Цветок Зла
Автор: Сарина Шиннок
Аннотация:
Обитель Молчаливых Духов "бросает мне в глаза, сквозь морок, сквозь туман одежды грязные и кровь открытых ран, - весь мир, охваченный безумством Разрушенья!". Офицер Томас Гуччи познал иную сторону реальности в ночь большого огня в Сайент Хилле. Что же привело его к этой грани и что случилось с ним, когда он перешагнул ее?
По мотивам кинодилогии «Сайлент Хилл»
Обложка: http://img05.deviantart.net/c578/i/2017/055/d/2/flower_of_evil_by_sareenavonshinnok-db077ei.jpg
Монстры и их описание: http://orig15.deviantart.net/948c/f/2017/012/c/f/creature_commentary_by_sareenavonshinnok-dav551h.jpg
I
И осень позднюю, и грязную весну
Я воспевать люблю: они влекут ко сну
Больную грудь и мозг какой-то тайной силой,
Окутав саваном туманов и могилой.
Поля безбрежные, осенних бурь игра,
Всю ночь хрипящие под ветром флюгера
Дороже мне весны; о вас мой дух мечтает,
Он крылья ворона во мраке распластает.
Осыпан инея холодной пеленой,
Пронизан сладостью напевов погребальных,
Он любит созерцать, исполнен грез печальных,
Царица бледная, бесцветный сумрак твой!
Иль в ночь безлунную тоску тревоги тайной
Забыть в объятиях любви…
всегда случайной.
Слова эти были написаны давно, но сейчас они будто рождались заново надрывной балладой в звенящем холоде ноябрьского тумана, и ржавые звезды палых листьев скользили в такт им по поверхности озера Толука. Водная гладь, молчаливая и манящая, отражалась в голубых глазах офицера полиции Томаса Гуччи. Прогулка по берегу после смены уже стала своего рода ритуалом. Воистину лишь тот, кого жизнь принудила самоотверженно сражаться, умеет по-настоящему ценить покой. Это место давало поразительное чувство уединения, но не одиночества, ибо туман здесь был будто живым. И при легчайшем дуновении ветра можно было ощутить, как он прикасается к лицу невесомыми, всегда влажными ладонями, вытирает испарину усталости и слезы любой горести. А в безветренную погоду он просто заботливо кладет руки на плечи, даруя чувство умиротворения и защищенности.
Туманы приходили с загадочного озера большую часть года, и это не могло не породить множество слухов и легенд, однако Томас никогда не верил россказням. Да и разве имеет значение, сколько мертвых тел покоится на дне озера Толука, если весь мир стоит на костях? Гуччи бывал в сражениях и знал потери, он прекрасно понимал это.
С того момента еще не прошло и года. Первые несколько дней после возвращения домой он избегал любых разговоров – о его состоянии говорил его взгляд на тысячу ярдов. Дни и ночи проходили на подоконнике за созерцанием отдалившихся от сердца родных улиц через мутное стекло. Пальцы невольно рисовали на запотевшем окне странные символы, а взор навязчиво цеплялся за гранитную плиту на газоне. Вся поточенная лишайниками, будто испещренная пулями, она рассказывала разъеденными временем фразами о Кровавом болоте, на месте которого вырос южный район города. И чем дольше Гуччи думал об этом, тем реалистичнее его воображение вырисовывало призраков из прошлого – и он даже начинал, как наяву, видеть алеющий водоем, в который люди в багровых капюшонах сливали кровавую воду с ошметками плоти.
А ночами Томаса посещали иные видения. Он стоял на холме, вокруг которого раскинулась бескрайняя степь. Куда ни кинь взор – всюду была лишь высокая густая трава сочно-зеленого цвета и тяжелое, почти черное небо. Казалось бы, ничего тревожного в пейзаже не было, стоял просто обычный хмурый пасмурный день. Но стоило Томасу внимательнее всмотреться в землю под ногами, как ему открывалась страшная истина: почва, как губка, была напитана кровью, и на этой крови произрастала такая высокая, густая, свежая трава. Небо тем временем опускалось все ниже, когда из земли начинали подниматься черные кресты, насаженные так густо, как ростки той самой травы. Они лезли и лезли из почвы, словно огромные, неведомой формы грибы в сырое время года, превращая все пространство во все стороны до горизонта в частокол черных крестов.
Прошло время – и буря в душе офицера Гуччи утихла, дав возможность начать поиск новой. Томас никогда не искал спокойной жизни. Наверное, потому с самого детства он мечтал о службе в полиции. Нервное напряжение, острые переживания были для него так же притягательны, как и сокровенное молчание озера Толука, всегда отдающее настроением траура.
Сейчас это настроение ощущалось особенно отчетливо. Ветер крепчал, нещадно кидая палую листву из стороны в сторону, словно играя с добычей. Его завывание напоминало тревожный вой сирены гражданской обороны. Покой хмурого озера был нарушен; вуаль тумана, сквозь которую оно глядело на город, обратилась в дождь - его капли впивались в лицо, как тысячи тончайших игл. Гуччи простоял на берегу еще несколько минут, закрыв глаза и глубоко вдыхая холодный свежий воздух с запахом дождя и прелой листвы. Покидать озеро в этот день приходилось слишком рано, но плащ полисмена вымок насквозь, и потому Гуччи просто не мог оставаться здесь дольше. Томас резко провел рукой по мокрым перилам, будто делая жест прощания, и нехотя побрел в сторону дома.
Барабанная дробь дождя и стонущий, подобный хриплому рыданию, скрип старых деревьев на ветру заглушали все прочие звуки города. Офицер шел по улицам, залитым дождевой водой и фонарным светом, понурив голову, - чувство, будто что-то тяжелое и острое крепко засело в затылке, не покидало его уже почти год. Но Гуччи не силился понять, что именно исполняло его голову тяжестью и болью. Он знал: придет время – и все это само вылезет наружу, но принесет с собой далеко не облегчение.
Уже совсем стемнело, когда Томас оказался на месте. Окна маленькой квартиры на третьем этаже чернели, как пустые глазницы смерти. В душу начала вползать беспричинная тревога. И хотя неделя прошла размеренно, без значительных происшествий, она невероятно утомила сотрудника полиции именно этим невесть откуда приходившим предчувствием того, что нечто крайне нехорошее вот-вот должно случиться. Ранее обычные силуэты людей в тумане, трещины на асфальте, облезшая штукатурка на грязных стенах и даже звук собственных шагов в тишине – теперь ему казалось, что они скрывают в себе некое иное, страшное содержание, и все это время он ходил по грани между ним и спокойной реальностью.
Подъезд, как обычно во время сильного дождя, пропах намокшей пылью. Томас быстро поднялся по лестнице, отпер дверь, тихо вошел в квартиру и включил свет. Жилище семьи Гуччи было тесным – всего две комнаты да кухня. Классические обои с темно-зелеными и золотистыми полосами, винтажная мебель темного дерева и обилие книг создавали теплую, но в то же время тяжелую атмосферу. На стенах висели мрачноватые пейзажи Сайлент Хилла, выполненные в духе старых мастеров. Они принадлежали кисти покойного Филлипа Гуччи, дяди Томаса, который, со слов отца, был талантливым человеком, увлеченным мифологией и историей. Последняя из его картин изображала территорию современного Сайлент Хилла в древние времена, когда на холме располагалась культовая постройка коренных американцев в виде усеченной пирамиды. Полотно было подписано: «Обитель молчаливых духов. Ф.Г. 1947».
