Пауза. Крестится.
Чур, чур меня! Боже мой, Боже! (Колет руку булавкою.) Ася, Асенька! Какая же я дрянь, дрянь, дрянь! С-сукапоследняя!
Пауза.
Что же это вы со мною сделали?! С-сволочи! Сво-ло-чи!
Бежит к дверям, те не открываются. Колотит в них.
Выпустите меня!
Став спиною, бьет в двери ногами.
Откройте! Откройте! Откройте, я вам говорю! Вы меня еще не знаете! Я кричать буду! (Кричит.) А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!..
Постепенно затихает, вместо криков -- всхлипывания.
Выпустите меня, пожалуйста. Я никому не скажу. Правда-правда: никому. Я боюсь одна. Я не могу, когдазапирают. Мне страшно.
Пауза.
Я в туалет хочу.
Плачет.
Я ведь женщина! Как вам не стыдно?
Постепенно успокаивается.
Ладно. Ни у кого ничего никогдане просила. Выйду сама. Я ведь уже не маленькая. Подумаешь, напугали: двери заперли.
Идет к окну, напевая.
Синенький скромный платочек = падал с опущенных плеч. = Ты говорила, что не забыла...
Открывает шпингалеты, дергает раму. Заокном -- пустота. Веравзбирается наподоконник.
(Громко.) Последний раз спрашиваю: вы откроете или нет?
Пауза.
Пусть тогдавам будет хуже. Так есть так. А пленку я оставляю напамять. Наней ведь все равно не я. Настоящей-то меня давно не существует. Вы все есть, аменя -- не существует. И синьор Энрико, и ассистенточка, и Арсений, и Эдуард Аркадьевич... Эдичка... Эдик. Две проволочки торчат. И Сергей Николаевич есть, и Виктоша... А меня... Девочкапоходит наЭдика. Еврейская девочка. "Р" не выговаривает. "Жаворонок" не идет. Картину смыли. (Изображает смыв унитаза.) Ведь это же (сновадемонстрирует себя) не я. Это же -- санитарный день. А от меня осталось что-нибудь? Где оно осталось? Покажите, где? Шляпкаосталась.
Снимает шляпку, бросает в окно, следит заполетом. Отшатывается.
Нет. Слишком высоко. Четырнадцатый этаж. Или пятнадцатый? Если бы капельку пониже. Хоть (смеется) сантиметров надесять. Мои ноги... они ведь совсем поломаются... жа-алко... кости будут торчать... Суповой набор... Мясо по-суворовски. Надгробные речи пойдут -- как над Виктошенькою... От местного комитета. От Мокроты...
Спрыгивает в комнату.
Не дождетесь. Я лучше по-другому уйду. Кра-си-во. Не доставлю вам удовольствия. Меня Сергей Николаевич научил. Стану зазанавесочку, дерну -- и нет меня. Тю-тю. Пус-то-та. Санитарный день. Вечный санитарный день. А пустоту в темную комнату не запрете! (Напевает.) Ты говорила, что не забыла...
Становится зазанавеску.
Только надо, чтоб тень.
Оглядывается, зажигает настольную лампу, направляет, чтобы назанавеске появилась тень.
Вот сейчас хорошо. От-лич-но! Итак: не-су-ще-ству- ю! Один силуэт в середине полиэтилена.
К этому моменту у зрителей должно создаться впечатление, что Вера, едвадернет занавеску, и впрямь исчезнет. Поэтому, когдаонаостается засорванным полиэтиленом, ее удивленное осматривание себя, ощупывание -- должны показаться естественными..
Стало быть, я все-таки есть? Не получилось? Не дошладо кондиции? Тем грустнее. Тогда... тогда -- отдавайте пленку. А то, видите ли, он с Кокошей и с Тотошей по аллее проходил! Сказки, бля, Андерсена. Ни к чему онавам, поняли? Ни к чему! Выманили у меня обманом: синьор Энрико! ассистенточка! -- вот теперь и отдавайте. Две проволочки у них торчат, аребеночек все равно -мертвенький! Не хочу, чтоб смотрели! Хочу, чтоб свечи, чтоб ладаном! А экспертизы никакой не хочу. Не позволяю! Вэр из найт лайф ин тхиз сити?
Идет к видеомагнитофону, нажимает клавиши, бобины начинают вертеться в обратную сторону с большой скоростью.
Вы меня заперли? Вы обедаете? Вы в Третьяковку пошли? В Третьяковскую галерею? Так есть так! Потому что все мы -- изменники родины. Все! Без исключения! И голыми руками нас не возьмешь! Думаете, один лопух намогиле вырастет? Отнюдь! Ангелы нанебо заберут. В белом костюме, в очках...
