Благодаря благополучной гибели системы усиления руля, управлять машиной стало сложнее, чем взбесившимся боевым слоном. Тугой руль упорно не желал подчиняться рукам водителя, сам норовя при этом садануть по пальцам в ответ на каждый прыжок с кочки. Максим вспомнил из истории, что погонщики боевых слонов имели при себе в поясном мешочке молоток и долото, чтобы успеть перерубить впавшему в буйство слону шейный позвонок, пока тот не затоптал своих же пехотинцев.

Однако, железный слон, которого пытался обуздать Максим, затоптать никого не мог, а вот унести своих «наездников» подальше от дороги – вполне. Но это было беглецам лишь на руку – может, в густеющих сумерках, обозлённые гвардейцы не заметят, куда пропал с дороги автомобиль их председателя. Бугры и канавки активно противились движению машины, но скорость падала не так быстро, как ожидал Максим. И это его радовало – значит, есть все шансы докатиться до ближайшего перелеска, где они смогут укрыться от преследователей.

И, вот уже первые кусты заскрежетали ветками по полированным бортам автомобиля. Машина катилась уже с такой скоростью, что какой-нибудь пожилой любитель бегать трусцой смог бы поднапрячься и обогнать её. Но, несмотря на медленный ход наката, Максим не успел вовремя среагировать, когда перед самым бампером открылся провал размытой дождями и талыми водами глубокой канавы, куда автомобиль обречённо нырнул, встав почти вертикально «на нос». Единственное, что успел сделать Максим, так это отчаянно заорать, вторя крикам Ольги и Антона Игоревича.

Что и говорить, от таких кульбитов сердце сжималось в груди, как капля воды на морозе. Максим до предела напряг руки, чтобы не напороться грудью на рулевую колонку. Ему даже показалось на мгновение, что он слышит, как хрустят от напряжения его мышцы и связки. Однако, когда всё стихло, и машина застыла, уткнувшись передним бампером в вязкое дно канавы, Максим понял, что хруст не имел отношения к его связкам и сухожилиям – треснуло прочное ветровое стекло.

Стекло не выдержало удара головой Антона Игоревича, который так и лежал, уткнувшись лбом в пучок трещин, распустившийся в виде огромной звезды. Центр этой «звезды» потемнел от крови, обильно сочащейся из рассечённой раны над бровью председателя. Пожилой мужчина не шевелился, и, похоже, вообще не дышал. Это плохо – мёртвым он не представлял интереса, как заложник.

Над самым ухом Максима послышался слабый стон Ольги. Максим повернулся к ней, и встревоженным голосом спросил:

― Любимая, ты в порядке?

― Да, вроде цела. Ай! Только вот руку, кажется, вывихнула, ― повреждённая рука, видимо, сильно болела, потому что девушка едва сдерживала слёзы. Максим выкарабкался из машины, и помог выбраться девушке. Потом, пригибаясь к земле, выбрался к просвету между кустами, который промял их автомобиль. Держась за сплетением веток, он стал наблюдать за дорогой.

Люди, ехавшие за ними на четырёх, как сейчас смог рассмотреть Максим, машинах, похоже разгадали его манёвр. Сейчас они двигались на предельно малой скорости, высматривая место, где внедорожник Верховного председателя покинул асфальт. Поняв, что времени совсем нет, Максим вернулся к машине. Оля ждала его, сидя на краю рва и придерживая распухшую руку возле груди. Заметив страдальческое выражение на лице возлюбленной, Максим понял, что каждое лишнее движение поврежденной рукой становится причиной приступа боли.

Он спрыгнул в яму, распахнул дверцу машины, и воспользовался ножом, подаренным Ярославом, чтобы отрезать кусок ремня безопасности. Вскарабкавшись обратно к невесте, он приладил эту полоску прочной материи на манер поддержки для больной руки, перекинув её через шею девушки, и положив в петлю тонкое предплечье.

―Ну что, так лучше?

Девушка неуверенно кивнула. Максим указал на кусты, из которых он наблюдал за дорогой.

― Слушай, любимая, я полезу посмотрю, как вытащить нашего заложника. А ты смотри за теми, что за нами гонятся. Если что, предупреди меня сразу, ― Оля, выдавив на прекрасное личико вымученную улыбку, кивнула, и пошла к кустам. Проводив её взглядом, исполненным нежности и сочувствия, Максим прыгнул в яму, и, как податливую створку мёртвой раковины, раскрыл дверцу машины.

