— Нет, — мой шёпот не слышен из-за стука сердца. Если я назову ему своё имя, то отдам всю себя.

Имя — это сила.

— Почему нет? — он подходит ко мне широкими лёгкими шагами. Его руки обвиваются вокруг моей талии и тянут на себя, дверь со щелчком закрывается, и я вновь прижата к его груди, вдыхаю аромат корицы и сигарет.

— Тогда я назову тебе своё, хорошо? Меня зовут Логан Райдер.

— Логан Райдер... — я прищуриваю глаза, пытаясь дышать, мои руки лежат на его груди, я чувствую его дыхание, ощущаю грохот его сердца под моей правой ладонью. — Привет.

— А твоё имя... ?

Он так близко, и всё, что я ощущаю и чувствую — это запах, его всепоглощающий аромат и обволакивающее тепло. Я не могу сказать ему своё имя, потому что это всё, что у меня есть, валюта, которую я не смею тратить.

— Я не могу. Не могу, — я лишь качаю головой.

Отхожу от него, заставляя свои ноги подчиниться благоразумию моего разума, а не желанию моего сердца и тела.

— Могу я открыть тебе секрет, Золушка?

— Если хотите, — я всё ещё изо всех сил пытаюсь заставить лёгкие работать, и мой голос звучит хрипло.

— Понятия не имею, что происходит прямо сейчас.

Его пальцы впиваются в плоть чуть выше моего копчика, крепко прижимая к себе.

Я не в состоянии двигаться, просто парализована этим ощущением.

— Я тоже, — звучит моё признание.

Он ухмыляется и поднимает руку к моему лицу. Обхватывает ладонью мою щеку, поглаживая скулу большим пальцем.

По какой-то необъяснимой причине я чувствую себя нелепо взволнованной.

— Может и так, но я сделаю именно это... — он делает вдох и целует меня.

Целует меня.

Целует меня.

Или... поцеловал бы, но я возвращаюсь к моменту секундной давности, до того, как его губы касаются моих, и просто устанавливаю достаточное расстояние между нами, отчего поцелуй прекращается, прежде чем он сможет уничтожить меня.

Мужчина вздыхает, таким коротким, маленьким вздохом удивления, отчаяния и желания.

***

БАМ! БАМ! Тяжёлый кулак два раза ударяет в дверь, и я, вздрагивая, спотыкаюсь и отхожу подальше. Я смотрю на Логана, глаза щиплет, лёгкие ноют от нехватки воздуха, а мои руки дрожат.

Рывком открываю дверь, выскальзываю из туалета и тут же ударяюсь о грудь Томаса.

— Куда вы ушли? — его голос с сильным акцентом, густой словно масло, и глубже, чем каньон.

Руки охранника сжимают мои плечи, отстраняют меня на несколько футов назад, подальше от себя, и разворачивают.

— Я по ошибке зашла не в ту уборную.

Лапа Томаса больше, чем у медведя, обхватывает верхнюю часть моей руки, мягко, но неумолимо, заставляя меня отойти прочь от уборной.

— В следующий раз, я пойду с вами.

Мы уходим прочь, обратно в танцевальный зал. Лен стоит там с недовольным взглядом, скрестив руки на груди. И ты в баре в нескольких футах, выпиваешь.

Что-то заканчивается, а что-то другое берёт своё начало.

— Мадам Икс. Вы должны уделять больше внимания тому, в какую уборную направляетесь, — голос Лена острый, с оттенком искусственного дружелюбия. — Вы же не хотите, чтобы я беспокоился о том, куда вы пошли, я прав?

— Нет, простите, — я подбираю подходящее объяснение. — Такое случается с женщинами. Совершенно неожиданно. Я уверена, что вы понимаете.

Рука Томаса по-прежнему на моём плече, передо мной стоит Лен, а я борюсь за дыхание, за спокойствие. Притворяюсь, что аромат почти-поцелуя уже исчез с моих губ. Надеюсь, что мой бешеный пульс не слышен. У меня кружится голова.

Разговоры заканчиваются, и все делятся на пары для танца, несколько человек вдоль края толпы наблюдают, выпивают, ожидают.

