга, но безрезультатно. «Неужели не дома?» — испугалась Сабрина. Отец Марики не ответил на звонок, и девушка ощутила свою полную бесполезность. Она оглядела коридор в поисках хоть чего-нибудь, чем можно было попытаться взломать дверь, хотя и понимала, что это глупая затея. К счастью, перезвонил отец Марики. «Господин Хубергер! Мне кажется, Марика в опасности! Да-да! Нет, она мне позвонила, какие-то глупости начала говорить про смерть, а сейчас не открывает дверь! Да! Нет, я прямо при вас буду набирать! Ну так вспомните, чего вы как маленький! Восемь или восемьдесят? Дальше! Быстрее, чего медлите?! Какая последняя? Тридцать четыре, двенадцать. Да, открылась!»
Толкнув дверь, девушка вбежала в апартаменты. В квартире было тихо — лишь через открытое окно с улицы доносился стук капель начавшегося ливня. Ноги понесли Сабрину в ванную…
Марика с закрытыми глазами полулежала в ванне голая, обхватив себя руками. Кожа бледная, на белье виднелся иней. Сабрина заметила зеленую пасту, которая была нанесена на бортики ванной, по всему ее периметру. Она закинула ногу в ванну, протянула руки к подруге и оторопела от сковавшего тело мороза, из-за которого стало сжимать голову в области висков. Ее легкие охватил спазм, но она, не дыша, сделала усилие, взяла Марику за руки и стала вытаскивать подругу за пределы этой морозилки. Так, так… Первым делом надо укрыть чем-нибудь. Где же у них одеяла? Валерия, ну что же вы не отвечаете…
— Алло, — наконец услышала Сабрина голос босса.
— Госпожа Видау! Тут обморожение, мне кажется!
— Где «тут»? С тобой все в порядке? — взволнованно спросила Валерия.
— У моей подруги! Ее укрыть? Она жива!
— Стоп-стоп! Спокойно! Вы где? Рядом есть тепло?
— Я у нее дома! Она в ванну забралась и очертила себя энклоузером! И выставила мороз!
— Так, ладно. Вытащила ее в тепло?
— Да! Кожа у нее бледная такая… Одеялом укрыть?
— Естественно! И дай горячее питье. Главное — не паникуй. Службы вызвала?
— Ой! Нет. Сейчас…
— Ну как это «нет»?! Ты ее сама, что ли, повезешь в лаунж? На горбушке?
Сабрина настояла, чтобы прибывшая бригада медиков разрешила ей сопроводить подругу в лаунж.
Ближе к вечеру Марика открыла глаза. Рядом с ней, склонив голову набок, сидела Сабрина и дремала. Марика тихо заплакала, и девушка, встрепенувшись на кушетке, открыла глаза.
— Сабрина, — жалобно посмотрела на нее Марика.
— Глупая! Зачем ты это сделала?
— Я сама не знаю…
— А если бы я не пришла к тебе? Можешь представить, что сейчас ты была бы мертва? И лежала бы не в палате, а тремя этажами ниже, у нас в морге! Это все твои идиотские рассказики! Говорила же, не читай эту дрянь!
— Не кричи на меня, пожалуйста, — тихо попросила Марика.
— А я буду кричать! Потому что ты не девочка, чтобы морозить себя только потому, что в каких-то тупых книжках тебе втюхали идею о посмертной красоте! Я свожу тебя к себе на работу, покажу, какие красавцы лежат у нас в холодильниках!
— Мне очень плохо, Сабрина… Мне одиноко. Я хочу к маме…
— Марика, — тон девушки изменился, она погладила подругу по голове, — ты же сама говорила, что уверена, будто твоя мама жива. Отправив себя на тот свет, ты ее не увидишь, пойми!
— Я убеждаю себя в том, что она жива. А на самом деле… Как я могу быть уверена? У всех детей были мамы! А мне даже незнакомо это чувство, когда тебя касается ее тепло, когда ты ловишь ее улыбку, ощущаешь нежность, слышишь свое имя из уст мамы…
— Но ты не единственный человек в мире, кто вырос и живет без матери. Разве не так?
— Легко говорить, когда у тебя есть мама. Чего проще — сидеть в зрительном зале и комментировать со знанием дела все то, что происходит на сцене. А ты на этой сцене никогда не была! Ты не знаешь, каково это — с самого детства жить только с отцом, как в казарме.
— Дорогая, милая моя, — Сабрина наклонилась к ней и поцеловала в лоб, — прости. Ты права — я не знаю, что значит жить без мамы. Но наложить на себя руки — это в любом случае не вариант. И вообще… Что, если посмотреть на ситуацию с другой стороны? Ты молодая, красивая, у тебя впереди целая жизнь! У тебя родится ребенок, и ему ты подаришь все любовь и заботу, которых тебе не хватало! Надо жить для этого ребенка! У тебя не было мамы, но ты сама можешь ей стать! Это так ценно!
Марика уперлась руками в постель и, сделав усилие, присела:
— Я чокнутая. Дурочка. Неуравновешенная. Посмотри вокруг — много парней меня захотят?
— Глупости! Не бросай принимать риптолептики, а остальное придет. Ну а по поводу мамы — давай я попробую что-нибудь через Лукаса узнать? Вдруг про нее есть какие-то записи в Едином Архиве или в полицейских файлах.
— Правда? Ты сделаешь это?
— Конечно, сделаю. Давай не кисни! А я побежала — скоро муж с работы придет.
— Сабрина!
— Да? — обернулась девушка уже на выходе из палаты.
— Пожалуйста, не рассказывай никому, что я сегодня натворила. Ладно?
— Могла бы и не говорить. Целую!
Домой Лукас пришел хмурым, но как только к нему подбежал ликующий от радости Титус и стал пытаться своими передними лапами достать до колен хозяина, настроение парня заметно улучшилось.
— Привет! — подошла к нему и Сабрина.
— Привет.
— Все в порядке? Ты какой-то неспокойный.
— Прокурор дело закрывать, видимо, будет.
— И разве это повод расстраиваться? Наоборот же, это хорошо! Никто не виноват. Если честно, я хоть и была уверена, что этим все закончится, немного переживала за госпожу Видау. Давай не кисни!
— Понимаешь, по большому счету это все из-за меня началось. Ведь я всех на уши поднял с записями заседаний, с этим ядром… А оказалось, что все зря. И был неправ.