Одна рука на моём горле, другая между моих ног. Одна обхватывает, другая сжимает. Одна достаточным давит, чтобы заставить меня трепетать от страха, другая пробирается под шёлковое бельё в поисках плоти, крадя моё дыхание.

— Ты моя, Икс.

Я могу только стонать в ответ. Он сгибает пальцы, я становлюсь чувствительной и горю от потребности, меня трясёт, ноги подкашиваются.

Я кончаю, быстро и сильно.

Но я ещё не закончила. Нет, нет. Пока я набираюсь сил встать самостоятельно, он вытаскивает из меня пальцы и расстёгивает молнию на брюках. Моё платье собирается вокруг бёдер, я чувствую горячее дыхание около своего уха, и затем моё нижнее бельё исчезает, оставляя меня обнажённой от талии и ниже, воздух в комнате прохладный, а моя влажная сущность очень горячая. Слышу, как он снимает туфли, а брюки и ремень со стуком падают на пол. Калеб ногами подталкивает меня, а рукой наклоняет вперёд. Моё лоно обнажано, выставлено на показ. Я теку от желания. Мне больно. Боже, как мне больно.

Рука на моём горле не ослабляет свою хватку, и теперь, когда Калеб наклонил меня вперёд, его рука — всё, что удерживает меня от падения.

Раздаётся глубокий стон, и Калеб заполняет меня. Глубоко, медленно и жёстко.

— Чувствуешь, Икс? Ты чувствуешь нас?

Я не знаю, как это понимать. Слова никогда не входили в это уравнение, никогда не были частью этого действия.

— Да, Калеб.

— Да что?

— Да, я чувствую.

Но всё абсолютно так же, как обычно. Несмотря на слова, несмотря на эмоции, всё то же самое. Я вижу только пол. Чувствую только то, что мне позволено чувствовать.

Но потом что-то меняется. Толчок, другой. Я стону, спотыкаюсь, дрожу, только рука на горле удерживает меня в вертикальном положении. У меня головокружение из-за недостатка дыхания. Калеб меня не душит, но всё же ограничивает мне кислород.

Контролирует.

Но я хочу большего.

— Я хочу видеть тебя, Калеб, — я произношу это вслух и поражаюсь своей смелости.

Наполненность внутри меня исчезает, и меня поднимают в вертикальное положение рывком за волосы. Он разворачивает меня. Глаза огненные, сверкающие, тёмные и непостижимые.

— Ты хочешь меня видеть?

Боже, это тело головокружительно прекрасно. Твёрдые и огромные мышцы. Чёткие, как будто вырезанные и идеальные. Я протягиваю руку, и на секунду мне позволено прикоснуться к твёрдой плоти, но только на мгновение.

Он снимает с меня платье, быстро справляется с бюстгальтером без бретелек, и вот я обнажена.

Толкает меня назад, и я спотыкаюсь о что-то.

Я настолько сосредоточена на мужчине перед собой, что не замечаю ничего вокруг. Думаю, это диван. Я опускаюсь назад на спинку дивана, а мужское тепло и твёрдость следуют за мной. Я лежу на спине, ноги висят над краем, словно в космосе. Широкая мужская плоть и мышцы заполняют пространство, раздвигая мои ноги. Он хватает мои бёдра, тянет на себя, а затем приподнимает. Я вижу острые черты лица и чёрную щетину, дикие, сердитые глаза, тонкую линию рта. У меня есть момент чтобы вдохнуть, момент, чтобы посмотреть, увидеть его грудь и рельефный живот, а затем одним толком он вводит свою толстую эрекцию прямо в меня.

Я вскрикиваю от неожиданности. Она царапает меня изнутри, наполняет под странным углом, наполненность, но другая. Руки обхватывают мои бёдра, меня поднимают и тянут назад для следующего толчка, жесткого и грубого.

— О... Боже.

Его жёсткие движения причиняют боль и блаженство.

— Ты моя, Икс. Ты, чёрт возьми, принадлежишь мне.

Бёдра стучат друг об друга, и я подаюсь вперёд, но сильные руки удерживают меня и подтаскивают обратно для следующего мощного толчка.

Тёмные глаза не оставляют моих. Я не могу посмотреть в сторону, даже закрыть глаза, когда дрожь оргазма проходит сквозь меня. Не могу отвернуться, нет.

— Моя, — ещё один толчок, и я отправляюсь через край. — Скажи это, Икс. Скажи, чёрт возьми! Скажи, что ты моя.

