Я взяла его детскую ручку. Он уже ходил без повязки, и только багровое кольцо вокруг большого пальца напоминало о страшных событиях. Я видела, как напуган этот малыш, ведь нет никого, кто бы его утешил. Я поцеловала его пальчик и прошептала:

– Бедный ты мой, бедный… Апреля Сашка …утешает, Январю для этой цели нужен Ефим… А как же ты?

Он глубоко задышал, потом подвинулся ко мне ближе, крепко обнял своими маленькими ручками и горячо, глядя в глаза, произнес:

– А мне нужна ты!

Я прижала его колючую голову к груди, тоже крепко обняла и ласково гладила – и по плечам, и по голове, и по худенькой спинке. Спартак начал всхлипывать, а потом расплакался…

Сашка вернулся неожиданно, как обманутый муж из командировки. Он рывком отворил дверь и ввалился в дом – замерзший, в покрытом инеем меховом плаще, от дыхания на шерстинках у лица образовался пар и замерз небольшими сосульками. На скуле четко виднелся след удара, позже будет синяк… Он оглядел нас со Спартаком и опешил. Мальчик в это время уже не плакал, а просто прижимался ко мне. Сашка удивленно протянул:

– А где Ефим?

Я встала и подозрительно прищурилась:

– А что это ты у меня под кроватью его ищешь?

– А его здесь не было?

– Представь себе – нет.

– М-да? Ну ладно, родная, извини.

Мне не хотелось продолжать этот разговор при ребенке и я согласно кивнула. Сашка разделся и блаженно оперся о печку.

Спартак засуетился:

– Ну ладно, Таня, я пойду… Люди, приютившие меня здесь, очень добры ко мне… Я разговаривал вчера с братьями и мы решили, что в холодное время года я буду жить в куполе и учиться …ну, много чему… Но при желании смогу и выходить из него. А вот в теплое время года я буду жить здесь, в деревне, узнавать жизнь людей и посильно в ней участвовать.

Сашка усмехнулся:

– На каникулы, да? А сейчас ты чего …из графика выбиваешься?

– В смысле – почему я здесь? Я хотел бы побольше быть с …вами, пока вы не ушли…

– Понял. Ты прости, брат, Ефим достал меня в лесу…

Спартак мягко взмахнул ресницами:

– Я понимаю, Саша. Я все понимаю и не держу на тебя обиды. Ладно, я пойду, не буду вам мешать…

И Спартак вышел на улицу.

***

Сашка закрыл за ним дверь на засов, с облегчением вздохнул, опять сел и протянул мне руки. Я уселась ему на колени и спросила:

– А в чем дело? Ты что это в тирана комнатного превращаешься? Опять в реке был? Я думала, ты от Апреля вернешься умиротворенным и радостным, как Ефим вчера…

При моих последних словах Сашка ощутимо напрягся:

– Опять Ефим? Везде Ефим, его мать!

Ого, как все серьезно… Я заглянула Сашке в глаза:

– Саш, ты чего? Что-то случилось?

– Да Ефим этот твой – ох и достал он меня! И в лесу, и в куполе…

– Во-первых – почему мой, а во-вторых – может, расскажешь?

Какое-то время Сашка пристально смотрел мне в глаза, все пытаясь там высмотреть следы измены. Я в очередной раз порадовалась, что тот сон таковым и остался. Сашка опять глубоко вздохнул и продолжил:

– Не твой, говоришь? Вы что, совсем меня за дурачка держите?! Думаешь, я не вижу, какими взглядами вы друг друга охаживаете? Ну ладно, к взглядам придираться – занятие неблагодарное…

Хорошо, расскажу. Ночевал я, как ты, наверное, от малыша уже знаешь – с Апрелем, в атриуме… Ему вчера ох как туго пришлось, потом расскажу, сейчас у меня настроение не то, слишком …напряженное. Так вот, все хорошо у нас было, пока в один прекрасный момент не приспичило мне в бассейн сходить… Ну, знаешь, «как мёд – так и ложкой»… Залез, плыву на спине, на звезды смотрю, млею. И вдруг чувствую – что-то не то, какой-то напряг. Вижу – силуэт темный, сидит кто-то на бортике и на меня пялится. И не Апрель, потому как силуэт с волосами. Меня это все так задело, я сделал вид, что не заметил, а потом нырнул поглубже – ты же знаешь, ныряю я неплохо, возле него торпедой вынырнул, двумя руками за волосы схватил и в воду сбросил. Ну и притопил маленько, чтобы меньше сопротивлялся… А вода-то в бассейне темная, а местами и наверху тень от деревьев… Так вот я его все также в воде на свет вытаскиваю, смотрю – Ефим собственной персоной!

