© Соловьев А.И., 2017

© ООО «Издательство «Яуза», 2017

© ООО «Издательство «Эксмо», 2017

До сих пор мне не дает покоя выражение «Господь призвал». По-моему, ПРИЗВАТЬ возможно на небеса за особые земные заслуги, для продолжения неустанной службы в горних высях во имя оставшихся здесь, на земной тверди. Но ведь немногие удостаиваются такой чести, ой, немногие!! Гораздо чаще случается, что за полной ненадобностью, за утратой смысла бытия земного, за грехи тяжкие и бесконечные удаляются люди из окружающей нас жизни высшими силами. Был – и не стало ни в памяти общей, ни в следе на земле. Лишь плита на могиле, которая мало кому о чем напомнит. Наверное, в этом случае более правильно было б произнести: «Господь прибрал»…

Великий князь Владимирский и князь Московский Иван Иванович Красный, занявший это кресло после страшного разгула чумы 1352–1353 годов, когда скончался и Симеон Гордый, и средний сын Ивана Калиты Андрей, по жизни был мягким и добрым человеком. То есть обладал чертами характера, не свойственными правителю государства. Неотъемлемыми атрибутами власти были, есть и будут решительность, твердость, воля и порою даже беспринципность при достижении поставленных целей. Иван Красный не был способен на подобное. Оттого и ослабло было здание, неустанно возводившееся в течение более чем двадцати лет его отцом и старшим братом. Ослабло… но не рухнуло! А ведь могло!!

Да, нужна была твердая рука Москве в те непростые для нее годы! На юге взошла звезда великого Олега Рязанского. Не успел прах Симеона Гордого упокоиться в Архангельском соборе, как захватил Олег Лопасню, полонив бояр московских и грозя Коломне. Не дал Иван на то военного ответа, растерялся…

На западе все сильнее становилась Литва. Великий князь Литовский Ольгерд не скрывал своих желаний присоединить к себе земли киевские, смоленские, брянские, московские, псковские, новгородские. Он сумел добиться у дряхлеющего Константинополя поставления отдельного митрополита в Киеве, отнимая таким образом у Владимирского митрополита Алексия половину его духовной власти над русскими землями. Он хладнокровно велел арестовать Алексия и его свиту в Киеве во время пастырского объезда православной митрополии, ввергнуть на многие месяцы в подземелье, любой ценой желая избавиться от своего главного противника в Северо-Восточной Руси. Не смог Иван Красный противостоять и этой беде…

В самой Москве начались нешуточные раздоры и которы между высшей боярской верхушкой, во все века бывшей оплотом и опорой князей русских. Споры между двумя группировками, борьба за должность тысяцкого столицы отвлекали от внешних напастей и в конце концов привели к пролитию боярской крови. И здесь не явил князь волю свою, растерянно взирая на происходящее. Бежала часть боярской верхушки в Рязань, еще более ослабляя Московское княжество. И если б не твердая рука митрополита Алексия, принявшая вожжи правления, невесть что могло и сотвориться на русских порубежьях…

Да, кроток был Иван Иванович, не такой нужен был правитель русским землям! Оттого, возможно, и отпущен был ему небесами короткий земной срок. Господь призвал московского князя в возрасте Христа. Именно ПРИЗВАЛ, ибо, по моему твердому убеждению, младший сын Ивана Калиты исполнил свою земную миссию!

Он занял кресло в трудном 53-м, когда вдруг не стало иных людей, имевших на то прямое наследственное право. И тем самым спас княжество от кровопролитной во все времена борьбы за власть и гражданского кровавого раздрая. Он предсмертною волей своей поставил во главе московского княжества митрополита Алексия, что в итоге и привело к его дальнейшему подъему и расцвету. Он дал почувствовать великим боярам, что лишь их единая сплоченная позиция может оставить их действительно ВЕЛИКИМИ, что лишь в этом залог их личного будущего и будущего Москвы. Он вместе с женой, великой княгиней Александрой, породил и довел до отрочества сына Дмитрия, который войдет навеки в историю под звучным именем Донской. Это их дочь Анна станет впоследствии женой безудельного князя Дмитрия Михайловича Боброк-Волынского, своим военным гением не раз прославившего русское оружие. Он был мостиком между великими Иваном Калитой и Симеоном Гордым и не менее великим Дмитрием Донским. Разве ж этого мало?!

