- Ну, хлеб-то уберем, - возражал он. - Сюда, что ли, придет герман?
- Ага, - горячо поддержал брата Вася. - Будем бить врага на его территории. Я только что слышал...
Григорий Филиппович сердился:
- Бить-то кто будет? Тот, кто должен хлеб убирать. Или кто на заводе работает. Разве мало сейчас уйдет на фронт?
- Ну и что? Думаете, надолго? - спорил Иван. - У нас, тато, техника, знаете? - Не имея возможности читать, учиться в школе, Иван подолгу и внимательно слушал радиопередачи и теперь повторял то, что слышал много раз. - Для нашей техники, тато, Германия - тьфу. Три-четыре дня, и она выдохнется. У них же, тато, ничего нема и кругом эрзацы.
- Правда, тато, - убеждал отца Вася. - Наши самолеты могут залететь выше всех. Наши танки хоть кого обгонят. Сейчас говорили...
- Да я против, чи шо? - сердился Григорий Филиппович. - Но все равно радоваться нечему. Война - это кровь и слезы. Немыслимо представить себе, сколько она несет людям горя.
Тетка Фросына то ли не понимала размера постигшего всех бедствия, то ли уж очень верила в силу добра и правды на земле, но в разговор она не вмешивалась. Спокойно взяла у Васи корзину с черешней, похвалила хлопчика за старание и стала собирать на стол.
- Ладно. Хай вин выздыхает - тот Гитлер. Сидайте снидать. А к ужину вареникив зроблю.
За обедом Григорий Филиппович несколько раз клал ложку, задумчиво трогал усы:
- Да, война - беда. А война с Германией - вдвойне. Нет человека лютее, чем фашист.
Потом стал вспоминать, как в пятнадцатом году был он ратником ополчения, как их запасной пехотный полк отправили на позиции в Польшу, как русским солдатам в ту войну не хватало патронов и снарядов.
- Немец прет, а бить его нечем. Что сделаешь? Месяца два продержал полк позицию. Потом немцы его окружили. Штаб бросил солдат и сбежал. Три дня отбивались без командиров. Осталось от полка человек сто - взяли их в плен немцы. Три дня, не кормя, гнали к железной дороге. В прусском городишке Тухель долго держали за колючей проволокой. Потом увезли в Кенигсберг, из Кенигсберга - в Гумбинен. Там разделили по богатым поместьям.
Григория Филипповича и восемнадцать других русских выбрал пожилой помещик. С утра до ночи работали в его хозяйстве пленные - пахали, сеяли, молотили. А получали полфунта хлеба и немного картошки на весь день. Спали в амбаре на соломе. Пол цементный. В окнах решетки.
Стали пленные слабеть от такой жизни. Стали умирать. Два сибиряка, Иван и Василий, бежали. Почти месяц пробирались домой. Уже к фронту подошли. Там обоих и схватили. Хозяин сам порол их в амбаре. Ну и лютовал, ну и зверствовал!
Григорию Филипповичу тоже не вернуться бы домой. Спасли умелые руки. Одному крестьянину подошву подобьет после работы. Другому косячки на каблуки поставит. Их крестьянам тоже не сладко было от войны. Принесут русскому то картошки, то хлеба, а то и сала кусочек. Перебился. Даже товарищам помогал. А революция свершилась - Ленин вытребовал пленных домой...
3
В следующие дни Вася и его дружки не успевали бегать и смотреть на все, что происходило в поселке. Турбов посуровел. На окнах домов забелели бумажные ленточки. Начались затемнения. Плакаты со стен призывали всех подняться на защиту Родины.
Что происходило на фронте - никто толком не знал. Радио сообщало о боях на границе, о развернувшемся огромном сражении танков. Однако в сводках назывались также направления движения немцев в глубь советской территории, перечислялись занятые ими города.
Приближался враг и к Виннице. А от нее до Турбова - рукой подать. Над поселком тяжело летели на восток и возвращались обратно фашистские самолеты с черными крестами на крыльях.
Через несколько дней после начала войны донеслась артиллерийская стрельба...
Григорий Филиппович с утра уходил на сахарный завод, где теперь работал. Возвращался домой поздно. Ужиная, хмуро слушал вечернюю сводку, потом отправлялся дежурить в ополчение. Старый солдат опять взял в руки ружье.
