Худук резко остановился, пошатнулся, пытаясь устоять на ногах от инерции, вытянул перед собой к людской массе руки со скрюченными пальцами. Из его оскаленной пасти сейчас неслось протяжное и пронзительно высокое: «И-и-и!..» Ближайшие, буквально находящиеся в паре локтей перед ним заволновались сразу. А потом волна паники и беспричинного страха стала, будто круг на воде (односторонний) распространяться дальше, заставляя нервничать и в полной мере ощущать себя зажатыми между такими же, как они, беднягами… и чувствовать свою полную беззащитность.

Гоблину ещё не приходилось воздействовать на такое большое и скученное количество разумных, но он был уверен в себе. С другой стороны он на самом деле понимал, что достаточно напугать передних, чтобы они дрогнули, а уж их паника распространится, как лесной пожар засушливым летом. Несмотря на плотность рядов, он чувствовал, что эксперимент будет успешен.

Последним аргументом, который смог переломить ситуацию и невольное противостояние передних, желавших поскорее оказаться как можно дальше от этого места и продолжающих напирать задних, явилось появление рядом с маленькой фигуркой огромного страшного тролля, с ног до головы испачканного в крови.

Людская масса качнулась раз, второй, сломались перила с правой стороны моста, с криком посыпались в воду дёргающиеся изломанные фигуры, неожиданно визгливо и как-то страшно заголосила придавленная женщина, от мощного единого порыва попадали те, кто был в самом конце, кто хотел поучаствовать на празднике смерти, но кому казалось, что уже опоздал. И по их телам, безжалостно затаптывая, помчались, как напуганные пожаром или наводнением дикие животные, люди…

Когда примчалось впопыхах собранное по ближайшим домам ополчение во главе какого-то цехового старшины, то они в полном обалдении и шоке лицезрели такую картину: безмятежно развалившегося на одной из телег, исполнивших буфер перед мародёрами тролля и склонившегося над растерзанным телом одного из подмастерьев второго «тёмного», небольшого, но по слухам чрезвычайно опасного. И множество бездыханных или едва шевелящихся и стонущих (в том числе дежуривших здесь часовых) тел, что будто сломанные куклы покрывали мостовую на подступах к району ремесленников. Самые первые и зоркие ещё могли видеть стремительно удаляющиеся спины бегущих прочь людей. Вскоре, впрочем, растворившихся в улицах, выходящих на площадь перед мостом…

Вновь запели птицы, укоризненно поглядывая на беспокойных двуногих, довольные уже тем, что прекратил этот ужасный шум.

Оливия в который раз пожалела о своём опрометчивом поступке. Не сказать, что у неё отсутствовала авантюрная жилка — этого добра в ней было выше крыши, и все окружающие близкие и знакомые констатировали в ней эту сумасшедшинку в поступках и эпатаж в поведении. Но ведь должна быть некая грань между мимолётной угодой себе и благоразумием!

Казавшаяся привлекательной, подкреплённая таким простым, но сильным желанием быть благодарной, идея отстать от Лидии и парнями из гвардии на поверку оказалась полнейшим сумасбродством. Причём деянием самого вредного толка, то есть очень опасным для жизни.

Не то, чтобы она боялась риска или избегала — если обстоятельства к тому вынуждали — ответственности. Но в нынешние времена, когда ни преимущества рождения, ни связи при дворе не значили ничего, разве что наоборот — привлекали ненужное внимание и вели к позору и неприятной смерти.

Но она ещё так молода! Ещё столько открытий ожидает её впереди…

Нет, прочь сопли! Эк её плющит, — она украдкой, чтобы парочка наёмников, следующая рядом, не заметила, горько улыбнулась. Она не желала, чтобы её душевные терзания были темой обсуждения. Или поводом для тупых реплик вслух!

Оливия сейчас не нуждалась ни в заботе Каэлена, которого товарищ почему-то называл совсем уж не впечатляюще — Листочком, ни в насмешках наёмника — человека, в которых грань серьёзности и иронии была столь размыта, что это её ещё больше бесило.

