Начинаются песни у костра. Сижу рядом с уже знакомой колоритной парочкой – Жирафом и Паломником. Они постоянно заняты какими-то абстрактными беседами, причём Жираф, как правило, чем-то недоволен:

– Хорошо быть патриотом России, глядя из окна на вечный Рим или забавляясь с красоткой в Париже, или попивая лечебную водичку в Баден-Бадене, или живя на вилле миллионера в Капри.

– Да, согласен, – говорит Паломник, – раздражает это тупое сюсюканье русской интеллигенции от имени народа. При этом самого народа никто в глаза не видел. Ну, не считая собственного лакея и кухарки. За это не признаю русскую литературу с философией.

– А вот русские мужики любят посмеяться над собой. При этом если чужой посмеётся – получит в морду.

– Да у нас всегда так: или в морду кулаком или целоваться. Середины нет.

Меня, как истинного библиотекаря, задевают нападки на русскую литературу.

– Это чем же вам русская литература не угодила? – обращаюсь я к критиканам. Оба удивлённо поворачивают головы в мою сторону.

– Вот ещё защитница выискалась, – насмешливо фыркает Жираф.

– Я русскую литературу в обиду не дам! – запальчиво восклицаю. – О русской философии промолчу, так как считаю, что таковой в принципе не существует, и вся она у нас сводится к русской идее. А вот за литературу и подраться могу!

– Ишь ты, какая боевая, – смеётся Паломник. – Лично я считаю, что любое слово уводит человека от первозданной истины.

– Слова придают форму целостному энергетическому потоку.

– Слова искажают чистую энергию мысли. Когда человек энергию космоса транслирует в звук – он уже искажает её в силу своей духовной неразвитости, а также особенностей биологического строения тела. Поэтому у разных народов одно и то же понятие или предмет выражают разные слова. Но все они – как испорченный космический телефон. Оттого и не люблю я литературу. Я музыку люблю. Она ближе всего стоит к выражению космической энергии.

Мы начали спорить о сущности слова, о писателях и поэтах как его духовных проводниках из мира идей в мир людей и о всяком таком в том же духе. Во время нашего диалога с Паломником Мустанг как-то заскучал, а потом демонстративно ушёл с подошедшей Лерой. Ну и Бог с ним. Что я в нём нашла?

– Литература сродни мифотворчеству, согласись, – опять гнёт своё Паломник. – А мне, может, неинтересны чужие мифы, мне гораздо интереснее создавать свои.

– И что, создаёшь?

– Создаю. Только не пАрю ими окружающих.

– Ну да, видимо, тебе противопоказана литература. Тебе ближе история с её хронологической фактурой.

– Что ты! – отмахивается от моего предположения Паломник. – Какую истину можно найти в истории? Ещё хуже литературы – та хоть открыто признаёт свою вымышленность.

– История-то что тебя не устраивает?

– Вообще одно враньё! Вот мы с тобой сидим у костра. И нас двоих попросят написать историю сегодняшнего дня. Для меня он будет насыщен размышлениями и спорами с разными людьми, для тебя – музыкальным творчеством. И мы оба будем правы и историчны. А как понять человеку, который здесь не был, что же в действительности было сегодня на фестивале? И вообще – он музыкальный или философский?

– Пусть суммирует все свидетельства.

– Всё равно это будет не полная правда. Вот живой пример из Великой Отечественной войны. Прохоровское сражение. Кто его выиграл? Жуков приписывал заслугу себе, Рокоссовский говорил, что Жуков накануне сражения «умыл руки», и решение о начале битвы принимал только он, то есть это заслуга Рокоссовского. Они оба после войны не могли разобраться даже в этом вопросе – кто внёс больший вклад в этот Коренной перелом войны. Что уж говорить за всё остальное!

– Кстати, – решаю блеснуть интеллектом. – А ты знаешь, где была ставка Рокоссовского во время Курской битвы?

– Ну, ясно, где-то под Курском, конкретно не помню.

– Представь себе – она была на территории бывшего монастыря Коренной пУстыни. И после этого случился коренной переворот в войне. Каково? Вот тебе и энергия слова.

