Эллисон покоряется, отчего-то покоряется ему: ей хочется покориться первому встречному, и все это как-то глупо и даже страшно.

Он уходит, то и дело оглядываясь, жестом приглашая за собой, и Эллисон следует за ним, очарованная и отстраненная: во всем мире существует лишь она и звук шагов мужчины, который ведет ее в неизвестность.

***

Айзек берет ее след у кладбища Лафайет.

— Мне жаль, — сказал ему Винсент, когда он очнулся вечером со стойким привкусом желчи во рту и с затуманенной головой. — Мне жаль, Айзек, но мне пришлось. Майклсоны слишком сильны, мне приходится идти у них на поводу, чтобы уберечь своих людей, чтобы уберечь и тебя в том числе.

Ему было жаль, а Айзек ничего не понимал, кроме того, что произошло что-то ужасное.

Эллисон исчезла.

Кто-то забрал ее, кто-то причинил ей зло.

— Ты уже ничем не поможешь ей, — пытался увещевать его Винсент. — Никто не поможет ей, понимаешь? Мне пришлось, пойми.

Ему тоже пришлось: пришлось сделать Винсенту больно, чтобы выяснить, где нужно искать — сделать очень больно, но он выживет.

Или нет — все будет зависеть от того, найдет ли Айзек Эллисон, и в каком она окажется состоянии.

Наркотический туман в его голове уже не такой плотный, но все еще не рассеялся.

Сердце стучит где-то в горле, звериные когти, венчающие его пальцы, ощущаются такими чужеродными…

— Эллисон?.. — зовет он, неразборчиво: клыки во рту мешают говорить. — Элли?..

След приводит его на задворки кладбища — наверное, когда-то сторож хранил здесь различный инвентарь, но теперь это просто полуразвалившийся сарай, который лишь чудом еще не рухнул.

Все вокруг пахнет Эллисон. И кровью. И расплавленным воском.

Ее безжизненное тело распластано на земляном полу посреди начертанной пентаграммы, увенчанной погасшими огарками свечей.

Она мертва — Айзек знает это еще до того, как прощупает пульс.

Он не слышит ее сердцебиения.

Он потерял ее — и на этот раз это правда.

Где-то поблизости протяжно воет в небо волк.

Никлаус Майклсон тычется волчьей мордой в ладонь Фрейи и подставляет под ее ласку серебристый загривок.

Заклинания, требующие человеческих жертвоприношений, неизменно истощают ее, но она будет в порядке.

Как и плачущий над телом охотницы мальчик-оборотень: он тоже будет в порядке, пусть недолго, но будет.

Ровно до того момента, когда придет мстить — вот тогда придет и его черед тоже.

========== Кол Майклсон/Лекси Брэнсон. TO/TVD. ==========

///

— В следующий раз, убивая всех в очередном баре, убедись, что никто такой же крутой как и ты, не будет против.

У нее была кожаная куртка, алая помада и длинные белокурые волосы, вьющиеся мягкими локонами. А еще она вела себя слишком дерзко, но отчего-то хотелось спустить ей это с рук, просто за красивые глаза.

— Ты поучаешь всех вампиров, которые встречаются тебе на пути, крошка?

У него была смертная скука в анамнезе и очередной кровавый срыв на подходе, ну и кожаная куртка тоже, да.

— Да плевать мне на других вампиров, у меня уже есть один протеже, у которого сносит крышу время от времени и для которого я играю роль заботливой мамочки. Я сделала тебе замечание, потому что это был мой любимый бар, засранец.

У нее появлялись ямочки на щеках, когда она улыбалась, а он как раз был без ума от подобных мелочей, так что эта случайная встреча в крошечном баре в Праге оказалась судьбоносной.

— Я покажу тебе другой бар, не хуже этого. Там круто, тебе не захочется уходить оттуда никогда.

— Почему-то у меня такое чувство, будто на самом деле ты имеешь ввиду свою койку в местном отеле, а не бар.

— На самом деле, так и есть… Ты против?

— Нет, но предполагалось, что я не должна этого говорить. Если играть по правилам, то я должна ломаться и кокетничать, а ты должен настаивать и проявить себя альфа-самцом.

— К счастью, мы не играем по правилам.

— Да. Повезло тебе…

— Кол. Меня зовут Кол Майклсон.