Я его, конечно, отпустил, спрашиваю: «Че пялишься и вообще – что ты тут делаешь?» А он рассердился, что я его притапливал… Ты же не знаешь, а он еще тогда все напрягался, когда я их с Аланом плавать учил… Ну вот неприятно человеку признавать хоть в чем-то чужое превосходство! Но я же не кичился тем, что плаваю лучше, я же его научить хотел! Из лучших побуждений, кстати… И научил же – он ведь парень понятливый, да еще и физически развит замечательно…

В общем, начал он на меня орать: «Что, и посидеть тут спокойно я не имею права? Я здесь за тем же, что и ты!» Он с Январем где-то в комнатах отдыхал, правда не знаю, почему он такой неуспокоенный явился… Орал-орал, а сам помельче выходит, чтобы покрепче на ногах стоять… И я тоже выхожу и злюсь, в первую очередь на себя – ну а что, действительно, он такого уж сделал?! Иду и молчу, думаю, как бы извиниться …понейтральней. А он возьми и ляпни: «Да я бы на твоем месте с Тани  ночи напролет не слезал, а ты торчишь тут… Ни себе, ни людям…» Ну, я не выдержал – говорю же, меня давно уже эти ваши взгляды напрягают, еще с тех пор, как вы из купола сбежали…

Ну и ударил я его, он меня в ответ и понеслось… А Ефим, я тебе скажу– не салага и не Ставр, он же верткий, ловкий и проворный, в общем – достойный противник. Так что завелись мы с ним не на шутку. А он и доволен – тоже, видно, накопилось. И подзуживает меня: «Нравится мне ее родинка на правой груди, очень заводит.» А я в таком состоянии уже вообще ничего не соображаю, уже утром понял, что это он тебя у Алана на столе разглядывал… А тогда я уже совсем разошелся, закинул его обратно в бассейн. А он вывернулся, и  отметелил меня не на шутку, это сейчас, под одеждой, не очень-то видно… Но чувствуется… В общем, бились мы долго, оба уже устали.

В какой-то момент смотрю – а Апрель у бассейна стоит, обнаженный в лунном свете, но не вмешивается, руки на груди сложил и просто наблюдает. А мы запыхались, морды в крови, опять на сушу вылезли и стоим, не знаем, что и делать – мириться еще не готовы, а драться уже мочи нет… Ефим Апреля заметил, криво так ухмыляется: «И за что они тебя все так любят?!» Я ему отвечаю: «Дурак ты, Ефим, тебя дома такая девушка ждет, я ее бюст как вспоминаю, так у меня и сейчас привстает…» Пришла его очередь злиться и на меня кидаться… А я тоже не сдавался – я хоть и не лесной ниндзя, и последние годы амебную жизнь вел, но ты же знаешь, какие у меня детство и юность были…. В общем, начали мы вторую серию, хотя сил уже ни у него, ни у меня… вот. Потом смотрю – рядом с Апрелем его кореш стоит, одетый, Январь. Апрель, видимо, позвал его, как вчера тот гном научил. Смотрели они на нас, смотрели – а потом синхронно так подходят. Я стою, не понимаю – чего они хотят-то? А Ефим ладони выставил, кричит на Января: «Убери руки!» Но они все равно подошли, Апрель мне руку на лицо положил, ладонью на переносицу, пальцы немного напряг, а я раз – и отключился…

Прихожу я в себя – давно уже утро, Апрель рядом лежит, задумчиво так на деревья смотрит. Услышал, что я проснулся, давай улыбаться…

Я как ночь вспомнил: «А где Ефим?» Он отвечает: «Не знаю, может в деревню вернулся, а может где-то здесь с Январем отдыхает… Ты на него не обижайся, ему просто неприятно, что тебя и Таня и я любим, а его – нет… Январь ведь с ним время проводил, чтобы расслабить его и порадовать, он же с ним не связан, как я с тобой… Видимо, вчера Ефим это понял – потому и обиделся…» Я опешил, спрашиваю: «Так что, это у Ефима теперь невзаимная любовь к вашему Январю нарисовалась?» Он рассмеялся: «Нет, не переживай, ему просто обидно, я ведь увидел бы, будь там что-то серьезное…» Я, пользуясь моментом, спрашиваю: «А к Тане у него что?» А он ресницами так взмахнул: «А у него к ней луч.» Я спрашиваю: «Ну а у Тани?» А он спокойно так: «У нее тоже…» Я вскочил, давай одежду искать, сюда собираться. А он сидит и улыбается… Я ему: «Ну что ты, не понимаешь, что ли?» А он опять на меня, как на несмышленыша, смотрит и говорит: «Не бойся, она устоит…» Вот так вот – утешил, называется…