Сейчас бы уединиться в каком-нибудь приличном, а самое главное, укромном месте, и со всей возможной эмоциональностью предаться жалости к себе, любимой… А не мчаться, сломя голову и ноги навстречу туманному будущему и возможной перспективе очередных неприятностей. Она вполне осознавала всю новизну ощущений, но ни в коей мере не собиралась «благодарить» организаторов переворота за эту подвижку чувств. И спокойно обошлась бы без всех этих унижений, напряжения сил, переживаний и тревоги, страха…

Пожалуй, что «страха», как некоего всеобъемлющего животного чувства она и не испытала, так как при упоминании о нём не ощущала сильного дискомфорта. Даже когда осталась практически беззащитна в своих покоях перед лицом озверевшей солдатни, Оливия не успела сильно испугаться — сознание было подточено непонятным отравлением, её больше волновало, скоро ли она встанет с постели, ибо в таком положении она подводила свою подругу — принцессу Лидию… и очень хотелось помыться. Постельный режим, прописанный лекарем и видимая беспомощность не помешали ей, впрочем, на одних рефлексах извлечь арбалет и угостить болтом незваного гостя, намеревавшегося проверить, всё ли у неё на месте.

Собственно, второй болт, который она каким-то чудом зарядила, предназначался эльфу. Слава Единому, реакция у того была отменной, но выстрел, грубо говоря, стал отправной точкой их знакомства. Каэлен, правда, что-то лепетал о мимолётной встрече накануне, но в силу того, что Оливия её не помнила напрочь (возможно по причине лёгкого опьянения), этот эпизод она исключила из совместной истории.

При всей сложности положения, в котором она оказалась (вместе с принцессами и ещё некоторыми лицами во дворце) — роль убегающей и отчаянно напуганной мыши, трагизм ситуации так до конца и не был ею прочувствован то ли в силу крепкой психики, то ли по какой иной причине. Ведь бесчувственной и равнодушной она отнюдь не была, и каждая смерть знакомого ей человека ранила достаточно болезненно. Но к совместному путешествию по вспыхнувшему беспорядками городу она всё равно отнеслась несколько легкомысленно — как к какой-то увеселительной прогулке в компании, допустим, подруг — амазонок и собратьев гвардейцев. Но уличная действительность оказалась достаточно отвратительной, чтобы очень быстро развеять радужное настроение от предвкушения некоего приключения, а ужасные картины, повсеместно распространившиеся по великому Агробару, наконец-то донесли до её сознания масштабы происходящего и погрузили в жуткую депрессию, не посещавшую её с тех пор, как любимый жеребец сломал ногу.

Сцены насилия с неизменно вспыхивающей при виде неё похотью, мерзкие рожи, которые так и просили точного удара между ног чем-то твёрдым, можно и коленом, лужи крови, постоянно встречающиеся, никем не убираемые трупы — всё это взывало к справедливости и очистительной каре. Она вдруг поняла, что будь её воля, то недрогнувшей рукой саблей навела порядок, разделив на две неравные кучи головы и тела бандитов, терзающих сейчас город и его жителей.

Её поразила молниеносность и безжалостность расправы наёмником над главарями одной из уличных шаек. Ни толики жалости не проснулось у неё, но сам товарищ эльфа напомнил ей некую механическую равнодушную игрушку, на пути которой лучше не становиться во избежание…С другой стороны она наверное что-то не понимала, ведь была свидетелем того, что наёмники ради друг друга были готовы на всё. Ну никак не мог напарник Каэлена, очень даже симпатичного ей эльфа, быть плохим человеком! Грубым, циничным, ядовито злым… этакой всё замечающей и говорящей вслух совестью.

От неожиданной мысли Оливия чуть с шага не сбилась и бросила украдкой взгляд на объект размышлений, что расслабленно скользил справа, ближе к домам, словно прикрывая её от возможного выстрела… Может действительно прикрывая? А она тут уже сравнила его с бесчувственным бревном. Но ведь это его работа — защищать слабых, детей, женщин… Так, стоп!

С каких это пор она стала… слабой женщиной? Не без того, конечно — сыграть иной раз в слабость гораздо проще, нежели биться головой о стену, доказывая обратное. К тому же, не все мужчины полезут завоёвывать сильную крепость, ведь они такие… ранимые. Всё равно приходится имитировать диверсию с открыванием ворот изнутри или, несмотря на неприступные фортификационные сооружения, изображать нехватку припасов и воды и, как следствие, досрочную сдачу с условием пощады… и сохранением оружия.