Инга отбирает у нас вино и ведёт к палатке. Мы послушно топаем следом.

Когда подходим к нашему костру, Лёвик мне шепчет:

– Я сейчас приду. За Лёкой схожу, а то бросил её одну.

Я киваю. Сегодня я потрезвее буду, нежели вчера, и замечаю у нашего костра колоритных типажей. Двое из них сидят рядом со Мустангом. Я подсаживаюсь рядом. По глазам Мустанга вижу – рад мне. Довольно ухмыляюсь в душе. Отрадно, что где-то запропастилась эта вездесущая Лера. Что греха таить, себе ведь врать бесполезно – ревную я к ней Мустанга. Где логика? Мы ведь даже и не поговорили ни разу нормально с ним. А вот ишь ты подишь ты – ревную. Дуры мы, бабы, никакой в нас логики нет.

– … Нет, думаю, не выдержу я этого послушания, бежать надо отсюда, – вещает между тем долговязый длинноволосый тип с бородой (хотя по возрасту ему – едва ли за двадцатник, юнец). На груди у него болтается внушительный крест размером, наверное, с букварь. – Понимаешь, Паломник, послушание – это как служба в армии: шаг вправо, шаг влево – побег. Никакой свободы выбора.

– А как ты, Жираф, хотел? Только так можно научиться смирению и побороть гордыню, – пожимает плечами парень в ковбойке и очках (не солнечных, видимо, зрение у него не очень).

– А как же свобода выбора, единственное право человека на земле, данное от Бога? Я так себе понимаю: где есть свобода выбора – там Божественное, где свободы нет и за тебя кто-то решает – там сатанинское.

– Ну что ты мелешь? Ты совсем одурел – монастырю такое приписывать? – закипает Паломник. – Вот ты бесовщины нахватался! Всегда есть свобода выбора: в монастырь идти или в миру оставаться. А уж если пришёл – будь добр смиряться, засунь свою гордыню куда подальше.

– Пошли, перекусишь, – берёт меня за руку Мустанг и тащит к «столу».

– Только, чур, без выпивки! – сразу отбиваюсь я от предложений моего «состаканника». – На сегодня с меня хватит. Во всяком случае, до концерта.

– Заметь – я и не предлагал, – ухмыляется хитрый Игорь.

– Я бы чайку выпила, – вдохновенно мечтаю я. – А ещё лучше – кофейку.

– Да не вопрос, – Мустанг исчезает в недрах палатки и выныривает оттуда с банкой растворимого кофе. – Вот, скоммуниздил у Лёсика, он всё равно в отрУбе. Я сам кофе люблю. Правда, не растворимый, а настоящий.

– Ох, помню, в одной кафешке в Харькове так вкусно на песочке варили турецкий кофе! – закатываю я глазки.

– А ты где училась?

Всё, мосты налажены. Мы начинаем общаться, докладывать друг другу информацию о своих детско-студенческих летах, о музыкальных пристрастиях. Я узнаю, что Игорь и его друзья закончили технический вуз, где и создали свою группу. В данный период бытия Игорь активно занимается программированием, а также весьма продуктивно осваивает компьютерный рынок. Что ж, это сейчас, пожалуй, самое перспективное направление в легальном бизнесе. После финансовых пирамид и сырьевых рынков.

Тут к нам подходит Лёвик с худенькой девушкой невыразительной внешности. Только глаза у неё на лице выделяются – огромные, васильковые и какие-то по-детски трогательные.

– Знакомьтесь: Лёка – Вера.

– Игорь.

– Грошик.

Так и не воспринимает Лёвик своего имени до сих пор. Всю школьную жизнь жаловался на родителей за своё имя: «Ну какой из меня Лев? Ещё бы Бизоном назвали». Лев из него и правда был никакенский. Он, как и прежде, оставался худеньким, невысокого роста парнем со смоляными кудрями и шоколадного цвета глазами. Такое нелепое с виду, да и по жизни существо, что хочется (как любит выражаться одна моя подруга) «обнять и плакать».

Ребята пьют за знакомство, мы с Лёкой наслаждаемся ароматным кофе. Больше скажу – Мустанг где-то раздобыл и шоколадку, и теперь мы ею лакомимся. Вот какой хозяйственный парень. Заботушка. Так и хочется расцеловать. Что это меня на нежности потянуло: обнять, расцеловать? Развезло, однако. Портвейн даёт о себе знать.

Лёвик сыграл и спел, как всегда, с болевым надрывом одну из своих недавних песен, я её не слышала:

Душа, куда пошла гулять?

А ну, к ноге!

Я буду жрать, слова харкать,

А твоё место нигде.

А твоё место заплевали суетой

И закидали баблом.

И отпускать тебя нельзя,

И жить с тобою влом.

Парни вспоминают общих знакомых. Оказывается, были вместе на некоторых фестивалях и даже слушали друг друга со сцены, но лично знакомы не были. На каком-то из фестивалей оба пересекались с Максом Шварцем (Максимом Шевченко из Калуги). Решают сыграть на две гитары одну из его песен. Из Мустанга-то певец не очень, а вот у Грошика голос – всем голосам голос! Как я обожаю слушать, как он поёт! Они исполняют темповую, разгоняющуюся и стреляющую прямо в сердце песню Шварца «Всё равно нас однажды добьют».

Постепенно возле нас собирается плотное кольцо слушателей. Лёвик явно в ударе, я бы слушала его бесконечно, но как-то незаметно подкрадывается время вечернего концерта, и мы дружно перемещаемся к сцене. По решению жюри в концертную программу вошли и наше выступление, и Лёвика (он – как один из лучших в номинации «Авторский акустический рок»).

Концерт проходит в драйвовом режиме. Народу на поляне собралось – яблоку негде упасть. Все подпевают, танцуют, жгут бенгальские огни, братаются. В общем, атмосфера праздничная.

Когда возвращаемся с концерта, у палатки нас встречает радостное всклокоченное существо вполне симпатичной наружности.

– О, наконец-то состоялась эта легендарная встреча двух барабанщиков! – патетически восклицает Мустанг. И Лёсик произносит фестивальную фразу-заклинание, звучащую рефреном любой встречи:

– Оба-на! За это надо выпить.

– Да ничего путного уже не осталось, – сокрушается Макс. – Только деревенский самогон – парни местные подогнали.

– О, дети мои, от меня фирменный напиток! – Лёсик ныряет вглубь палатки и появляется с бутылкой шампанского. – Называется «Фейерверк бытия» или «Выживает сильнейший». Короче, посуда какая вместительная имеется?

– Котелок подойдёт? – спрашивает Мустанг.

– А то! Выливайте сюда самогон, – командует Лёсик. – Так, теперь открываем шампанское и выливаем сюда же. – Он проделывает эту процедуру. – Всё, горючая смесь готова. Начинают дамы! – И он протягивает котелок мне. Я стою в шоке.

– Так, я не понял, ты барабанщица или где? – сурово вопрошает Лёсик. Я набираю полную грудь воздуха для храбрости и – была не была! – делаю несколько глотков. Лёсик одобрительно кивает и тоже делает несколько глотков. Затем сия ёмкость уходит в народ. А мы с Лёсиком братаемся под неодобрительно-угрюмый взгляд Мустанга: обнимаемся и трижды целуемся. По-братски, понятное дело.

– Давай чё-нибудь на пару сбацаем, устроим джем-сейшен на бариках, – предлагает Лёсик.

Я с удовольствием соглашаюсь. Жизнь вообще прекрасна и удивительна. И все вокруг – такие милые люди! Только, жаль, ударная установка в единственном числе. Решаем «поджемиться» на сцене. За нами увязывается толпа зевак. Всем хочется не только хлеба, но и зрелищ, особенно после «принятого на грудь».

Лёсик за эти дни выспался и был в отличной форме. Однако и я не лыком шита, тем более поднаторела за эти же самые дни. Вот мы с ним устроили лютый трэш! Играли по очереди. Ещё Мустанг свою электрогитару подключил. Было видно, что Лёсика задело за живое, что я так круто стучу – он-то был нехилым барабанщиком. Но меня сделать не так-то просто, у меня тоже школа за плечами неслабая. Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»!

В результате все соглашаются на ничью, и мы с Лёсиком идём пить на брудершафт. Мустанг по этому поводу страшно недоволен. Но это уже его проблемы. Тем более что и я не в восторге от того, что на его руке сосиской висит Лера и отцепляться не собирается. Лёвика не вижу, он тихим ангелом где-то растворился со своей Лёкой. Но ничего, завтра ещё увидимся.

Рассаживаемся у своего костра, весело болтая. Причём у нашего костра такая толпа, что сидят просто в несколько рядов, как в театре. Откуда только народ берётся? Своих им что ли костров не хватает? Двойняшки с их ухажёрами тоже у нас. Приглашают после награждения в Доме культуры всех к себе домой на флэтник. Приглашение касается, ясное дело, группы «Дикие мустанги», но все остальные сидящие у костра скопом тоже получают зелёный свет на квартирник. Так сказать, шуба с барского плеча. Одна на всех. Это хорошо, поскольку билет у меня на понедельник, и я не представляла, где буду ночь коротать. Думала, на вокзале придётся перекантоваться. А тут такой сюрпрайз.