– А, ковры, там, я видела, где еще… – Маринка осеклась. – Классно, мне понравилось. Правда, мы там еще всерьез не всматривались. Решили отсюда пока начать.

– Ковров здесь нет, – спокойно выслушав Маринкины выпады, произнес Валентин не Маугли. – Гобелены.

– А их же руками делают? – облила полным безразличием вопросы толкования Маринка. – Это же полностью ручная работа.

– Да, – кивнул художник. – А вы здесь случайно, или к кому-то?

– Мы к кому-то, – деловито кивнула Маринка.

– Случайно, – уточнила я, опасаясь, что и слишком приближенных могут начать раздевать.

– Понятно, – он не стал навязывать нам свое общество сверх меры. Тактичный мужичок оказался. Сообщил что:

– Если будет что-то непонятно, спрашивайте, не стесняйтесь, – и, не торопливо развернувшись, пошел к своим.

– Круто, – выдохнула Маринка.

– Ужас, – согласилась я.

Уж если я была способна еще чему-то удивляться на этой выставке, то мне очень скоро представилась такая возможность. Мы с Маринкой еще рассматривали фотографии. Должна признаться, я основательно зацепилась в этом зале. И хотя соседство с толпой полуголых меня коробило и отталкивало, работы этой незнакомой мне руки не отпускали. Кажется, даже были моменты, когда я забывала о необычном соседстве. И только когда Маринка в очередной раз цокала каблуком, я вздрагивала, и мне вновь начинало казаться, что мы в центре внимания. Ну, уж слишком сильный контраст дают наши две костлявые, да еще и на каблуках, фигуры. И вот когда я практически решилась лишить свою душу удовольствия ради комфорта тела, явился он.

Я думала, у меня глаза выпрыгнут. Откуда? Мир все еще тесен или окончательно скукожился?

Звездин?!

Он шел не один. Не прерывая разговора, они вошли в зал. Женщина приятной, тонкой внешности в легком шелковом халате на голое тело, слушала. По ее прямому, не без жесткости, лицу было трудно разобрать эмоции, которые рождала речь Звездина. Впрочем, к словам его она относилась серьезно, даже когда вся толпа «ряженых» встретила ее дружными возгласами, она не прервала диалога. Остановилась, повернула голову к адвокату, легко, совершенно не обременительно для своего лица улыбнулась, что-то сказала и только после легких, взаимных кивков, они со Звездиным разделились.

А мне сначала показалось, что Звездин меня не заметил. Я ошиблась.

Еще даже не глядя в нашу с Маринкой сторону, он направился именно к нам. Я была удивлена его появлению. У меня в голове не уложилось, что подобная встреча вообще возможна случайно, но я успела подумать: «Он одет».

– Василиса Васильевна, – а он рад меня видеть. Не изображает, никаких особенных поясничаний, со всякими там целованиями рук… ну, руку вообще-то мог бы поцеловать, ну да ладно. Но рад, видно.

– Здравствуйте, Алексей Михайлович.

– Не уверен, что вы могли бы сделать для меня больший подарок, – он расплылся в улыбке, – чем-то, что вы еще помните мое имя.

– Я даже помню, что кто-то меня куда-то приглашал, – с укором произнесла я. Вообще-то я хотела только поязвить, но вдруг поняла, что теперь хочешь, не хочешь, а идти придется. Интересно, а я хочу?

– Вы свободны сегодня вечером? – у него молниеносная реакция.

– Кхе, – Мариночка, спасительница Васи.

– Вы не одна, – Звездин галантно поклонился Маринке, и как-то так у них ловко получилось. Она представилась:

– Марина, – и протянула руку, а он одновременно уже ловил ее ладонь для поцелуя и представился в ответ. Значит, все-таки руки он целовать умеет.

– Какими судьбами, Василиса Васильевна? – его персона вновь оборотилась ко мне.

– Ну а зачем ходят на выставки? – произнесла я. Что-то я в воинственном настроении.

– Это понятно, – легко улыбается Звездин. Его, наверное, вообще не возможно вывести из равновесия. – Просто, – уточнил он, – я не ожидал увидеть вас на таком приватмероприятии. Да и… нет, все же поразительно.

– А вы тоже художник? – спросила Маринка.

