К западу от Среднего и Нижнего Днепра в центре Европы в VII–IV тыс. до н. э. располагались поселения генетически чуждых индоевропейцам средиземноморских народов. Таким образом, в VII–IV тыс. до н. э. центр Европы не мог служить местом сложения не только протославянского, но и вообще какого-либо индоевропейского языка. На близких протославянам Восточной Европы индоевропейских диалектах могли говорить лишь североевропейские охотники, населявшие леса Белоруссии, Польши, севера Германии, Дании и юга Скандинавии (культура Эртебеле).
С середины IV тыс. до н. э. индоевропейские диалекты начали распространяться и утверждаться в Европе, главным образом на ее севере (культура воронковидных кубков). Сначала III тыс. до н. э. индоевропейские слоговые и глагольные формы начинают основательно утверждаться в центре Европы (культура баденская, шаровидных амфор) и на её западе (культура Уиндмилл-Хилл). При этом основой пока еще неустойчивых, но утвердившихся на тысячелетия на европейской почве диалектов вчерашних кочевников служит язык индоевропейцев крайнего запада евразийской степи, то есть юга России, извечного плацдарма для вторжений кочевников в Европу. Это означает, что в IV–III тыс. до н. э. именно здесь закладывалась общность западной индоевропейской ветви общей языковой семьи в противовес восточному его крылу, вынашивавшему митанийский, протоиндийский и иранский языки.
Таким образом, начиная с середины IV тыс. до н. э. и на протяжении всего III тыс. до н. э. шла эпоха активного разделения общей индоевропейской протокультуры, религии и языка на западную и восточную группы. Европа, земли которой полнились подвижными индоевропейскими группами, в III тыс. до н. э. вынашивала основы будущих кельтского, латинского, греческого, германского, славянского, иллирийского и фракийского языков.
Именно на III тыс. до н. э. указывают параллели в славянском, латинском и греческом языках. На рубеже III–II тыс. до н. э. в результате движения носителей культуры шнуровой керамики зародились основы будущего балтского языка.
На III тыс. до н. э. помимо языковых параллелей в латыни, греческом и славянском языках указывает еще и то, что именно около XXV в. до н. э. были заложены основы Ранней Эллады и именно в III тыс. до н. э. индоевропейские кочевники, проникшие на Апеннины из центра Европы, привнесли древнейший металл на полуостров. Именно в течение всего III тыс. до н. э. развивалась культура Уиндмилл-Хилл на островах Британии.
И хотя уже к концу III тыс. до н. э. индоевропейское население различных районов Европы могло лишь с определённым трудом понимать друг друга, такие примеры, как: бык — bovis (лат.) — gaus (Веды), указывающие на III тыс. до н. э. как на эпоху конца былой консолидации индоевропейцев, служили в дальнейшем красноречивым указанием на достаточно недавнюю общность.
Во второй половине IV тыс. до н. э. и в течение III тыс. до н. э. закладывались основы будущих германских, кельтских, латинских и эллинских протоязыков, в III тыс. до н. э. пока еще весьма близких к протославянскому. Однако обособление различных индоевропейских языков, западной ветви, в III тыс. до н. э. уже произошло и век от века набирало силу.
И тут мы подходим ко II тыс. до н. э., времени, определившему не только расстановку современных или уже успевших погибнуть, но оставивших яркие памятники культур и языков индоевропейского мира Евразии, но и времени, во многом поставившему точку в сложении основных форм различных языков индоевропейского ряда Европы и Азии.
Наметившийся ещё в V–IV тыс. до н. э. разлом на западную и восточную группы индоевропейского праязыка ко II тыс. до н. э. приобрел окончательное оформление. Но около середины II тыс. до н. э. произошло новое величайшее вторжение ведического восточноиндоевропейского крыла Евразии в Центральную и далее в Северную и Западную Европу. Новое эпическое вторжение, привнесшее в Европу курганную археологическую культуру, не только возродило на континенте несколько подзабытый к XV в. до н. э. древний степной обычай насыпать курганы над погребениями и наполнило долину Дуная множеством боевых колесниц, составлявших главную ударную силу индоарийцев II тыс. до н. э., но и привнесло в Европу на этот раз почти окончательные и определяющие влияния евразийской степи на культуры и языки складывавшихся индоевропейских общностей континента.
