Когда Арманду, Тарья и Лукас зашли в комнату, Арманду предложил девушке выбрать удобное кресло, после чего они с Лукасом сели напротив.
— Госпожа Экман, — немного волнуясь, начал капитан Тоцци, — я полагаю, что нет необходимости разъяснять, по какому вопросу мы сейчас будем разговаривать?
— Нет такой необходимости, — подтвердила Тарья. — Госпожа Видау мне в общих чертах рассказала, и потому я здесь.
— Хорошо, понятно. И я должен сразу сказать, что федеральный суд отказался давать мне разрешение на общение с вами и с остальными высокими судьями, а поэтому довожу до вашего сведения, что вы в любой момент можете прекратить этот разговор и удалиться. Все, что сейчас будет происходить, — это исключительно ваша добрая воля, за проявление которой позвольте вас поблагодарить.
— В любой момент прекратить разговор и удалиться? Не думаю, что до этого дойдет, но спасибо, что сообщили. Что ж, я в вашем распоряжении. Чем могу быть полезна?
— Госпожа Экман, — Тоцци сначала по привычке сцепил руки в замок, но потом сразу положил их ладонями вниз на стол, чтобы исключить ощущение допроса, — я сразу скажу, что мы с согласия прокурора проводим проверку на предмет того, были ли у кого-то из высоких судей какие-либо связи с казненным, членом Палаты Тимом Кравицем.
— Нет, не было. Я имею в виду, что конкретно у меня — не было.
— Спасибо. Я думаю, — он бросил взгляд на Лукаса, — мы поступим следующим образом: вы нам в режиме свободного рассказа поведаете свою биографию и расскажете о том, как, когда и при каких обстоятельствах вы виделись или иным образом общались с господином Кравицем, если вообще общались. Наш разговор будет записан.
— Я поняла, хорошо. Мне начинать?
— Да, пожалуйста.
«Итак…
Меня зовут Тарья Экман. Мне недавно исполнилось 29 лет. Я замужем. Моего мужа зовут Рику Экман, а наших с ним детей, шестилетних близнецов, — Томас Экман и Нина Экман. Мы живем в Эспоо, в Финляндии.
Я родилась в Киеве. Меня назвали Дарьей. Мои родители — Лада Витман и Вадим Трапицын. Мама, Лада Витман, была чистокровной еврейкой, а отец — смесь русского и украинца. По-моему, у него еще и казахская кровь как-то примешана была, но я не уверена. Незадолго до того, как мне исполнилось девять лет, моя мама погибла в аварии. Ее левипод по неустановленной причине потерял связь с мозгом, и одновременно с этим по случайности от днища отвалилась полоса магнитатора. Она летела в Киев из Осло и разбилась в водах Балтийского моря. Я ее никогда не забуду. Очень любила маму. Мой папа, Вадим Трапицын, был убит через год после смерти мамы. До сих пор достоверно не известно, что тогда произошло. Его сильно обгоревшее тело нашли где-то в районе Белой Церкви в канаве. Он не пришел за мной в школу, учительница не могла до него дозвониться, и я даже два дня прожила у нее, пока папино тело по чипу роговицы глаза не нашла полиция.
После смерти папы я попала в детский дом в Киеве, но уже месяцев через пять или, может, семь — все-таки почти 20 лет прошло — меня забрала приемная семья из Эспоо. Никто не спрашивал, хочу я ехать или нет, да я и не противилась особо. Людьми они мне показались хорошими, не злыми. И я их люблю как родителей. Они назвали меня Тарья — на финский манер. К имени я недолго привыкала, а сейчас и представить не могу, что раньше оно с другой буквы начиналось. Сколько тепла, сколько заботы мне досталось от приемных родителей! Я их до сих пор называю «мама Анна» и «папа Матти». Просто «мама» или «папа» не могу.
Родители мои (я имею в виду приемных родителей, хотя и не люблю эту холодную фразу) всегда были людьми если не состоятельными, то не бедными. Мама Анна работает стоматологом в Эспоо, а папа Матти в данный момент живет в США и читает лекции по высшей математике в Нью-Йорке. А еще он пять лет занимал должность главы финского представительства Палаты, когда я школьницей была, а до этого был директором филиала Единого Архива в Хельсинки. Анна и Матти долго не могли завести детей, потому что вроде бы как не приживались эмбрионы, а мама Анна всегда хотела сама родить ребенка и не соглашалась завести малыша другими способами. В итоге они с папой Матти решились на усыновление. Через несколько лет после того, как они стали моими новыми родителями, мама Анна все же забеременела и родила мне братика. Ему сейчас 17, замечательный парень растет. Рождение брата никак не отразилось на отношении Анны и Матти ко мне.
