Я лежу неподвижно, прислушиваясь к её дыханию, вслушиваясь в её сердцебиение до тех пор, пока моя рука не начинает болеть, и я не начинаю беспокоиться о возвращении обратно в город: попрощаться с матерью и добраться на базу в установленное время.

Входная дверь со стуком открывается, и я слышу, как кто-то копается в коридоре. Я знаю, у Белен есть соседка по квартире, но думал, она на месяц уехала. Поднимаюсь с кровати, натягиваю джинсы и выхожу на кухню.

Это и есть её соседка; она осматривается в буфете, вытаскивая фильтры для кофе.

— Люси? — спрашиваю я, вроде как Белен упоминала, что её так зовут.

Она оборачивается и осматривает меня с босых ног до головы. Я не потрудился надеть рубашку.

— Лаки, — отзывается она, поворачиваясь обратно к кофеварке.

— Мы с Белен… — чувствую, что не стоит говорить «кузены».

— Я знаю, кто ты, — говорит Люси, наливая воду в кофемашину, — хочешь кофе? Когда ты приехал?

— Позавчера. Я думаю, она упоминала, что тебя не будет где-то месяц.

— Так и было, пока я не получила её е-мейл о Джен. Не хотела, чтобы она была одна. Я не знала, что ты приедешь.

— Джен. Да, именно поэтому я и приехал. То есть, я бы всё равно приехал, но решил сделать это раньше из-за происшествия с Джен.

— Уезжаешь сегодня?

— Да, — отвечаю, облокотившись на печку. Я даже не знаю эту девушку, но мне нужен кто-то, с кем можно поговорить, — хоть я и не хочу её оставлять. Боюсь, она не будет в порядке без меня, — напряжение, наконец, накрывает меня, и я провожу руками по лицу, потирая бровь основанием ладони.

— С ней всё будет нормально. Вы, двое, вместе? — спрашивает Люси, и я не знаю, как много ей известно, но уверен, что она имеет в виду секс.

— Я трахал её дюжину раз в период между вчера и сегодня, если ты об этом. Я не говорю, что она нуждалась в сексе, но надеюсь, это всё улучшит. Сам не знаю, почему так долго с этим тянул.

— Проблема Белен не только в том, что она любит тебя больше всего на свете, Лаки. Ещё и в том, что она убедила себя, что это болезнь, а она какая-то ненормальная.

— Знаю. Частично это и моя вина. Думаю, она нуждалась в убеждении, что она не была сумасшедшей, не одна испытывала всё это. Я никогда ей этого не давал. Большую часть времени я лажал, всё портил, Люси, — я скрещиваю руки на груди, доверяясь абсолютной незнакомке.

— Думаю, теперь это поможет. Я всегда чувствовала, что её сердце на самом деле разбито. В качестве друга ты можешь сделать не так уж и много.

— Спасибо за то, что ты сделала. За что, что любила её без осуждения.

— Дерьмо, Лаки, посмотри на меня, — просит Люси, и я замечаю, как она выглядит. Она красит губы яркой помадой и стрижет волосы под мужскую стрижку. Она зачесывает волосы вперёд так, что получается причёска «утиный хвост»⁶³. На ней надеты армейские ботинки, джинсы и чёрная футболка с «Отбросами»⁶⁴. Она выглядит так, словно сможет надрать тебе задницу при желании.

— Я выросла в достаточно набожной семье католиков. Думаешь, они хотели бы услышать, как сильно болит моё сердце? Не сказать, что я была там, но всё поняла.

— Не думаю, что могу попрощаться с ней, — выдаю я, держа свою руку на груди, будто моя грудная клетка может расколоться. Я собираюсь раскрыться перед совершенно незнакомым человеком.

— Тогда иди. Проваливай. Я позабочусь о ней, — я киваю, но клянусь, не могу даже вынести мысли об этом. Это заставляет меня хотеть напиться, обдолбаться или ударить кого-то или что-то.

Вернувшись в её комнату, я хватаю одежду, натягиваю рубашку через голову и засовываю ноги в ботинки. Белен мирно спит — она похожа на ангела. Вся моя сила воли уходит на то, чтобы не схватить её и не целовать, пока она не проснётся.

— Ленни, ты наилучшее и наихудшее, что случалось со мной в жизни, — шепчу я ей, выходя из комнаты.

