Вежливо постучав, Гуров открыл дверь в семьсот пятнадцатую комнату и с первого взгляда понял, что здесь действительно все. Его это никак не устраивало, ведь обычно на откровенности человек пускается только при разговоре тет-а-тет.

– Добрый день, – приветливо поздоровался он. – Разрешите представиться, Гуров Лев Иванович, полковник полиции. – Он развернул удостоверение, показывая сразу всем, и продолжил: – Я провожу расследование убийства Евгения Березина. Здесь, как я понимаю, собрались ближайшие коллеги?

– Да, – коротко произнес невысокий мужчина, молодой, но уже заметно лысеющий.

– Отлично. Мне необходимо будет поговорить с вами. Точнее, с каждым из вас в отдельности. Здесь есть какое-то помещение, где можно было бы побеседовать?

– Да что же… Можно прямо здесь, – всполошилась миниатюрная курносенькая брюнетка неопределенного возраста. – Устраивайтесь, располагайтесь. А мы можем и в операторской посидеть. Да, ребята?

Уже в кабинете директора Гуров начал испытывать ощущение некой натянутости, неестественности происходящего. И сейчас оно только усилилось.

Его появление, конечно же, было неожиданным для коллег Березина, и подсознательно он надеялся извлечь из этого дополнительную пользу и точнее определиться с главным направлением поисков.

Обрывки фраз и недоговоренности, даже выражения лиц – все могло неявно дать подсказку, какая версия обсуждается в коллективе: нападение разоблаченных террористов или личные неурядицы.

Но, вопреки ожиданиям, никакого сверхактивного обсуждения недавней трагедии не было. На лицах читалось лишь вопросительное недоумение, и присутствующие явно затруднялись с тем, как относиться к происшедшему.

Курносенькая брюнетка хлопотливо вскочила с дивана, заботливо придвинула стул к небольшому столику, приглашая его сесть, и Гуров вновь увидел в этом странную фальшь и игру.

«Выстилается так, как будто чей-то кошелек украла», – любезно улыбаясь и благодаря, подумал он, а вслух произнес:

– Спасибо, вы очень добры. Так неудобно беспокоить вас всех, но, думаю, вы понимаете, дело не терпит отлагательств.

– О да, разумеется, – многозначительно посмотрела на него курносенькая. – Никакого беспокойства, уверяю вас. Наоборот. Все мы просто поражены случившимся и, конечно, заинтересованы в том, чтобы найти этих негодяев. Будем только рады помочь, хотя… не знаю, сможем ли.

– Я не очень разбираюсь в тонкостях телевизионного дела, но, если не ошибаюсь, при подготовке репортажа имеет место и кабинетная работа, и непосредственные съемки, так сказать, «в поле». Сначала мне бы хотелось поговорить с теми, кто принимал участие в них. Монтажеры и прочие специалисты, которые работают с уже готовым материалом, будут следующие в «очереди».

– Отлично, как скажете, – легко согласилась она. Ее решительные манеры и уверенный тон не оставляли сомнений в том, кто здесь главный. – Может быть, тогда с тебя и начнем, Ваня? – обратилась брюнетка к лысеющему мужчине. – Дай мне ключи, мы посидим у тебя, а ты пока тут… побеседуешь. Это Иван Неклюдов, наш оператор, – повернувшись к полковнику, представила она. – Точнее, оператор Жени. Они с самого начала вместе. Он практически все его репортажи снимал.

Ни слова не говоря, Неклюдов протянул курносенькой ключи, и под ее предводительством присутствующие покинули комнату.

– Решительная женщина, – чуть усмехнувшись, кивнул вслед Гуров.

– Лиля, наш администратор, – коротко и серьезно ответил Неклюдов.

– А, вот оно что. Тогда понятно. Что ж, присаживайтесь. Побеседуем, как сказала ваша Лиля. Не буду скрывать от вас, что в качестве одной из основных версий происшедшего выступает профессиональная. Евгения убили, когда он возвращался с репортажа, где назывались довольно конкретные координаты некоего террористического подразделения. Есть предположение, что ему отомстили за то, что он рискнул дать такую информацию в эфир. Что вы об этом думаете? Оно имеет под собой основания?