Иван расспрашивал Васю:
- Ну как? Ну что там?
Группу пионеров, в которой был и Вася, школа послала помогать военкомату. Ребята разносили повестки мобилизованным, бегали по учреждениям вместо рассыльных.
Когда основной поток мобилизованных прошел, Вася и его товарищи вместе со взрослыми грузили на железнодорожные платформы заводское оборудование, копали противотанковый ров, дежурили с комсомольцами на пожарной каланче, превращенной теперь в наблюдательный пункт. По поселку ходили тревожные слухи о заброшенных в леса Винничины шпионах и диверсантах, о возможности появления немецкого десанта.
Первым столкнулся с врагом Григорий Филиппович. Он охранял железнодорожный мост через Десну, протекающую у Турбова. В эту ночь немецкая авиация сильно бомбила Винницу. Хотя от Турбова до Винницы два десятка километров, в тишине ночи ясно слышались разрывы бомб, торопливые хлопки зениток. Приложив руку козырьком ко лбу, Григорий Филиппович с тревогой смотрел в сторону горевшего города.
Вдруг самолетный гул стал приближаться. Скоро в светлеющем небе можно было рассмотреть подбитый бомбардировщик. Кренясь и дымя, он круто снижался в сторону Турбова, грозя ударить в мост. Григорий Филиппович стал звонить дежурному по станции. Однако самолет перетянул через реку и нелепо кувыркнулся на лугу. Из горящей машины выскочили четыре немецких летчика и скрылись в реденькой роще.
Выслушав сообщение Григория Филипповича, дежурный поднял тревогу. На поиски летчиков вышел весь отряд ополчения.
Рощу оцепили, стали прочесывать.
Весть об упавшем самолете быстро разнеслась по Турбову. Рано утром мальчишки уже бежали посмотреть на стервятника. Возвращаясь, они первый раз увидели и живого врага. У районного отделения милиции бойцы ополчения, похожие со своими дробовиками и патронташами на мирных охотников, сажали задержанных летчиков в грузовик, чтоб отвезти в Винницу.
На немцах была зловещая черная форма с фашистской свастикой. На плечах блестели узкие погоны.
Около грузовика собралась толпа. Бойкая женщина в белом платке спрашивала гитлеровцев, стараясь кричать громче, чтоб те лучше поняли:
- Ну шо вам, гадам, надо? Шо мовчите? Шо вам надо от русских? Хиба мы вас трогали?.. Смотри на них: глаза повылупили та мовчать. Не понимаете? А лететь понимали?
- Зачем летели сюда? - так же громко кричала другая женщина. - Шо мы вам сделали?
Немцы надменно отворачивались от женщин.
- Die wilden Tiere{1}, - покривился сидевший в середине.
- Что? Что он сказал? - спрашивали люди, стоявшие далеко, пытаясь пробиться ближе. Толпа задвигалась, заколыхалась, и Васю прижали к самому борту.
- А бис его батька знав, шо вин балакае, - отвечали передние. - Щось буркотить.
Вокруг, расталкивая собравшихся, бегал милиционер.
- А ну, осади, гражданочки. Поглядели и хватит. Не чудо морьское. Хвашисты. Бач, як воны морду воротять.
Немцев увезли. Но их надменные лица остались в памяти Васи. Было в них такое недоброе и оскорбительное, что почувствовал даже он, мальчишка.
Противотанковый ров для защиты поселка турбовчане вырыли. Но он пока не понадобился. О Турбове словно забыли. Войска двигались не на запад, а на восток. Шли стороной - через Винницу на Умань, Белую Церковь, В последние дни на автомашинах, подводах, а то и пешком стали уходить многие жители Турбова.
Наконец, к великой радости мальчишек, одна кавалерийская часть, сильно потрепанная в боях с немецкими бронированными соединениями, остановилась на окраине. Турбова. Кавалеристы с запавшими от усталости глазами молча устраивались под деревьями спать. Многие из них , были перевязаны. Из палаток санчасти доносились стоны
тяжелораненых.
Васе с товарищами казалось, что теперь-то Турбову ничто не угрожает. Со всем жаром мальчишеских сердец выполняли они несложные поручения дневальных и дежурных: отнести на почту письмо, купить в магазине папирос, спичек. Ребятишки считали это началом, дальше должны были последовать более героические дела.