Ни остановить, ни извлечь пленку Вере не удается, и онапринимается откручивать гайки-барашки, снимает какую-то панельку, лезет внутрь видеомагнитофона. Сильный электрический удар швыряет ее, кажется, что мертвую, напол. В аппарате что-то срабатывает, щелкают реле, наэкранах появляется изображение: "Буон джиорно, синьор Энрико. Хотя, когдавы будете смотреть эту пленку, у вас вполне могут быть утро или ночь. Такой фразы я, естественно, не нашла, зато вот, навсякий случай: буон маттино, синьор Энрико. Буонанотта, каро синьорэ. Впрочем, буон маттино у вас, кажется, не говорят, абуонаноттаэто пожелание спокойного сна, что несколько, я бы сказала, комично в данной ситуации, так что все равно получается: буон джиорно, синьор Энрико. Буон джиорно, соно мольто лиэтади фарэ ласуаконошенца. Датемпо дезидераво..." и так далее. Вераприподнимает голову -- становится ясно, что онапросто вдребезину пьяна.
Н-ну что? Вз-зяли м-меня голыми руками? Вз-зяли? Богу я отвечу завсе. А с вами р-разговаривать... н-не... ж-желаю...
Засыпает, свернувшись калачиком. Бобины крутятся. Идет изображение.
Занавес.
Москва, 1981 г. БОКС. фольклорная мелодрамав одном действии лица:
Галчуша
Витёк
Прапорщик
место:
тюрьма; бокс: в такие запирают подследственных по пути надопрос или назад: выждать ли очередь, чтоб не столкнулись ли с товарищами по несчастью
время:
тревога
В углу сжалась Галчуша. Дверь резко открывается, пропускает Витькав робе смертникаи наручниках, захлопывается с железным лязгом. Галчушавскрикивает.
Витёк. Тише! Тише ты! Кто такая? Из обслуги? Подследственная?
Галчуша. Подследственная.
Витёк. Во, понял, подарочки делает судьба! Живую бабу перед смертью показывает. И даже, кажется, подержаться дает. (Напевает.) Гы-рянул высытрел, и рухнулся парень...
Галчуша. Не подходи! Заору! Глазавыткну!
Витёк. Кто тебя тут услышит? Шухер-то какой! Сирены! Побег... Хотя отсюдасбежишь, как же! Разве сильно уж кто отчаянный. Начальства, наверное, ждут. Так перетрухали, что в одном, понял, боксе с бабою заперли.
Галчуша. Я сказала: не подходи!
Витёк. Или ты здесь не случайно? Может, у ментов положено смертникам такие подарки делать? Тогдаб условия могли устроить поприличнее: кровать, понял, простыночку.
Галчуша. Не подходи, говорю!
Витёк. А то во, понял, -- диванчик: ни сшить, ни сварить, ни украсть, ни покараулить.
Витёк двигается наГалчушу. Тавскакивает, пытается проскользнуть, чтоб постучать в дверь. Но Витёк сильным, согласованным движением скованных рук отшвыривает Галчушу.
Дане трону я тебя, дура! Не бзди... И вообще -- закованный. (Садится накрай диванчика. Поет.) Парень в кепи и зу-бы золотой... Сколько сидишь?
Галчуша. Восьмой месяц.
Витёк. Это, понял, семечки. А статья какая?
Галчуша. Все равно не поверишь. Через соучастие. Сто вторая.
Витёк. О-го, понял! Не слабо! Очень даже поверю. Своя, значит. И чего орать?
Галчуша. Какая я тебе своя?! говорю ж -- через соучастие. Я саманикого не убивала.
Витёк. Ах, не убива-а-ла! А убивать, значит, нехорошо. Бяки, значит, кто убивает. Редиски. Брезгуешь, значит! Моральный выносишь этот... вердик. В войну убивать, значит, хорошо, героически; расстреливать -- нормально; авот так вот убивать -- плохо, значит. Интересное кино...
Галчуша. А ты что, вот так вот убивал?
Витёк. Я-то? (Улыбается.) Я-то, понял, и так убивал, и эдак, и по-третьему. Только больше уж, наверное, не буду. Исправили. Перевоспитали. K вышке, понял, приговорили. Ой, сирены как воют! Сейчас вот таскали приятную новость сказать: кассация, мол, отклонена. Помилвкато есть. По натуре, другими словами, шлепнут. Без понта. И никуда, выходит, не денешься.
Галчушапристально смотрит наВитька. Пауза.
Слышь, аты не знаешь, как они шлепают?
Галчуша. Вообще-то... вообще-то слыхала. По-разному говорят. Что вот по коридору, например, ведут, ну, как надопрос или там насвиданку. Ведут, ведут, руки заспину, апотом р-раз -- и все. Или намедосмотр, знаешь, вызывают. Разденут, взвесят, под ростомер поставят. Эту крышечку, с ростомера, в макушку тебе упрут, аствол автоматически против затылкаокажется. Ну и тоже -- выстрел и все. А еще вот в камере у нас вчераговорили, будто в душ тебя заводят, помыться...