– Наверное, – без энтузиазма ответил Неклюдов. – Мне трудно судить.

– Но ведь вы непосредственно участвовали в процессе. Я смотрел репортаж. Там называются конкретные адреса и фамилии, указано место, где живут и работают эти люди. Все это снято на пленку, и, если я правильно понимаю, снято именно вами. Ведь вы оператор группы.

– Да, но… Дело в том, что я… – Неклюдов был явно растерян и с трудом подбирал слова. – Я действительно только снимал. В таких случаях всю предварительную подготовку проводил Женя: он встречался с людьми, договаривался, назначал время и место съемок. Я только приходил на это место и делал свою работу.

– Даже если и так, все равно вы находились с этими людьми в самом непосредственном контакте и могли составить о них определенное мнение. Как они держались, как себя вели. Агрессивно, настороженно, или, может быть, им, наоборот, доставляло удовольствие, что их покажут по «ящику»? Было ли в их поведении что-то такое, что наводило на мысль о скорой и жестокой «вендетте»? Все-таки немного странно, когда люди сначала соглашаются на съемку, а потом убивают того, кто показал их в телевизионной передаче.

– Да, действительно. – Казалось, парадоксальность ситуации ничуть не удивляет Неклюдова. – Но… я не могу объяснить это. С ними разговаривал Женя. Я не знаю, какие он приводил доводы и почему они согласились. Может быть, он не выполнил какие-то их условия или… Не знаю. На съемках они вели себя нормально, ничего особенного я не заметил. Да и некогда было, честно говоря. Я ведь тоже не в потолок плевал в это время. Нужно было делать все быстро, за короткий срок отснять как можно больше материала. Мы ведь… приходилось действовать, так сказать, «партизанскими» методами, поэтому на эмоции и всякие там наблюдения за тем, кто и как себя ведет, отвлекаться было некогда.

– Понятно. А при подготовке подобных «партизанских» репортажей вы вообще никогда не участвовали в предварительных переговорах, или исключения все же бывали?

– Почти никогда. У Жени были свои каналы, и, сами понимаете, когда речь идет о чем-то не совсем законном или общественно полезном, никто не захочет лишний раз «светиться».

– Как это «общественно полезном»?

– Ну например, когда поднимаются вопросы загрязнения окружающей среды или технологии изготовления некоторых продуктов питания.

– Кто знает, из чего делают колбасу, уже никогда не будет спокойно спать? – усмехнулся Гуров.

– Да, в этом роде, – вновь и без улыбки подтвердил Неклюдов. – Людям интересны такие темы, а производители не особенно спешат делиться секретами. Это их кровный интерес, ведь, если они начнут делать колбасу из мяса, на следующий день разорятся все до единого. И тем же недовольным гражданам, в общем-то, станет нечего есть. Но вопрос актуальный, рейтинговый, так сказать, и Женя искал подходы, договаривался. У него почти всегда получалось.

– Как и в этот раз?

– Да, и в этот раз тоже. Я не знаю, о чем там шла речь, на этих предварительных встречах, но, думаю, все, что касается личных интересов и «конспирации» участников, оговаривалось достаточно подробно. По крайней мере, у нас еще ни разу не было претензий. Если ты не хочешь, чтобы то-то и то-то шло в эфир, никто не мешает предварительно об этом сказать. Но чтоб так… Не знаю. Так еще никогда не было.

– А если отвлечься от версии с террористами? Какие взаимоотношения были у Евгения с коллективом? Враги, завистники? Кто-то из ближайшего окружения Евгения или, может быть, из конкурирующих программ мог до такой степени ненавидеть его, чтобы… решиться на подобное? И вообще, что он был за человек?

Теперь на лице оператора читалось неподдельное удивление. Похоже, подобная мысль оказалась для него совершенно неожиданной.

Гуров, внимательно следивший за мимикой собеседника, видел, как удивление постепенно сменяется сосредоточенностью и попыткой решить для себя очень непростой вопрос. Казалось, Неклюдов вслед за полковником не на шутку озадачился этой темой и мучительно пытается понять: «А и в самом деле – мог бы?»