Ты забираешь меня на танцпол, где пары вальсируют, кружатся и покачиваются. Одна твоя рука вежливо размещается на моей талии, а вторая берёт мою ладонь, такую тёплую и сухую. Ты ведёшь с опытной непринужденностью, управляя мной один танец, затем другой. Мы останавливаемся, когда музыкальная группа берёт перерыв, и потягиваем вино, которое я нахожу слишком лёгким, слишком фруктовым и сладким. Когда группа начинает играть снова, ты ведёшь меня обратно, кладёшь руки на мою талию, где твоё прикосновение не может быть истолковано никак, кроме как платоническое. Ты что-то говоришь, но я оставляю твои фразы без ответа, и ты, кажется, ожидаешь такого, понимаешь это, продолжая односторонний разговор, а я даже не знаю, о чём он.

Я совсем не думаю о тебе.

— Я могу украсть вашу даму?

О, его голос. Теперь резкий и выжидающий, не оставляющий места для неповиновения.

У тебя нет ни единого шанса, милый Джонатан.

Большие сильные и одновременно тёплые руки Логана берут меня и кружат, уводя прочь. Его шаги ощущаются не гладкими и плавными, а более мощными, непримиримыми и уверенными. Его рука находится не на талии. Она на моём бедре. Не совсем неуместно, но на грани. Пальцы мужчины переплетаются с моими, а не просто сжимают, как это делают друзья.

— Привет, — говорит он, и его глаза цвета индиго находят мои.

— Привет, — выдыхаю я.

И мы танцуем. Мы вращаемся и скользим в изящном круге, и время утекает, как вода, переходит сначала в одну песню, а потом во вторую, и я не могу отвести взгляд. Не хочу. Его глаза впиваются в меня, и, кажется, разглядывают. Читают меня, как будто я его знакомая и любимая книга, давно потерянная и вот наконец-то вновь найденная.

— Как тебя зовут, Золушка?

Его лоб касается моего, и я боюсь интимности этой сцены, его рука всё ещё на моём бедре, его пальцы всё также сплетены с моими, и наши тела слишком близко друг к другу.

Мне нужно прекратить этот танец.

Я отталкиваю его.

— Стой!

Он ловит меня за руку и притягивает обратно к себе.

Мы теряемся в толпе танцующих, но я знаю, что Лен наблюдает за нами, как и Томас, а также Джонатан, и это не может произойти, этого не должно случиться. Он находится слишком близко. Мужчина прикасается ко мне, как будто мы сформированы, приспособлены и созданы, чтобы принадлежать друг другу, как будто он знает меня, как будто только ему разрешено касаться моего тела.

— Почему ты не говоришь мне своё имя? — в его голосе слышится отчаяние.

— Я не могу, — не знаю, как ему это объяснить.

— Просто имя, милая.

— Это не просто имя. Это гораздо больше. Это то, кто я есть.

Мне хочется улыбаться, хочется наброситься на него, почувствовать вкус его губ, тепло его твёрдой груди и рук. Я хочу рассказать ему миллион предательских вещей.

— Точно, — его пальцы покидают мои, скользят вверх и, Боже, оказываются на нежной нижней части моего предплечья. Это так интимно и настолько мягко, что я не могу дышать и чувствую возбуждение от этой невинной близости, мои бёдра сжимаются вместе, и я смотрю на него, ощущая кончики его пальцев у себя на плече, которые поглаживают меня от запястья и вверх до локтя. — Я хочу знать, кто ты.

Пальцами я касаюсь своих губ там, где его губы чуть не коснулись моих.

— Нельзя.

— Почему нет?

— Это невозможно.

— Нет ничего невозможного.

У меня нет ответа на это, я могу только освободить руку, и он не может сделать ничего, кроме как позволить мне это. Я ухожу, и мне больно, меня тянет оглянуться. Тянет вернуться к нему и закончить тот почти-поцелуй. Это как натянутая проволока, пронзающая моё сердце, как порванная струна арфы. Каждый шаг прочь от Логана заставляет всё моё существо играть на этой порванной струне.

Я обнаруживаю тебя в дальней части зала, ты стоишь, прислонившись к стене с бокалом вина в руке, и разговариваешь с Леном. Я слышу слова, вы обсуждаете автомобили, то, что мужчины обсуждают между собой на непонятном языке: мощность, крутящий момент и цилиндры.

Томас, однако, находится с краю толпы танцующих, его чёрные глаза смотрят на меня, и мне интересно, сколько ещё они видели.

— Мадам Икс? — ты произносишь моё имя, как будто что-то подозреваешь.

— Я в порядке, Джонатан.

Я отказываюсь смотреть куда угодно, только на тёмно-красную розу в лацкане твоего костюма. Я не заметила её раньше. Её цвет точно совпадает с оттенком моего платья.