В школе я показывала хорошие результаты по химии и биологии, стала ходить на дополнительные занятия. Увлеклась микологией, а потом мой кругозор в этой области стал расширяться. Это и предопределило выбор профессии.
Я училась в Хельсинки. На последних курсах начала подрабатывать — по конкурсу прошла в операторы черной сферы и в этом качестве обслуживала гостей Финской национальной оперы. Платили не очень большие деньги, но мне всегда помогали родители, даже когда я просила их не тратиться на мою финансовую поддержку. Однажды, в день открытия сезона, у нас в опере был такой наплыв гостей, что посетителей обслуживали целых шесть черных сфер. Ко мне (точнее, к моей черной сфере) подошел парень:
— Извините, вы не подскажете, где тут у вас комната для джентльменов? — спросил он.
— Конечно, сэр, — приветливо ответила я этому высокому привлекательному брюнету, — вам следует пройти примерно двадцать пять шагов по направлению вон к тем двум колоннам, между которыми лестница. Подниметесь по ней, и слева будет дверь в интересующую вас комнату.
— Спасибо! Пока я хожу, вас не затруднит побыть с моей прабабушкой? Я ее привел на «Онегина».
— Безусловно, сэр, — ответила я, кое-как сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. Это было так трогательно! Этот красавчик привел в оперу… свою прабабушку!
Я вела беседу с этой пожилой женщиной, пока ее правнук пудрил носик. Прабабушка поведала мне о том, какой расчудесный у нее внук, что привел никому не нужную, как она сказала, старуху в «этот дворец музыки», и что после концерта он обещал сводить ее в театральный буфет. Вдруг парень вновь предстал перед моим монитором.
— Прошу прощения… — сказал он.
— Сэр, разрешите передать эту милую леди обратно в ваши руки. С вашей прабабушкой все в порядке, — кокетливо ответила я.
— Спасибо, но вот со мной все не совсем в порядке. Это была женская комната.
— Простите? — оторопела я. — Вы повернули направо?
— Нет! Налево, как вы и сказали!
— Должно быть, я ошиблась. Прошу прощения, сэр! Надеюсь, это не доставило вам много неудобств?
— Мне нет, но тем бедным девушкам… — парень улыбнулся, и я поняла, что он не злится.
— Еще раз прошу принять мои извинения! Могу я чем-то помочь?
— Конечно! Подскажите, как пройти в мужскую комнату, иначе я описаюсь прямо при прабабушке!
— Можно подумать, я этого не видела, Рику! — усмехнулась старушка.
Позже, когда шел концерт, и мы с другими девушками из черных сфер могли перевести дух, я просматривала запись своего разговора с парнем. Действительно, я его дезориентировала и отправила в женский туалет. Вообще, такой конфуз считался непростительной ошибкой, за которую точно последовало бы быстрое увольнение, но я была спокойна — знала, что Рику не пожалуется. По нему видно было, что он не из тех людей. Ну, вы понимаете.
Когда после концерта гости разошлись, нас с коллегами отпустили по домам. Точнее, физически в опере нас было всего двое, потому что остальные четыре черные сферы управлялись девушками дистанционно. Я зашла в лифт и поехала вниз. На следующем этаже кабина остановилась, и туда зашли Рику со своей прабабушкой. Старушка светилась от счастья и была немножко нетрезва после театрального буфета. «Ой, какая вы на самом деле большая!» — пошутил Рику, когда узнал меня. Не помню, ответила я ему тогда что-то или нет, потому что внезапно лифт остановился. Я, сохраняя спокойствие и невозмутимость и делая вид, что ничего не произошло, связалась с технической службой оперы, но там никто не ответил — у оператора поддержки накануне была веселая ночка, и он просто спал, не слыша моих тщетных попыток дозвониться. В итоге я, конечно, дозвонилась до него, но к тому моменту мы проторчали в лифте часа, наверное, четыре. Удивительно, но это время пролетело очень быстро — Рику развлекал нас анекдотами, шутками, историями из своей студенческой жизни. Я так смеялась, что порой даже становилось неловко перед его прабабкой, но, к моей удаче, состояние легкого опьянения этой старой женщины делало меня в ее глазах чуть ли не будущей невестой внука.