— Лаки, не будь таким угрюмым, — говорит мне Люси на кухне, — у меня есть план. Этим летом я вытащу её жалкую задницу в Испанию. Больше никакой сумасшедшей работы библиотекаря для Белен. Я думаю об Ибице, Гибралтаре, Севилье и Майорке. Сангрия⁶⁵, чоризо⁶⁶, херес⁶⁷ и музеи. Много солнца, много еды и может даже свидания с какими-то мужчинами.

— Думаю, я уже люблю тебя за это, — говорю я, находясь на грани того, чтобы не расплакаться. Мне нужно выбраться отсюда. Не могу смотреть, как она просыпается, поцеловать её на прощание и, повернувшись к ней спиной, просто взять и выйти за дверь.

— Мы знакомы уже четыре года. Она для меня как сестра.

Я жму руку Люси, и она пожимает мою в ответ словно брат, даже знает, где в конце надо стукнуться плечами. Я разворачиваюсь и делаю несколько шагов к двери.

— Как бы по-конченому это не звучало — для меня она имеет такое же значение. У меня нет никого ближе. Сомневаюсь, что когда-то и найдётся, — я кладу руку на дверь, собираясь открыть её толчком, — может, никаких мужчин…

— Лаки, проваливай уже отсюда.

Улыбаюсь Люси, и она возвращает улыбку в ответ.

Я выхожу во двор и поднимаю лицо к небу. Теперь оно голубое, а не темно-серое, как когда я приехал сюда. Снежные облака опустели и двинулись дальше. Моё сердце колотится в груди, словно я бегу от чего-то. Догадываюсь, что я бежал от Белен все эти годы. Я никогда не смогу спастись от неё. Не уверен, что хотел этого когда-либо.

Моё сердце ожило и гонит по моей крови что-то свирепое, но могу поклясться, что впервые в моей жизни в нём нет сумасшедшего огня.

21 глава

Белен

Сложнее всего в прощании с Поукипзи было найти новый дом для Наполеона. Люси планирует обойти с рюкзаком всю Европу и затем Южную Америку. Она пыталась заставить своих родителей в Чикаго взять Наполеона, но у них аллергия.

В конце концов, я придумала идеальный план. Мы изучаем, каким образом мы могли бы зарегистрировать Наполеона в качестве служебного животного в больнице или доме престарелых этого района. Я читаю статью о том, насколько жизненно важными могут быть животные-компаньоны для чьей-то реабилитации, когда меня осеняет мысль, что я уже знаю подходящего человека.

Люси отвозит меня с Наполеоном на заднем сидении к Брайану. Его газон давно пора бы скосить, но перед домом как раз цветёт черешня. Идеальные розовые лепестки осыпаются дождём на подъездную дорожку и землю вокруг.

Я стучу трижды, но никто не отзывается. Чувствую себя последней задницей за то, что не приехала раньше. Но Брайан пугал меня до чёртиков. Лишь одна ступень разделяет его и того, кем я могла бы стать.

Дверь с сеткой закрыта, но дверь позади открыта. Везде выключен свет, и в доме темно. Я открываю сетчатую дверь и захожу в кухню Брайана.

Столешницы завалены распакованными баночками из-под супа и коробками телеужина⁶⁸. Везде на кухонном столе разложены газеты, некоторые валяются на полу. Почта, которую засовывали в дверную щель, так и осталась лежать огромной кучей там, куда упала.

— Брайан? — зову я дрожащим неуверенным голосом.

Никто не отзывается, так что я включаю свет и двигаюсь по направлению к гостиной.

Брайан сидит в кресле выпрямившись. На нём растянутая футболка и пара пижамных штанов.

— Брайан? — зову я встревоженно. Он выглядит осунувшимся, больным, и я не вижу, чтобы его грудь двигалась, вдыхая.

— Брайан? — повторяю я, делая осторожный шаг ближе к нему.

Его глаза широко распахиваются, и я делаю при этом резкий вдох.

— Белен! — отзывается он, — что ты тут делаешь?

— Привет, — здороваюсь я, подбегая к нему, чтобы обнять, — я приехала, чтобы проверить, как ты здесь вообще справляешься. И ещё спросить, не хотел бы ты оставить нашу собаку у себя в качестве компании.

— Помоги мне подняться, — просит он, и я хватаю его за запястье, подтягивая вверх, — и какая же у тебя собака, Белен? Почему ты не можешь оставить её у себя?