Пододвинули они эту карту и ко мне. Развязали руки – и моментально я сорвался и начал рвать карту. Потом удар – не помню ничего. Как оказалось, меня ударили по голове каким-то предметом. Это сказал мне уже Георгий, который также за непослушание получил в бок кулаком.

– Откуда этот мерзавец разговаривает на русском языке? Ну понятно, что с акцентом, но все же. Как они так узнали быстро и привели его к нам… – подумал тогда я.

После тщетности попыток, нас поволокли по разным отсекам подвала, стенки были сооружены из подручных материалов, практически тканевые ширмы, чуть плотнее, из брезента, вероятно. И стали вести допрос по отдельности. Последнее, что видели ребята, пока еще были друг с другом, это то, как Маргариту окружили несколько солдат и порвали на ней кофту. Этот трест рвущейся материи, падающие на пол с особым звоном пуговицы, женские всхлипы вперемежку с соплями и неконтролируемым потоком слез – этого они не забудут никогда. Погружение в темноту – в отсеках не было окон – и резкий ламповый свет в глаза причинил боль зрению. Нам четко дали понять, что мучение соратницы не прекратятся до тех пор, пока они не получат желаемого.

– Что вы от нас то хотите? Гляко Боже, зачем все это? Убивайте нас уже тогда что ли или нет, – сказал в сердцах Георгий.

– Луше вам дать местоукасание ваших военных и техники на территории Испании, а также расскасать подровную тактику боя, какие басы совирались атаковать. В овмен на это вам сохранят шиснь и вы вудете отпушены домой, на рродину.

Тем временем за соседней стенкой послышалась пощечина, звуки борьбы и женские вскрики.

– Стойте, стойте, прекратите это, – заговорил Николай, который давно и по уши был неравнодушен к Марго, – если я – тут у него пересохло горло и стало трудно произносить слова, ведь, немудрено дело, предательство! – если я расскажу все, что знаю, что вы хотите, вы… отпустите ее?

– Конешно, конешно, отпустим вашу сеньорритту, покасывай все.

Николай молча ткнул на какие-то участки на карте и показал направление боя. Франкисты довольно закивали, но Марго не замолкала, были слышны звуки побоев и падения истерзанного тела на пол и удары о стену.

– Отпустите ее, вы же обещали!

– Неушели? Обешания врагу нишего не стоят, вы пришли к нам с войной, её и получайте.

Дальше был удар, который вырубил на несколько часов.

С другими пытаемыми была та же дилемма: рассказывать и иметь призрачный шанс на спасение или молчать и умирать.

Мне был предложен еще более бесчеловечный выбор: обменять себя или Марго на троих наших! И тыкнули списком, уверяя, что все остальные уже приняли это предложение. Но я не поверил, не могло такого быть, не так нас воспитывали, не предателями. Как можно спасти себя, подставив других, да еще и троих человек? Только изверг мог придумать такую извращенную затею.

Эмоции не взяли верх, о чем я буду корить себя будут всю жизнь. Но выбора и не было: дорогой тебе человек или твои товарищи. Вот так бывает: исполняешь свой долг, а сердце разрывает от боли и отчаяния. Но солдат – защитник родины все же победил в нас простого человека. Что выдал им Николай и как это повлияло на дальнейший исход боев – история умалчивает.

***

Новый 1937-й год мы встретили в подвальчике, как и грядущие двадцать четыре дня. Говорить об этом времени не хочется, вспоминать особо нечего. Крысы, мыши, грязь и сырость, а еще звук дождя. После этого я перестал его любить и стал скорее ненавидеть. В ту пору в Испании шли сильные дожди – опостылел этот звук, абсолютно заунывный и угнетающий, так же как и периодические пытки и издевательства будущих франкистов, а попросту фашистов. Тех, кого мы встретим через четыре года, но уже на своей земле, говорящих на немецком, итальянском, да и на испанском тоже.