— Алексия Брэнсон, но друзья и любовники зовут меня Лекси.

Он никогда не звал ее Алексией — да, для него она с самого начала была Лекси, любовница и возлюбленная, раз и навсегда вошедшая в его жизнь.

///

— Твою мать, Кол… Мы же договаривались не убивать никого у нас дома.

У Лекси локоны давно уже не вьются, теперь она носит прямую стрижку чуть короче плеч, но алая помада и кожаная куртка все еще с ней.

— Мне казалось, ты обещала не запрещать мне быть собой, детка.

У Кола давно уже нет той непреодолимой тяги крошить в пальцах чужие жизни без разбора, но порой все же его охватывает голод столь первобытный и глубокий, что гармонии, которую в его жизнь привнесла Лекси, становится недостаточно, чтобы сдержать зверя.

— Да чтоб тебя, Майклсон! Я и не собиралась запрещать тебе, но это же наш чертов дом, ты уделал всю нашу гостиную! А новая горничная? Ты хоть понимаешь, каких трудов мне стоило найти эту? Да она же была идеальной!

— И на вкус тоже ничего.

— Сукин ты сын, смотришь мне в глаза и зовешь другую женщину вкусной? Мне казалось, ты клялся, что вкуснее меня никого не пробовал.

— Это другое, Лекс.

— Правда?

Ее голос падает до игривого полушепота, и сама она превращается в большую, томную и грациозную кошечку, которая готова запустить в непослушного мальчишку свои коготки.

Им снова придется переехать, но, черт побери, как же им хорошо вместе — даже посреди залитой кровью гостиной, даже в компании растерзанного тела идеальной горничной.

Когда люди созданные друг для друга, встречаются — это чудо, когда встречаются два созданных друг для друга вампира — это больше похоже на катастрофу.

Не для вампиров, нет — для окружающих.

Для горничных, например.

///

У них в холодильнике пакеты с донорской кровью ровными стопочками, тихое «oh, death» нараспев из радиоприемника, огонь в камине и поддельная медвежья шкура перед ним — Кол не любит фальшивки, но Лекси отказывается по вечерам валяться на натуральном меху, она жалеет всех и каждого, медведей в том числе.

Ее забота о Стефане Сальваторе для Кола такое же гиблое дело, как спасение медведей посредством покупки поддельных шкур, но все же он никогда не скажет этого вслух. Если Лекси попросит, он поможет ей угомонить Риппера и будет нянчить его вместе с нею неделями напролет — такова сила любви, ребята. Кол иногда ловит себя на мысли, что сам не заметил, как стал до противного х о р о ш и м парнем — но находясь рядом с этой женщиной, он не чувствует, что принес себя в жертву.

Лекси против убийств, против убийств уже слишком давно, чтобы вот так просто поступиться своими принципами, но иной раз, заставая Кола с окровавленным ртом рядом с истерзанным телом, она думает: «к черту! мы же хищники! пусть только сегодня, только на этот раз… этого не повторится снова.»

Если бы о ее маленьком секрете знал Стефан, он никогда бы не позволил ей снова поучать его. Но Стефан не знает, к счастью — потому что Стефана нужно спасать.

А Кол не такой, ему не спасение нужно, а вера, любовь, поддержка. Лекси должно быть стыдно — она влюбилась в плохиша, который никогда не изменится, и это ли не лицемерно? Втайне она и сама наслаждается реками крови, которые время от времени проливает Кол.

Даже если она и лицемерка, всегда можно сказать, что всему виной любовь.

— Ты любишь меня, детка?

— Больше всего на свете, засранец. Больше всего на свете.

Аминь — вот и весь сказ.

========== Стайлз Стилински/Елена Гилберт. TW/TVD. ==========

[Стайлз во вселенной «Дневников Вампира». Клаудия Стилински умерла, когда Стайлзу было 16 лет]

Однажды, говорил его отец, наступает такой момент, когда стоит рискнуть. Наплевать на страх, забыть о неловкости и смущении, перебороть все на свете дерьмо, мешающее тебе это сделать. Никто не гарантирует тебе успех, вот в чем соль. Ты получаешь все, или ничего — но даже если результатом окажется то самое «ничего», ты все равно не проиграешь. Потому что как бы ты ни было, ты будешь знать — ты смог. Ты сильнее, чем думали все вокруг. Сильнее даже, чем думал ты сам.