Мне необходим следующий толчок, он нужен, чтобы остаться здесь, на стороне блаженства, где всё кажется ничем, и ничто не имеет значения, кроме тепла и полноты, лёгкой боли и жара, властных рук на моих бёдрах и звуков удара плоти об плоть. Сейчас это всё, что имеет значение. Мне это необходимо, этот момент, это сейчас.

— Я твоя, Калеб, — произношу я всхлипывая.

Как только эти три слова слетают с моих губ, я чувствую жаркий влажный порыв освобождения внутри себя, чувствую, как тяжёлое тело падает вперёд, и я принимаю его вес, чувствуя жёсткие мышцы под руками. Щетина на моем лице, щека прижата к щеке. Моменты нашего дыхания, резкого и рваного.

— Икс.

Моё имя, произнесено так... с такой... не уязвимостью, но чем-то, что мне нравится и я хочу верить всему, что слышала за последние несколько минут.

Мне следует сказать что-то, но что?

Вдруг тяжесть веса пропадает, и я вновь вижу холодную статую с пустым выражением лица.

— Мне пора.

Я лежу на диване, голая и пресыщенная, смущённая и эмоционально разрушенная. Смотрю на его обнажённое тело, как оно, дюйм за дюймом, скрывается за дорогостоящей одеждой. Обувь он надевает в последнюю очередь, быстро завязывая шнурки.

— Не уходи, — прошу я с надеждой.

Пауза. Нерешительность. Всё, что я могу видеть, это широкую спину, узкую талию и сильные ноги. Мне не видно выражения его красивого, слишком красивого лица.

— Я не могу. Но вернусь, обещаю. Оставайся здесь. Не одевайся, — гул идёт из его груди, какие-то эмоции, слишком глубокие, мужские и бурные, чтобы выразить простыми словами. — Просто.... дождись меня. Я вернусь. И, Икс?

— Да, Калеб?

— Ты для меня особенная.

Я чувствую, как что-то во мне скручивается, затем распускается и расцветает в надежде.

Серебряный ключ поворачивается. Двери лифта открываются, он легко шагает внутрь, поворачивается, и я вижу намёк на бурю эмоций. Он многое скрывает, я понимаю.

В тихом омуте черти водятся, как говорится.

Двери лифта закрываются, и я остаюсь одна.

Отвожу взгляд на огромные окна, впускающие солнечный свет. Возможно, прошло уже полчаса с тех пор, как я вошла в этот пентхаус.

Квартира гигантских размеров. Исследуя её, я понимаю, что самый верхний этаж здания это и есть пентхаус, в нём больше квадратных метров, чем я в состоянии сосчитать. В основном пентхаус представляет собой открытое пространство, разделённое местами невысокими стенами и гипсокартонными панелями, или длинными диванами, для создания укромных уголков. Кухня подальше, вся из блестящего мрамора и нержавеющей стали. Балкон, с раздвижными дверями и крышей с откосом назад, чтобы обнажить саму балконную площадку.

А вон там, ряд гипсокартонных панелей окрашенных в стиле японской культуры, тщательно отделяют спальню. Три панели образуют барьер, из-за которой не возможно увидеть комнату. Широкая, низкая кровать с аккуратно застеленным белым одеялом. Тумбочки с обеих сторон, совершенно пустые. В стене образующей левую сторону спальни, есть дверной проём, ведущий в ванную комнату.

Внезапно я осознаю, что мне необходим душ. Я давно не мылась.

Но когда я попадаю в ванную комнату, где стоит глубокая ванна на ножках, я улыбаюсь про себя.

Я включаю горячую воду, наполняю ванну. Захожу внутрь, опаляемая восхитительным теплом, разбрызгивая воду на пол. Опускаюсь, постепенно погружаясь, до уровня носа.

Тут же в моём разуме начинается полный хаос, яростный натиск всего, о чём я отказывалась думать.

Между бёдрами я ощущаю боль, и теперь, когда источник этой боли исчез, я чувствую стыд, смущение, отвращение. Ненависть. Я снова попалась на колдовство. Калеб каким-то образом заклинает меня, заставляя забыть все возражения и все мысли, всё, что логично или рационально.

Калеб — Бог, а Боги — настойчивые... или так пишут в древних мифах. Как Бог, Калеб вмешивается в мою рациональность. Манипулирует моим телом и разумом. Топит мои чувства своим мужским совершенством, ослепляет меня красотой. Теперь, оставшись в одиночестве, я вижу только отдельные части, составляющие целое, и эффект уже не тот. Глаза, рот, челюсть; руки, кисти рук, массивная мускулатура... Это Калеб. Гнев, холод, жар тела и умелое прикосновение, то, от чего я могу расплавиться. Но всё вместе — нечто совершенно другое.