Но и Дмитрий Иванович, в ноябре 1359 года юным отроком положивший последний поцелуй на холодный лоб своего отца, мог бы не стать великим, если б не окружали его при дворе и в земле русской слуги, большие и малые, но все одинаково верные и преданные делу становления великой Москвы…

Отзвенели московские колокола, отпел церковный хор, состоялось венчание на княжество растерянного девятилетнего мальчика, послушно исполняющего все тихие подсказки ближних бояр. Теперь он сидел на княжеском кресле, облаченный в дорогую одежду, снявший наконец столь большую для него шапку Мономаха, вошедшую в великокняжеский обиход еще при деде Иване Калите, и растерянно смотрел на два ряда бояр.

– Федор Андреевич! – пытаясь придать голосу хоть какой-то оттенок властности, произнес он. – Когда посоветуешь мне в Орду на великокняжеское поставление выезжать?

Федор Кошка, сын боярина Андрея Кобылы, исполнявший функции кили-чея Москвы в ставке великого хана (или, более точно, ханов, ибо после убийства Джанибека родным сыном Бердибеком за два года до смерти Ивана Красного великоханский трон стал переходить из одних рук в другие с невероятной быстротой!), заметно смутился. Откашлявшись, он, наконец, произнес:

– Князья нижегородский, суздальский, ярославский, тверской и прочие собираются выезжать или уже в Сарае, князь. Да только… не сердись за слова мои… но только не надо нам пока вслед им трогаться! Хан Навруз произнес среди ближних своих, что благоволить будет князю нижегородскому.

– Почему не мне? – пристукнул кулачком по подлокотнику Дмитрий. – Лествичное право за мной, не за Андреем!

Столь смешон и наивен был этот гневный жест, что большинство бояр спрятали улыбки в свои ладони, дружно пригладив усы и бороды. Говорить о соблюдении наследственных прав в отношении ордынских ханов, вырезавших друг друга не хуже мясников на бойне, было нелепо. Тысяцкий Москвы Василий Васильевич Вельяминов поспешил прийти на помощь молодому Федору:

– Доподлинно известно, княже, что Навруз окоянный произнес. Мол, какой из Дмитрия великий князь, если он еще совсем ребенок. Кто, мол, мне выходы с улуса моего в сроки собирать и поставлять будет!

Вельяминов кашлянул в кулак:

– Мы готовим бояр и серебро для поездки в Орду, княже! Ехать надо будет в любом случае, я сам с тобою там буду. Да только прав Федор: навряд хан тебе ярлык великокняжеский оставит… Осильнел Андрей Нижегородский, да и многие князья волжские вкупе с Новгородом Великим на его стороне. Поедем вскоре, а там как Бог даст!

Лицо юного князя запунцовело. Он долго не мог ничего ответить, потом почти с мольбою обратился к Кошке:

– Но ведь ты говорил, Федор, что Навруз в жены себе Тайдулу взял!! А я помню, как отец говорил, что ханша сия к Руси благоволила…

– Тайдула милостива была к Алексию после его чудесного врачевания. Был бы он здесь – многое б попытаться изменить в Орде можно было…

Взгляды всех невольно перешли на пустующее кресло русского митрополита. Повисла гнетущая тишина. Нарушил ее опять Дмитрий:

– Почему ничего не сделано, чтобы вытащить его из этого проклятого Киева? Аль не возможно было дружину послать? Ведь скоро год как в порубе сидит!!

– Дружину посылать ваш батюшка не велел, да и верно то решение было, – подал голос Федор Свибл. – Нельзя нам до сих пор рубежи ослаблять, княже. Это одно… И второе – дружина – не иголка, ее стародубские либо брянцы загодя заметят. А что потом? Ольгердовы вои непременно до Днепра переймут! Ратиться с ними немочно, вряд ли одной дружиной осилим. А Ольгерд о том движении нашем проведает – казнит митрополита Алексия не мешкая. Доподлинно ведомо, что выпускать никого он из Киева не намерен. Князю Федору Киевскому грамотка была – заморить по возможности. Кабы Федор не трусил – давно б никого вживе не оставил…