Резкий звук оборвал его смятенные раздумья. Из зала начал доноситься нарастающий, уже знакомый звук помех, железного скрежета и воплей боли. От этого чудовищного диссонанса по спине проходили неприятные мурашки. Томас кинулся к выходу из подсобного помещения, но внезапно дверь оказалась закрытой. «Когда она успела захлопнуться? Разве мог я этого не услышать?». Однако важнее этих вопросов был поиск способа выбраться отсюда, ведь ключа от подсобки при себе у Гуччи не было. Скрежещущие помехи словно подгоняли его разъяренным рычанием и воплями. Томас взял с полки тонкие ножницы и, используя их как отмычку, попытался отпереть замок. Пришлось немного повозиться, когда механизм несколько раз заклинивало, но в конечном итоге дверь открылась. Прежде, чем выйти из подсобки, мужчина достал из наплечной кобуры пистолет. Некое интуитивное предчувствие нашептывало, что, возможно, ему придется вступить в бой.
Темный зал парикмахерской был по-прежнему пуст, однако что-то в помещении переменилось. Томас видел странные изменения совершенно отчетливо, хотя они были необъяснимы с позиции здравого смысла. Все вокруг выглядело так, словно парикмахерская была брошена своими владельцами очень давно. Зеркала покрылись черными разводами и пятнами, словно заболоченная вода, поверхность которой зарастает ряской. Краска облезла со стен свернувшимися лоскутами, будто она была сожжена, на ее скудных остатках проступили потеки въедливой ржавчины. Помехи, хрипы и вопли, как выяснилось, издавало старое радио – похоже, оно необъяснимым образом включилось само собой. Гуччи попытался вслушаться в истошные звуки, эхом которых в голове становилась боль, но едва мог различить нечто, сколько-нибудь похожее на обрывки фраз. Однако то ли воображение разыгралось с небывалой силой, то ли слова действительно стали проскакивать в хаотичном шипении: «Пожар… ольной шахте Уилтс… Причина… авливается. Пострадавш… стно… чрезвычайных ситуаций высказали… ение, что пожар… иться под землей на весь… од». Так же неожиданно, как и возникли, рваные фразы растворились в шуме, а громкие помехи стали еще больше напоминать возгласы боли. Внезапно железный скрежет прозвучал особенно отчетливо и будто бы где-то сзади, отчего офицер Гуччи резко дернул головой. Взгляд его зацепился за позеленевшее зеркало, которое было расчерчено паутиноподобным узором трещин. «Но разве оно не было целым минутой раньше? И к чему это сейчас в памяти всплыло поверье, будто это дурная примета – взглянуть в разбитое зеркало?». Будучи скованным необъяснимой растущей тревогой, не находя силы оторвать взгляд от собственных отражений – мелких и больших – в мутных осколках, Томас разглядел нечто жуткое у себя за спиной. Мужчина обернулся и почувствовал спазм, а затем холод где-то под диафрагмой, разошедшийся оттуда по всему телу. На стене на черном каркасе из колючей проволоки было распято лишенное кожи человеческое тело. Окровавленное месиво белесого цвета, видимо, являвшееся срезанной с тела кожей, было в подобии тюрбана завязано вокруг запрокинутой освежеванной головы. Но вместе с понятным и простым человеческим чувством ужаса это зрелище вызвало у офицера ощущение некого дежавю. «Не могу поверить… Какого?... Неужели я мог где-то видеть подобное зверство?! Что-то из истории города? Времена гражданской войны, пытки военнопленных в лагерях? Я никогда не проверял эти факты, но если это было? Иначе с чем еще это, мать его, связать?!».
Томас принялся отступать к выходу, переводя взгляд то на распахнутую дверь подсобки, то на растянутый на стене труп, хоть и понимал, что ни пустая черная комната, ни мертвое тело не могут быть опасны. Но был же кто-то - или что-то - в ответе за все, что случилось в зале, пока Гуччи обследовал подсобное помещение. Внезапно кровоточащее тело на стене зашевелилось – сперва чуть задвигались его пальцы, затем едва заметно дернулась голова. Не было времени построить рациональное объяснение, например, об остаточных рефлексах, потому что уже в следующий миг произошло то, что действительно повергло в шок видавшего виды бывшего военного, а ныне сотрудника полиции – из-за спины освежеванного трупа к человеку поползла, как ожившая, колючая проволока, подобно тонким, покрытым иглами щупальцам с остриями на концах. Томас без раздумий выстрелил, целясь в голову противника. Тюрбан из кожи делал мишень легкой для поражения, и выстрел был точен, однако он не остановил происходящее. Так же безуспешно выстрелив еще пару раз, Гуччи схватил ближайшее кресло и швырнул его в сторону, откуда лезла «клочка», но проволока легко обминула брошенный предмет и еще быстрее поползла к полисмену. «Чем можно обороняться от такой напасти? Да как такое вообще возможно?!». Не позволяя себе долгих раздумий, офицер Гуччи вырвался на улицу и захлопнул дверь парикмахерской, в которой творилось невесть что.