Мы были в далекой Испании, но тогда не смогли до конца разбить зарождавшуюся гидру, которая боролась с нашими идеологическими братьями. И вот свершилось чудо. Двадцать пятого января, нас спасли наши. Через обмен военнопленными. Но без Маргариты. Тогда, в первый день плена, мы видели ее в последний раз, слышали звуки пыток и ее стоны отчаяния, но ничего не смогли сделать. Я не хочу даже говорить о том, как смотрел на нее тот самый испанец, и думать о том, что он сделал с ней наверняка в тот вечер. Ее не был в списках обмена пленных, как и в списках погибших, она пропала, как будто и не пересекала границ Испании – кстати об этом нам запретили говорить навсегда, но так как больше нет страны нашей, то и я все же скажу это. Нас обменяли на севере Мадрида, на местных фалангистов и двух европейцев со стороны республики. Спустя два дня мы летели на самолетах назад. С нами поработали силовики, долго допрашивали, подозревали как перебежчиков, но все обошлось. Нас освободили и приказали молчать. Дали работу, к удивлению, не сгноили в лагерях. Маргариту официально признали без вести пропавшей. Запили мы, помню, тогда, ничем иным не удавалось заглушить тоску. А Дальше начались чистки в городе. Как и говорил я, коснулось моего отца и родственников остальных.

Sin parar, sin parar la lluvia caéra

Como lágrimas de una estrella, como lágrimas de una estrella

Sin para, sin parar la lluvia dirá

Cuan frágiles somos, cuan frágiles somos.

Sin parar, sin parar la lluvia caéra

Como lágrimas de una estrella, como lágrimas de una estrella

Sin para, sin parar la lluvia dirá

Cuan frágiles somos, cuan frágiles somos.

Вновь и вновь прольётся дождь,

Как звёздных слёз река,

Как звёздных слёз река…

Вновь и вновь расскажет дождь,

Как наша жизнь хрупка,

Как наша жизнь хрупка…

Август 1942-го. Шел второй год войны за нашу родину и битва за город Сталинград. Задача была контратаковать противника, не дать собрать силы для атаки на город, а также максимально нарушить воздушное снабжение войск противника. Георгий, Николай и Александр управляли дальним бомбардировщиком ДБ-3. Александр выполнял роль пилота, Николай – штурмана, а Георгию досталась задача борт–стрелка. Боеприпасов катастрофически не хватало, потому экономили, как могли.

Это был один из последних или, как говорят на Поволжье, крайних дней последнего летнего месяца – августа. Мы отступали катастрофически… Никто и подумать не мог еще весной, что противник сможет дойти до Волги.

Группа армии "Дон" все дальше и дальше прорывала брешь в обороне. Если под Москвой противник отступил в ходе зимнего контрнаступления, да и в других частях фронта ситуация более–менее стабилизировалась, то тут был крах.

Так и в тот день – мы проводили боевой вылет скорее с целью разведки территории, утерянной нами примерно неделю назад. На недокомплекте боеприпасов и при неполных баках направились туда. К счастью, не встретили ни в воздухе, ни на земле ощутимых сил противника.

Жара стояла в тот день несусветная. Ну а что же нам? У нас и летом, и зимой всё по максимуму. Провели полет по дороге Морозовск – Тацинская. Вроде ничего – заметили, не хотели нарываться – на одном самолете особо не повоюешь. Повернули на север – и тут пришло осознание: а прибор-то у нас топливомерный – неправильно отображает картину, мало того, если бы в меньшую сторону, так нет, в большую! Он у нас стрелочным был, стрелка гуляет – признак того, что явно не хватает топлива. Примитивные механизмы тогда были, хотя машина неплохая, по сравнению с теми же ИЖ-ками. Лучше, и шасси не дергает, как тогда…

– Не долетим, – сказал я. – Боюсь, не долетим, надо подлететь как можно ближе к нашей территории, хотя она и так вся наша… И экстренно садить самолет, а дальше уже пешком идти.

Да вот местность пока неподходящая, да и далеко идти будет. Немцев видно. Да и они тоже нас заметили. Даже пальбу устраивают. Нам бы лесок – деревушку, а там, как назло, поле сплошное и явное присутствие противника. Их тентованные грузовики, кое-где и бронетехника в наспех созданных капонирах.