Именно вторжение боевых колесниц индоарийцев XV в. до н. э. в центр Европы поставило ближе современные германские языки к протоиндийскому (санскриту), нежели к нему расположен славянский. Ив то же время близость восточнославянского к индоарийскому языку ведических гимнов боулыпая, нежели западнославянских диалектов, указывает на непосредственное соседство восточных славян с евразийской степной родиной ведического языка и мировоззрения II тыс. до н. э.
Можно сказать и так, что протославянский мир, сам некогда вышедший из степи и во II тыс. до н. э. занимавший обширные районы Центральной Европы (Средний и Верхний Дунай, Карпаты, бассейны Эльбы, Одера, Вислы) и восточноевропейской лесостепи, являл собой одновременно и крайний запад подвижного индоевропейского мира Евразии, и крайний восток оседлого мира Европы.
Вторжения элиты степной индоевропейской ведической культуры в центр Европы XV в. до н. э. носило для славян менее революционный, нежели для западноевропейского населения, характер, хотя издавна и общавшегося с выходцами из степей юга России, но не имевшего дотоле непосредственных контактов с представителями южноуральских и среднеазиатских индоевропейских общин.
Полуоседлый мир протославянства не воспринял культуру заволжских индоарийцев как совершенно незнакомую. Он сам во многом был и оставался ее эпическим сотворцом. А вот запад Европы отреагировал на появление степной аристократии, ворвавшейся в центр континента на боевых колесницах, как на достаточно новое и яркое явление языка и культуры, и отсюда гораздо более разительные и впечатляющие параллели между германским, латынью, греческим и индоарийским языками, чем между непосредственными соседями — славянским и индоиранским языками. Боевые колесницы XV в. до н. э. прошли восток Европы с боем и без остановки, и главное их влияние распространилось в центре Европы, на юге Скандинавии, в Дании, на атлантическом побережье Франции, на Апеннинах и в Греции (нашествие дорийцев XIII–XII вв. до н. э), хотя и остальные районы Европы, безусловно, испытали сильнейшее их влияние.
После вторжения индоарийских колесниц XV в. до н. э., положивших начало новой, курганной археологической культуре Европы, протославяне, как и всегда в дальнейшем стоявшие на страже восточноевропейских рубежей, соприкасались уже с протоиранским миром восточной индоевропейской группы Евразии. Иранский культурно-языковой мир являлся младшим братом индомитанийской общности и всюду следовал за ней как в Азии, так и в Европе.
Подводя определенные итоги, можно сказать, что протославянский язык, весьма образный, консервативный и могучий, развивался параллельно с индоарийским языком ведических гимнов из общего протоязыка V–IV тыс. до н. э., в то время как западные индоевропейские языки, и в первую очередь германская группа, развивались с середины IV тыс. до н. э. как западная ветвь индоевропейской языковой провинции и до XV в. до н. э. оставались весьма близкими протославянскому языку как восточной и наиболее древней части этой провинции. В XV в. до н. э. протогерманский, протокельтский, протолатинский и протогреческий языки подверглись серьезной трансформации из-за вторжения в Европу носителей индоарийского языка юга Урала и Средней Азии.
Можно сказать еще смелее: славянский и ведический языки — это два брата, живущие бок о бок, но порознь, а западноевропейские языки во многом явились результатом их смешения, хотя и на издревле (середина IV–III тыс. до н. э.) сложившейся местной и во многом общей с протославянским почве.
Можно сделать и ещё один вывод: окончательное размежевание протогерманского и протославянского языков произошло после XV в. до н. э., причем протославянский главным образом продолжал следование древнейшим традициям, в то время как германский резко отделился от него из-за сильнейшего влияния носителей курганной культуры и языка индоарийцев.