– Да, это интересно, – наконец соглашается со мной Паломник.

Уже далеко за полночь, я страшно устала. Ныряю в свою палатку и моментально засыпаю.

Воскресенье. 3-й день и 3-я ночь

Закончился праздник,

Клоками висит мишура.

Все разбрелись.

И нам тоже с тобою пора.

Автор

Последнее утро фестиваля. Финита ля комедия. Просыпаются все с грустными нотками предрасставания. Вроде и немного времени провели вместе, а как-то свыклись друг с другом, с музыкой и исполнением, которого уже никто и никогда не повторит. Песня – искусство временное. Закончилось время – и магия звуков растаяла…

С утра пораньше у палатки неизменный Гошенька со стаканом в руке и грустными глазами. А подать уже реально нечего: всё что было съестного, съели вчера, а уж про выпивку вообще промолчу. Даже у мажористого Лёсика запасы оскудели и приблизились к нулю.

Хмуро идём умываться к общественным умывальникам и приводим себя в порядок. Чищу зубы и краем глаза замечаю по правому флангу от себя Мустанга, он тоже с серьёзной миной чистит зубы.

– Вер, давай адресами обменяемся, – вдруг предлагает Игорь. От неожиданности я чуть зубную пасту не проглатываю. Прямо как в пионерском лагере! Были бы красные галстуки – на них бы все расписались и оставили свои адреса со слёзными пожеланиями добра и счастья.

– Что, серьёзно, будешь писать? – сомневаюсь я.

– Почему бы нет.

– Хорошо. Я вообще-то письма писать люблю – пофилософствовать можно, когда настроение есть.

– Здорово. Спишемся тогда. Приеду – напишу.

На том и порешили.

У палатки всё те же мыслители – Жираф с Паломником, у них вечно найдутся какие-нибудь темы для умопостроений. Жираф возмущается:

– Паломник, мир слишком многолик, чтобы сводить его к каким-то схемам или классификациям. Люди – очень неустойчивая биоструктура. Сегодня он душа-парень, а завтра – хладнокровный убивец.

– Не соглашусь. Всё можно структурировать и классифицировать. Будет, конечно, какой-то процент погрешности, но незначительный на общем фоне. Моя любимая типология людей – космогенная.

Всё человечество можно разделить на три типа. Основной тип, самый многочисленный – это люди-планеты. Тепла не дают, но содержат в своей орбите спутники – детей, супруга, родителей.

Высший тип людей – это люди-солнца или люди-звёзды. Они излучают энергию, делятся с нею другими (делятся едой, деньгами, а главное – теплом своей души). Высший тип развития этих людей – святые.

Низший тип людей – это люди-«чёрные дыры». Поглощают любые виды энергии, ничего не отдавая взамен (отбирают или воруют еду, деньги, раскачивают других на отрицательные эмоции, не брезгуют ничем вплоть до убийства). Самый низший тип развития этих людей – сатанисты, – философствует Паломник.

За разговорами незаметно проходит время. К обеду все разъезжаются – бесплатный автобус постепенно всех отвозит в город, партию за партией. Наша палатка тоже собрана. С двойняшками договорились, что сразу едем к ним – приведём себя в порядок до похода в Дом культуры, а то видок у нас у всех ещё тот.

Местные многих музыкантов разбирают по своим квартирам. А «бездомным» придётся до вечера пережидать в парке на лужайке или ещё где-то. Лёвика с его Лёкой тоже деловито пристраиваю к двойнятам, а то ходят вдвоём, как неприкаянные. И Гошенька за нами увязывается. И Жираф с Паломником. И ещё какой-то безымянный для меня народ, не могу ж я всех запомнить, у меня память девичья.

В результате желающих поехать к Валере с Лерой оказывается так много, что некоторые не могут влезть в автобус. Начинается весёленький процесс сжатия и уплотнения, чтобы в автобус запихнулись все жаждущие. Напихиваемся, как селёдка в бочку, с шуточками и остротами, у всех вдруг начинается смех без причины. Настроение ни с того, ни с сего подпрыгивает вверх, и к городу мы подъезжаем, хохоча до изнеможения непонятно над чем.