Пот катился по лицу запыхавшегося мужчины. Вместо сковывающего холода его тело теперь бросило в жар. Томас Гуччи сделал несколько нетвердых шагов на середину темной и пустынной улицы, уповая, что вечерняя прохлада приведет его в чувства, но вместо этого ощутил, что воздух по какой-то причине стал буквально раскаленным. В памяти полисмена всплыли обрывки репортажа о пожаре в шахте Уилтс, который, если верить диктору на неизвестном радио, мог распространиться под землей на всю территорию города. «Неужели именно это случилось? Быстрее, чем можно было ожидать? И, может быть, под землей могли загореться какие-то вещества, испарения которых вызывают… в том числе галлюцинации?». Гуччи поймал себя на том, что просто искал хоть какое-то рациональное объяснение случившемуся. Впрочем, так на его месте поступал бы любой здравомыслящий человек. В итоге Томас пришел к заключению, что все прояснится, когда он узнает подробности о происшествии на угольной шахте из средств массовой информации или непосредственно от городских служб. С этими мыслями он направился в сторону дома.
Горячий воздух отбирал силы и заставлял сильно колотиться сердце, отчего Гуччи чувствовал себя, как в раскаленной пустыне с той лишь разницей, что здесь не было солнца. В безлюдном городе царила кромешная тьма. Даже окна, освещавшие дорогу прежде, погасли. Это пугало – ведь даже в случае стихийного бедствия город невозможно эвакуировать столь быстро и незаметно, а какие еще могли быть причины для такой безжизненности улиц, трудно было и предполагать.
Вскоре Томас добрел до перекрестка, где привык видеть дряхлый памятник болоту, но здесь его ждала очередная шокирующая неожиданность. На месте выщербленного серого камня зиял глубокий провал. Жар поднимался снизу с клубами пара, мешавшего взору, и все же, взглянув вниз, стоя у края пропасти, Гуччи сумел увидеть то, что было внизу. Там пылал огонь, очень глубоко, под несколькими ярусами ржавых пересекающихся металлических конструкций, не похожих на обычные шахтные клети и прочие шахтерские приспособления. Кое-где старое железо поддерживало резервуары, в которых в непрозрачной красно-коричневой кипящей жидкости варилась некая бесформенная отвратительная плоть. При виде такой картины даже совершенно нерелигиозные люди в большинстве своем были бы готовы поверить в существование ада. Томас не знал, что думать, пытаясь придерживаться строго рационального подхода, прогоняя прочь навязчивые, приукрашенные воображением домыслы о том, что там внизу в крови варятся люди. Неизвестно, к какому выводу он мог бы прийти, если бы его не отвлекло что-то, отчего сердце в один миг словно подскочило к горлу. Мужчина почувствовал дыхание за спиной. Застыв на месте, опасаясь даже шелохнуться, офицер Гуччи одно мгновение колебался, обернуться назад или броситься бежать в первом попавшемся направлении, не оборачиваясь. И хотя второй вариант бы определенно более практичен, неясность происходящего и безумная жажда ответов заставили полисмена поступить иначе. И Томас обернулся, силясь быть готовым к чему угодно, но к тому, что ему было суждено узреть, не могло подготовить ничто. Перед ним находилось существо, отдаленно напоминающее человека, хотя главным сходством его с людьми был только цвет. Не цвет нормальной здоровой человеческой кожи, а гнилостный, трупный, коричнево-желтый, блестящий жиром. Существо парило над землей, ибо не имело ног; на их пустом месте висели рваные лоскуты полупрозрачной кожи. Оно имело шесть нелепых, подобных обрубкам бревен конечностей, широко расставленных по бокам вскрытой груди и брюшной полости, в темной красноватой глубине которой поблескивало что-то вроде скрюченных кишок. Конечности держал расставленными растягивающий их вбитый в спину ржавый металлический каркас. Подобная железная конструкция, походящая на адское орудие пытки, кольцом окружала голову и растягивала ее кожу в форму восьмиконечного многоугольника. Многие могли бы увидеть в этом уродливую карикатуру на нимбы святых, но Гуччи подумал скорее о полицейской фуражке. Остатки лица существа, местами прогнившие и ввалившиеся в костные впадины, а местами отвратительно вздувшиеся, вырисовывали очертания черепа. Нижняя челюсть была разрезана – из нее словно выдрали кусок в центре, и в эту дыру свешивался длинный окровавленный язык нелепой твари. «Что за монстр?!» - возникла первая ясная мысль у неотрывно глядящего на уродливое гротескное создание человека, сперва неспешно отступающего назад, а затем перешедшего на бег. Офицер полиции даже не думал о вступлении в бой – уместен ли он, когда нет ни малейшего представления, что за тварь преследует тебя? А монстр плыл по воздуху, незаметно и, казалось бы, неспешно, но как бы Томас ни пытался выжать из себя все силы, чтобы оторваться от преследования, существо постоянно находилось у него за спиной. Погоня была точно как в кошмарном сне.
