Она не знала, когда именно поняла, что снаружи есть кто-то еще. Ощущение пришло постепенно, как если медленно просыпаться из-за шума дождя ночью. Она повернулась в воде и увидела сидящего на шезлонге Себастьяна. Он снял пиджак и положил его на соседний шезлонг. Он наблюдал за ней из-под полуприкрытых век. Она знала, что если Себастьян не хочет показывать свои эмоции, не хочет, чтобы она знала, что он чувствует, она никакими способами не добьется от него обратного.

– Себастьян, что ты тут делаешь? – он еще никогда не был в ее доме. Пэкстон подошла к ступенькам и вышла из бассейна, взяв по пути полотенце, которое заранее положила на край бассейна. По пути она начала вытираться, чувствуя себя неуверенно, так как Себастьян еще никогда не видел ее в купальнике. Не то чтобы это имело какое-либо значение… По крайней мере, для него.

Когда Пэкстон подошла к шезлонгам, Себастьян встал, взял пиджак и перекинул его через плечо.

– Слышал, что в «Мадам Блу-Ридж» нашли скелет сегодня. Хотел убедиться, что с тобой все хорошо. Ты не отвечала на мои звонки.

– Все хорошо. Все будет хорошо, – ответила она, поймав себя на мысли, что после обеда она только и делала, что повторяла всем одно и то же. Может, если она скажет это еще пару раз, то все действительно так и будет.

– А как ты?

– Со мной тоже все хорошо. – Она обернула вокруг себя полотенце, удерживая его руками на груди. Пэкстон обернулась посмотреть на главный дом, спрашивая себя, знала ли ее мать, что здесь был Себастьян. – Поверить не могу, что ты не побоялся встретиться с моими родителями, только чтобы узнать, все ли у меня хорошо. Надеюсь, они вежливо себя вели с тобой.

– Я привык к косым взглядам, – увернулся он, – всю жизнь их ловлю на себе. Главное, что твоя мама впустила меня. Пятнадцать лет назад меня бы и на порог не пустили. Не волнуйся насчет меня. Я смогу выжить практически в любых условиях.

Почему-то это задело ее за живое. Она понятия не имела почему.

– А я, думаешь, не смогу? – спросила она.

Он просто смотрел на нее. Она ведь никогда не была самостоятельной. Она до сих пор жила с родителями. Она поняла, почему он мог так думать.

– Пойдем в дом, – произнесла она, направившись в домик у бассейна. Она еще раз обернулась посмотреть на главный дом. Теперь она увидела, как ее мама смотрит на них через стеклянные двери.

– Давно ты здесь?

– Нет. Ты отлично плаваешь на спине.

Пэкстон открыла дверь и пригласила Себастьяна внутрь. Она быстро сгребла все свои записки с кофейного столика и запихнула их в сумку-тоут.

– Хочешь чего-нибудь выпить? Думаю, у меня есть только виски.

Ее мама заполнила бар разными напитками в домике у бассейна еще в прошлом году, когда они делали ремонт, но осталось только виски, потому что Пэкстон его не любила.

А она ведь может и сама заполнить бар. У Себастьяна всегда было множество разнообразных напитков. Но заполнить бар – значит идти в особняк «Пекан», встречаться с мамой и выслушивать неизбежные намеки на то, что она слишком много пьет. И не важно, что Пэкстон пила довольно редко, и уже прошел целый год после того, как ее мама лично принесла несколько бутылок алкоголя в домик у бассейна.

– Нет, спасибо, – ответил он и осмотрелся.

Ее мама сделала ремонт в доме в благодарность за то, что Пэкстон не съехала от них в другое место. Интерьер дома должен был настраивать на отдых: здесь преобладали белый и песочные цвета, вся мебель была угловатой и мягкой. Пэкстон бы все сделала иначе. Ничего здесь не отображало ее характер, не то что дом Себастьяна. Когда она мечтала о доме, она никогда не представляла этот домик у бассейна. Иногда это был тот самый дом, который она почти купила год назад. Иногда это было место, которое она никогда не видела в жизни, но всегда знала, что это ее настоящий дом. В домике у бассейна всегда пахло лимонами. Всегда. И запах никогда не выветривался. В ее же воображаемом доме пахло травой и пончиками.

– Значит, с тобой все хорошо, – произнес Себастьян, усевшись на диван. Его не интересовали подробности о найденном сегодня скелете. Он волновался о ней. А ведь никто из окружающих ее людей не спросил, как она.

