Слезоточивый газ, водомёты, бойцы ОМОНа, крики, хруст костей и брызги крови – ничто не ускользало от зоркого глаза телекамеры. Максим понял, что наверху решили предложить гражданам самим позаботиться о собственном выживании. Видимо, наступила полная ясность в вопросе нехватки продовольствия. Стало предельно ясно, что на всех его не хватит. И не время пускаться в пространные объяснения и уговоры – время запирать ворота, и втихомолку поедать свои припасы, пока соседи будут скрести двери слабеющими от голода пальцами.
Эти мысли за доли секунды телеграфной строкой промелькнули в голове Максима, и на смену им пришёл неслышный никому, кроме него самого, вопль: «Ольга! Как она вернётся сюда?». Максим взглянул в испуганные глаза родителей – они поняли, о чём он сейчас думал. Он вышел в подъезд, и посмотрел в окно: внизу беспорядочно бродили люди. Обладатели синих мундиров выхватывали пешеходов по им лишь известным приметам, и требовали документы.
Максима трясло: а вдруг его любимую задержат на въезде в город? Или, что ещё хуже – затопчут в давке, вроде той, которую показали в репортаже. Нет, надо успокоиться – паниковать ещё рано. Время пока есть, и, что более важно, ещё есть деньги. А они во все времена были самым надёжным аргументом в переговорах со служителями закона.
Теперь надо позвонить Оле, успокоить и предупредить её. Через три дня он встретит свою невесту, и провезёт через любой, пусть самый неприступный пост. Он ещё раз посмотрел вниз, и, с трудом подавив желание скинуть на чью-нибудь форменную фуражку банку с окурками, вернулся в квартиру.
Максим выждал немного, чтобы успокоиться, и не испугать ненароком Ольгу своим дрожащим от волнения голосом. Потом достал телефон, быстро нашёл заветный номер и нажал кнопку вызова.
― Привет, любимая!
― Привет. Хорошо, что ты позвонил, ― долгожданный голос звучал тихо, будто из-за деревянной стенки, но даже плохая связь не могла скрыть нервной дрожи, которой он был густо пропитан. Максим понял, что Ольге всё известно. Ну что же – меньше времени уйдёт на объяснения.
― Значит, ты уже слышала новости?
― Конечно, слышала и видела. Максик, что делать? ― в конце вопроса из телефонной трубки, неуловимой капелькой ртути выкатился неуверенный всхлип.
― Оля, не вздумай раскисать – я знаю что делать. Всё будет хорошо. Я тебя спокойно проведу в город, ― убеждал Максим возлюбленную, несмотря на полное отсутствие чёткого плана действий. Это был вынужденный блеф – он не мог позволить ей плакать, ведь её слёзы жгли его душу злее, чем концентрированная соляная кислота.
― Но в новостях показывали, как людей из водомётов поливали, дубинками лупили. Никого не пропустили в город, ещё и приезжих из города вывозят. Там, правда, всё так, как показывают? ― всхлипы прекратились, уступив место ноткам женского любопытства. Максим продолжил ещё более ободряющим тоном:
― Ну, я бы не сказал. Видел несколько патрулей, но всё чинно и уважительно – никакой жестокости. Ты же знаешь, как на телевидении любят всё преувеличивать. Сняли в каком-то спальном районе стычку с хулиганьём, массовку на задний план компьютером прицепили, пугающим голосом прокомментировали – и крутят по всем каналам, ― Максим чувствовал, что с каждым словом этой успокаивающей лжи, он не только вселял уверенность в собеседницу, но и сам начинал верить, что легко сможет справиться с новыми трудностями.
― В общем, слушай меня внимательно, любимая. Через два дня, я с утра позвоню тебе, и объясню, где и в котором часу я тебя встречу, чтобы провести в Москву. А за это время я подниму свои связи, и обо всём заранее договорюсь.
― Хорошо, милый, буду ждать звонка. Я люблю тебя, ― Оля заметно приободрилась, и вновь обрела своё, восхищавшее всех, самообладание.
― И я тебя люблю, ― ответил Макс, дождался коротких гудков, и убрал телефон.
Конечно, ему пришлось солгать Ольге про свои всемогущие связи. Кроме того, он подозревал, что сейчас никакие связи, даже если бы они были, не смогли бы принести пользы в его беде. Придётся договариваться на месте.