– Нет, – Звездин растянулся в улыбке. – От этого я настолько далек, что даже позволил себе сегодня костюм-тройку.

– Какими же вы судьбами?

– Увы, исключительно деловыми. – Он вновь посмотрел на меня. – Так я позвоню вам сегодня вечером?

– Позвоните, – я пожала плечами. – Но я точно не знаю, когда освобожусь.

– Алексей Михайлович, – к нам приблизилась недавняя собеседница Звездина. Интересное у нее лицо. На близком расстоянии в нем появилась какая-то загадка. Я даже не сразу поняла, в чем дело и присмотрелась внимательнее. Нет, и тут дело было не во внешности. Скованность, неясное внутреннее напряжение, затаившееся в самой глубине темных глаз. Ей это как-то не совсем идет, это напряжение не ее чувство, похоже она не очень-то умеет с ним справляться. И от этого ее цепкий, внимательный взгляд кажется особенно растерянным. И какие у нее могут быть дела со Звездиным? Она что, подверглась уголовному преследованию?

– Позвольте представить, – быстро сориентировался Звездин, чуть посторонясь, принимая ее в наш небольшой альтернативный кружок. Мне показалось, она растерялась еще больше.

– Вероника Сергеевна, – представил ее Звездин.

– Василиса, – я представилась сама. Эти Звездиновские ритуалы очень быстро утомляют.

– Марина.

– Вера, – произнесла и художница. – Официоз у нас здесь сегодня не в моде.

– Это ваши работы? – не удержалась я от догадки, помня, что Маугли называл автора Верочкой, да и ждали ее все именно в этом зале, наверняка не случайно.

– Да, – она улыбнулась. И опять по ее лицу скользнуло напряжение.

– Невероятно, что можно увидеть, когда знаешь, что ищешь…

– Я не ищу, – перебила меня Вера. – Я это вижу, и мне это нравится. – Она помолчала. – Иногда хочется… – вновь замолчала, словно опомнилась. И опять эта неестественная волна, словно рябь на лесном озере. Вот и у меня уже ассоциации с природой. Она умеет быстро захватить в свою иллюзию. А впрочем, разве это иллюзия?

– Алексей Михайлович, – она повернулась к Звездину. – Давайте поднимемся наверх.

– Да, конечно, – Звездин слегка засуетился, посмотрел на меня. – Так я позвоню.

– Конечно, звоните.

Мы вновь остались с Маринкой наедине и наконец получили возможность спокойно заняться тем, зачем пришли.

Он действительно звонил вечером, но я успела изрядно измотаться на жаре, да и после выставки хотелось побыть наедине со своими мыслями. Только после его звонка, подумалось, а ведь я ему не давала свой телефон. Впрочем, у нас есть общие знакомые… а может и давала раньше, да забыла… да нет, был, был, но он его не потерял, не выкинул, сохранил ведь мерзавец зачем-то. Интересно, позвонил бы, если бы случайно не встретились? А впрочем… Я вернулась к мечтам и впечатлениям о выставке. А на следующий день снова была жара и снова работа. И Маринка была занята, навестила меня всего пару раз, мы сходили покурить, болтали опять же о выставке. Я ей благодарна. Действительно это был подарок. Потом Маринка умотала в городскую командировку, а я углубилась в проект. Вообще-то работы многовато, а хочется в отпуск. И после вчерашней культурной программы хочется еще сильнее. Хочется уже очень. И тоска такая по мольберту. Ну вот, есть же настроение, и именно сейчас совершенно нет возможности.

К вечеру поднялся легкий ветерок, прямо специально для меня. Вышла из проходной, и с ветром явился Звездин. Вернее, сначала у носа явился из воздуха букет сирени (ну это уже ни в какие ворота не лезет, он просто не имеет права знать, что я люблю сирень, я ему этого не говорила), следом образовалось довольное лицо. И где этот самодовольный тип узнал о моих пристрастиях?

– Хотел сделать сюрприз, – виновато произнес он. Похоже выражение моего лица красноречивее любых слов.

– Ух ты, – я вцепилась в толстый букет. Гадство! Он применяет запрещенные приемы. Сирень меня деморализует.

– Простите, Василиса, что я так спонтанно, – голос стал увереннее. Мерзавец. – Но вы вроде вчера по телефону не дали жесткого отказа.