Председатель пребывал в той же позе, что и несколько минут назад – уткнувшись лбом в окровавленный пучок трещин на стекле. С невольным трепетом Максим нащупал артерию на шее пожилого мужчины. Выдох облегчения был не самой ожидаемой реакцией на пульс, толкнувший огрубевшие подушечки его пальцев. Пульс был слабый, но уверенный и ровный. Отлично, значит заложник по прежнему служит им надёжной гарантией жизни. Осталось вытащить его из салона, и привести в чувство.

Максим, как можно аккуратней, чтобы ненароком не свернуть шейные позвонки застывшему в, не самой естественной, позе человеку, попытался вытянуть его наружу. Однако это оказалось не так просто. Не удалась и вторая попытка освобождения председателя из салона машины. Наконец, Максим понял, в чём причина его неудач – ремень, которым были связаны руки Антона Игоревича, неведомым образом зацепился за рычаг ручного тормоза. Максим снова достал нож, чтобы устранить помеху, но тут раздался крик Ольги:

― Ма-акс! Макси-имка-а, они идут прямо сюда.

Мужчина тут же прекратил заниматься распутыванием рук заложника, и, выбравшись из канавы, поймал бегущую на него девушку. Он приложил указательный палец к её дрожащим губам.

― Тс-с-с, не кричи, любимая, сейчас посмотрим, куда они там идут.

― Да, сюда идут, прямо на нас, ― сдавленно прошептала Оля. Максим жестом приказал ей замолчать, но, даже не дойдя до своего наблюдательного поста под кустом, понял, что девушка не ошиблась. В фиолетовом сумраке стремительно вступавшей в свои права ночи по полю рыскали лучи электрических фонариков. Максим с ходу насчитал двенадцать человек, пересекавших придорожный пустырь точно по следам покрышек от машины Верховного председателя. Ещё полминуты, и они будут здесь.

Максим бросился обратно к Ольге. Схватив девушку за здоровую руку, он успел лишь крикнуть:

― Бежим! Быстро!

Оля побежала, влекомая своим мужчиной, ловко уворачиваясь в почти кромешной тьме от хлёстких веток и острых сучков.

― Макс, а как же этот старикан? Сдох?

― Нет, дышит. Застрял в салоне. Это и хорошо – пока они с ним возиться будут, мы, может, до московской трассы добежим. А там посмотрим, как следы запутать.

Бег по запутанным лесным тропкам, вернее не тропкам, а промежуткам пустой земли между древесных стволов, быстро выматывал, лишая сил. Оля начинала дышать тяжело, с всхлипами, и тогда Максим переходил на шаг. Он и сам чувствовал в эти мгновения, как недостаёт ему воздуха для дыхания и сил для бега.

В один из таких переходов с бега на пеший ход, Максим едва не расхохотался, поняв, что, помимо усталости чувствует сильнейший голод. Поев последний раз утром, весь день он как-то не испытывал явной потребности в пище – уж слишком много событий пришлось на его долю в один день. А теперь его неотступно клевала мысль, что не стоило оставлять в машине тот пакет с едой, предусмотрительно захваченный Олей в штабе.

Как часто бывает в лесу, представление о расстоянии, которое надо преодолеть, сильно не совпадают с реальностью. Максим считал, что до шоссе напрямик – рукой подать, но они двигались, переходя с бега на шаг, уже минут сорок, и ничего. Всё те же деревья, кусты, и корни, как живые, хватавшие беглецов за усталые ноги. Это было похоже на кошмарный сон, где, стараясь вырваться из какого-то ужасного, тёмного места к свету, начинаешь просто бессмысленно топтать вязкий сумрак, ни на миллиметр не продвигаясь к спасению. И, будто желая довершить сходство с кошмаром, вдали хищно засверкали суетливые и призрачные щупальца фонарных лучей.

Максим вновь ускорил шаг, потянув за собой едва не падавшую от усталости Олю. Дыхания хватило всего на пять минут, и мужчина вынужден был снова остановиться, удерживая девушку от падения на землю. Чтобы не тратить впустую минуты передышки, Максим стал пристально следить за фонариками, чтобы выяснить, сколько их, и с какой скоростью движутся.