И Максим, накрепко наказав родителям никому дверь не открывать, отправился на поиски этого места. Здраво рассудив, что дороги наглухо забиты толпами разъярённых провинциалов, которые, возможно уже начали жечь в ярости автомашины с московскими номерами, Максим решил, что Ольге лучше будет добраться до границ города на электричке. Сверившись с картой, прихваченной из салона машины, он тут же отправился на метро в намеченное место пересечения железнодорожной ветки с границей Москвы.
Подземка гудела, как растревоженный улей, но Максим был слишком занят своими мыслями, чтобы подключаться к вспыхивавшим тут и там перепалкам. Конечная – дальше пешком. Он сегодня не рискнул довериться маршруткам, опасаясь застрять в жесточайшей пробке. Пользуясь подробным автомобильным атласом, дворами и переулками он вышел к гаражам, одевшим железнодорожную линию, как серые рукава, аляповато украшенные цветистыми граффити.
Следуя вдоль гаражных коробок, спустя полчаса Максим заметил милицейский автобус. Его пассажиры, в наглухо запахнутых бронежилетах, патрулировали тёмный проём под мостом, по которому Московская Кольцевая автодорога перескакивала над рельсами дороги железной.
Мужчина замедлил шаг, перебирая в мыслях варианты фраз, которые ему могут потребоваться в предстоящей беседе с суровыми постовыми. Он был уверен, что его остановят грубым окриком – он не раз видел сегодня подобные сцены на улицах. Однако, милиционеры молча смерили его равнодушным взглядом, и принялись что-то вполголоса обсуждать между собой.
Максим в полном недоумении сделал ещё несколько робких шагов, но, нутром почуяв какой-то подвох, постоял немного, развернулся и подошёл к группе служителей порядка.
― Кх-м, хотел вот спросить: а что, выходить за кольцевую можно?
Дюжий старлей, повернул к нему круглое и мальчишески веснушчатое лицо. Десять бесконечных секунд он брезгливо теребил надменным взглядом внешний вид Макса. Вид, судя по выражению лица, был заведомо не внушающим доверия. Наконец, был через силу выдавлен «ёмкий» ответ:
― Можно, ― за спиной старлея кто-то хихикнул. «Ясно, ребята решили позабавиться», ― Максим начинал понемногу выходить из себя:
― Я понимаю – это очень смешно, но по ящику показывают бои на баррикадах, а вы говорите, что можно.
― Можно, можно – не сомневайся, ― тут уже прыснул откровенный хоровой ржач. Минуту весь пост ухохатывался, держась за округлые рюкзаки животов. Старший поста отдышался, и, видимо, обретя, после удачной на его взгляд шутки, доброе расположение духа, снизошёл до объснений:
― Туда проходить можно, но налегке, а вот уже обратно – нельзя. Новый приказ только что поступил: даже москвичей в город пускать не велено. Так что, решай – туда или сюда.
Вот это поворот! Макс понял, что договориться будет непросто. Хотя, ребята, вроде, общительные, а таким деньги всегда нужны. Максим напустил на лицо загадочный вид, и вполголоса обратился к веснушчатому крепышу:
― Товарищ или господин – не знаю, как сейчас правильно – старший лейтенант, мне очень нужна ваша консультация. Можем мы с вами переговорить наедине, в сторонке?
Офицер понимающе кивнул, и коротко махнул рукой в сторону автобуса. Вдвоём с Максом они втиснулись между гаражной стеной и крашеным боком «Пазика». Круглолицый покрутил головой, и тихо подал голос:
― Я слушаю. Только коротко и по существу.
Максим кивнул, и дрожащим от волнения голосом, заговорщицки скатываясь, порой, до полушёпота, попытался изложить своё предложение:
― Послушай, старший лейтенант, как мужик мужика, войди в положение. У меня жена за городом. Вернее, будущая жена – у нас свадьба через несколько дней. Она по этой дороге до города доедет, и мне её провести через кордон как-то надо. Очень надо. Я не просто так прошу – у меня есть, чем отблагодарить.
Милиционер, нахмурив лоб, так, что часть веснушек исчезли в тёмных расщелинах морщин, закусил нижнюю губу. Максим видел, как сильно хочет он согласиться на его предложение, и как нелегко даётся ему отказ:
