Оглянулся Вася на часового (у казармы шагал с автоматом австриец) и решительно сказал:
- Тетя! А тетя!
- Слушаю, мальчик.
- Можно вас спросить? О важном-важном.
Она улыбнулась, перестала мыть ведра.
- Пожалуйста, мальчик. Спроси о важном-важном.
- К нам в казарму ходит директор школы. Пан Ироушек. Разговаривает. Спрашивает. А мы не знаем, хороший он человек или нет?
Теперь она не улыбается. Смотрит на пего прямо и строго. Думает.
- А почему ты так спрашиваешь о нем, мальчик?
- По-немецки говорит - как горох сыплет.
- Что такое "горох сыплет"?
- Значит, быстро.
- Он же учител. Чешский учител обязательно должен знать языки.
- И часовые его пропускают...
- Ты теперь не веришь людям?
- Смотря кому. Но я про своих учителей думаю.
Вася еще больше понизил голос:
- У нас в школе была учительница...
- Где то было?
- У нас, в Турбове. Слышали про такой город?
- Не, мальчик.
- Про Украину слышали?
- Конечно.
- А про Винницу?";
- Что такое Винница?
- Очень, очень большой город. Областной центр.
- Разумию. Центр округи.
- А если пройти от Винницы еще двадцать шесть километров - будет Турбов.
- То не важно, мальчик. Что ты хотел рассказать про учителку?
- Она у нас преподавала пение и рисование. Мы ее не любили. Мальчишки вообще не любят петь. Это больше для девчонок.
- Ты так думаешь?
- Думаю. Да и не понимали мы ничего. Молодые были. Мне семнадцатого мая сорок первого года только тринадцать лет исполнилось.
- По-видимому, не очень много и сейчас. Ну, так что же?
- Не любили мы ее. Озоровали на уроках.
- Что такое "озоровали"?
- Шалили. Мы даже петухами пели...
- О-о! Бедная учителка! Ну, и что же?
- А когда пришли немцы, она поступила работать в районную управу. И все, о чем узнавала, говорила людям. Когда облава. Когда каратели придут. Если кому нужны документы, - доставала документы...
Лицо женщины опять стало строгим.
- Мальчик! Об этом нельзя рассказывать на речке.
- Теперь можно. Немцы все узнали. С ней вместе работал ее отец - наш учитель математики...
- И что сделали немцы?
- Увезли обоих в Винницу. А там, конечно...
- А ты откуда знаешь?
- Мишка Леонтюк хвалился. Полицай.
- Печальная история, мальчик.
Вася моет сапоги. Она тоже молчит. Взвод немцев, пройдя за это время полдеревни, со свистом запевает другую солдатскую песню. По шоссе мимо казармы проносится колонна грузовиков.
Женщина поднимает глаза на Васю. Взгляд ее прям и тверд.
- Я понимаю тебя, мальчик. Нет, наш директор - честный человек. И ты больше никого не спрашивай о нем на речке. Я - тоже учителка из этой школы.
Она зачерпнула воды одним ведром, потом вторым, сказала:
- До свидания. И ушла.
А через день-два тоже пришла в казарму за учебными пособиями. С Васей заговорила как со старым знакомым. Тоже спрашивала пленных, откуда они, рабочие или крестьяне. Училась правильно произносить русские слова.
20
О встречах на речке Вася рассказывал Философенко, Усачу, Курскому. Они думали: верить или не верить ему? Где теперь Советская Армия?
Тем временем колонна закончила работу и в деревне вела. Однажды утром старший офицер дал команду готовиться в путь. Среди пленных пошли тревожные разговоры: куда повезут? К новому месту работы? Или опять в концлагерь?
Некоторые пытались спросить у солдат. Тем более что незадолго до этого почти весь конвой заменили. Молодых отослали на фронт. На их место прибыли ограниченно годные по ранениям, старики, больные. Германия исчерпала людские ресурсы. Пленные думали: может, эти будут чуть помягче, рассудительней? Но новые конвоиры сами боялись русских. На каждую попытку заговорить отвечали криком, угрозами. По действиям офицеров тоже ничего нельзя было понять.
Перед самым отъездом колонны снова пришел Ироушек.
- Не можно не попрощаться с господами офицерами, - говорил он, как всегда приподнимая шляпу и раскланиваясь.
Он опять шутил, угощал немцев сигаретами, даже помогал им укладывать чемоданы на повозки.
Васю тоже заставили носить немецкие вещи. Около одной из подвод он и Ироушек оказались вдвоем.
- Василь, - заговорил чех. - Времени у нас нет. Передай своим товарищам. Вы поедете недалеко. Там тоже будете возить лес. Пусть ваши не беспокоятся. Но вам надо бежать. Здесь хорошие люди. Они укроют вас в горах. Там дождетесь Советску Армаду. Приводите больше пленных...
Чех сказал правду. Русских перегнали в соседнюю деревню Рехембург, расположенную в десяти километрах от Белы, и снова заставили рубить и вывозить лес.
Усач, Курский и Философенко стали заговаривать с пленными о том, что здесь, наверно, тоже есть партизаны. Как в России. Пора кончать лесозаготовки. Не век же, в самом деле, грузить для фюрера древесину...
Некоторые отмалчивались. Не решались. Другие сомневались в успехе. Край чужой. Не знаешь ни языка, ни местности. Кругом расклеены приказы: расстреливать не только беглецов, по и их укрывателей.
- Нет, - вздыхали они, - видно, пили, браток, дровишки да не думай ни о чем, пока жив.
Пожилые пленные, обрадованные тем, что их перегнали не в концлагерь, ссылались на года:
- Куда уж нам! Дождемся наших здесь. Если придут...
Но большинство соглашались с полуслова.
- Да. Неплохо бы податься к партизанам. Мы готовы. Командуйте.
Настроение пленных после таких разговоров менялось. Загорались надеждой глаза, выпрямлялись согнутые спины. Люди вдруг особенно ясно увидели, как изменилось многое под ударами нашей армии с востока. У гитлеровцев уже не было спеси начала войны. Охранники часто ходили понурые. Видать, боялись, что их тоже отправят на фронт.
Иван Муха однажды не сдержался - не сумел скрыть своих чувств.
У него, как у остальных пленных, сильно износилась одежда. Брюки порвались. Засаленная рубаха, которую он надевал прямо на голое тело, сгорела от пота.
И вот утром на конюшне пожилой австриец, что был в русском плену, молча бросил ему свой поношенный китель, Иван надел его.
Австриец довольно улыбался:
- Гут, гут, Иван...
- Ладно, - без особой радости ответил Муха.
В этот момент он увидел на гимнастерке фашистский знак - хищный орел с распростертыми крыльями и свастикой над головой. Иван потемнел.
- А это что? - указал он на эмблему.
- Гитлер. Империя. Орель! - значительно поднял палец охранник.
Муха рванул эмблему с груди и бросил ее в навоз.
- Гитлер капут!
Австриец даже присел от ужаса!
- Глюпий руськи мальчишка, - зашипел он, оглядываясь по сторонам. Узнает господин официр - Ванька будет капут.
Муха отмахнулся и пошел отвязывать коня. А конвоир то оглядывался по сторонам, то изумленно качал вслед ему головой.
Пленные гадали: скажет начальству или нет?
Не сказал.
Пленных разместили на окраине Рехембурга. По одну сторону их казармы располагались жандармерия и почта. По другую - парикмахерская, по-чешски голичстви. Напротив стояла пустая трехэтажная школа. Рядом с ней лесопилка. Нижний этаж ее немцы заняли под конюшню. В жилой половине второго этажа расположились сами.
С крыльца своего заведения парикмахер не раз смотрел, как немцы гонят русских пленных на работу или обратно. Однажды предложил господам офицерам свои услуги. Когда постриг и побрил их - попросил разрешения постричь, для порядка, и пленных.
- Клиентов, увы, мало. Времена тяжелые. Я целыми днями смотрю в небо...
Старший офицер согласился. После этого немцы каждый вечер водили в парикмахерскую по небольшой группе русских. Чех не спеша звенел ножницами, скоблил почерневшие изможденные лица бритвой и, как все парикмахеры мира, разговаривал с клиентом. Кто? Откуда? Давно ли в Чехии?
- У нас хорошая осень. А в России, просим вас, уже снег? Везде? Что вы говорите? А голичи там тоже есть? Такие же? А, просим вас, инструмент там хуже или лучше?