– Да, – ответила она, попытавшись улыбнуться. – Конечно.

Было очевидно, что он ей не поверил. Иногда Пэкстон думала, что это совершенно нечестно, что он так хорошо ее знает.

– Ну, на самом деле у меня такое чувство, что я скоро сорвусь и расплачусь. Я очень хочу, но нельзя. Колин с ума сходит, пытаясь придумать запасной план, чтобы это старое дерево все-таки смогли доставить во вторник и пересадить, иначе оно погибнет. Не говоря уже о том, что мы можем потерять несколько сотен тысяч долларов, которые мы потратили на этот дурацкий дуб. Но мы пока не знаем, разрешит ли полиция нам посадить там дерево, потому что пока это место преступления. И знаешь, почему я отключила телефон? – Она не дала ему ответить, сразу продолжив: – Потому что члены Женского общественного клуба постоянно названивают с вопросами, не отменяется ли торжество в «Мадам Блу-Ридж». Некоторые женщины хотели провести торжество в загородном клубе, но получили мало голосов. Но они уже позвонили в этот клуб, пытаясь договориться о проведении вечеринки, как изначально и хотели. Они отчаянно хотят убедиться, что все силы, ушедшие на восстановление особняка и организацию праздника, потрачены впустую. Мне даже менеджер особняка сказала, что звонили люди и хотели узнать, не отменяется ли их резервирование, хотя особняк откроется для гостей только к сентябрю! – Пэкстон замолчала и сделала глубокий вдох.

Себастьян встал, подошел к ней, взял за плечи и произнес:

– Пэкстон, сколько раз я тебе говорил, ты не можешь все держать под контролем. Ты постоянно пытаешься противостоять событиям, которые должны произойти. Если сделаешь шаг назад, ты увидишь, что, когда все эти жизненные невзгоды закончатся, ни у кого не возникнет вопросов по поводу торжества в особняке. А прямо сейчас все пьют плохое вино, сделанное из зеленого винограда и истерии. Пусть пьют и пусть на утро пожалеют об этом. И на каждого, кто отменил бронь в отеле, найдется человек, который снимет номер исключительно благодаря этому событию. На свете существует много людей, которые любят такие мрачные истории.

– Но так не должно было быть! Не должно было становиться мрачным! Я думала, что все пройдет идеально.

– Ничто не идеально. Как бы ты этого ни добивалась.

Она покачала головой. Пэкстон все прекрасно понимала. Она просто не знала, как жить иначе. Она всю свою жизнь стремилась к идеалу, ударяясь в слезы из-за каждого неидеального пучка или из-за того, что не она становилась лучшей на занятиях танцами.

– Пусть все идет своим чередом, милая, – сказал Себастьян, обнимая ее и не обращая внимания, что Пэкстон была все еще мокрой.

Поэтому, именно поэтому она его так сильно любила.

– Чего бы тебе это ни стоило, просто расслабься.

Пэкстон все еще держала полотенце и не могла обнять его в ответ. Она поняла, насколько приятно оказаться в его руках. Ей нравилось, что рядом с ним она кажется такой маленькой. Она положила голову ему на плечо и почувствовала его дыхание.

Ее сердце ускорило ритм, и Пэкстон была уверена, что Себастьян чувствует ее сердцебиение.

С каждой секундой ей все больше казалось, что их будто связывает тонкая нить ее отчаяния и желания быть ближе к нему. Она обняла его, позволив полотенцу упасть к ногам, прижавшись к нему грудью. Она подняла голову и прикоснулась щекой к его щеке, затем слегка провела кончиком носа по его щетине.

Она была раздавлена, опечалена; только так она смогла оправдать свои действия, свою слабость.

Она мучительно медленно повернула голову и нашла губами его губы. Она запустила руки в его волосы и приоткрыла рот. Он не сопротивлялся. И это потрясло ее больше всего. После секунды удивления, он начал отвечать на поцелуй. Ее сердце запело. Еще даже не сообразив, что делает, она подтолкнула его к дивану и заставила сесть. Усевшись на него, широко расставив ноги, она попыталась своим поцелуем разрушить все оставшиеся барьеры, вернуть его в тот соблазнительны момент, когда их глаза встретились во время его поцелуя в том торговом центре. Если она постарается, у нее все получится. Она сможет сделать так, чтобы он полюбил ее так же сильно.