Особенно сложно разговаривать с военными.
У них, кроме спецотдела телевидения, есть еще и свои собственные особисты. зорко следящие за “потенциальными предателями”, и число которых входят все без исключения солдаты и офицеры воюющей армии. Была бы их воля, особисты на пушечный выстрел не подпустили бы ни одного репортера к человеку в форме.
Но двадцатый век – век информации и телевидения, и цензура, стиснув зубы, дает-таки разрешения на интервью и видеосъемки на линии фронта. Хотя и старается максимально осложнить работу журналистов и отбить у них охоту слишком часто обращаться к военной тематике.
Однако о другом в Югославии тысяча девятьсот девяносто девятого года просто не говорили.
Основной и единственной темой была война и всё, так или иначе связанное с ней – разрушения гражданских объектов, количество убитых и раненых, реакция других государств, дальнейшие планы Северо-Атлантического Альянса и США, высказывания своих и чужих политических лидеров, поставки продовольствия, потоки беженцев, ущерб от бомбардировок.
Почти в каждом выпуске новостей говорилось о России.
Обсуждались возможности союза с ней и с Беларусью, строились политические прогнозы, демонстрировались кадры визитов российских чиновников и депутатов, объявлялись новые инициативы Скупщины1.
1 Скупщина – парламент СРЮ,
Сербы верили в дружбу с Россией.
А зря.
Югославию давно, еще с начала реформ, променяли на кредиты и поступления на номерные счета высокопоставленных слуг российского народа. Цена вопроса оказалась для Запада вполне доступной – всего-то около трехсот миллионов долларов. Сотня – любимой дочурке Президента, еще сотня распределились между чиновниками Администрации и кабинетом министров. Остаток пошел на обуздание аппетитов более мелких клерков аппарата правительства.
Выплаты депутатам Государственной Думы шли отдельной строкой и составляли еще сто пятьдесят миллионов. Депутаты были жадными, но дело свое знали туго. Ни один вопрос, прямо или косвенно затрагивающий интересы мирового сообщества на Балканах, в российском Парламенте не проходил. Его тут же забалтывали на комиссиях и в комитетах, и в результате на свет появлялся усеченный уродец, более годный в качестве постановления заштатной жилконторы, а не как решение высшего законодательного органа самой большой страны мира. Причем в едином порыве под дудку США плясали и непримиримые коммунисты, и вечно оппозиционные всему сотоварищи “непорочного Грини” Яблонского, и члены “партии власти” во главе со своим косноязычным и вороватым лидером.
От агентов влияния в парламенте не отставали и российские дипломаты вкупе с телемагнатом Индюшанским, изображавшим сербов продолжателями традиций карательных отрядов вермахта.
Каждый выпуск новостей с Балкан начинался со стенаний о судьбе несчастных беженцев. которых злобная солдатня Милошевича и Ражнятовича не только выгнала из домов, но еще и изнасиловала, лишила документов и денег, избила, поприжигала сигаретами и наконец “выдавила” за пределы края Косово.
Бомбардировки показывали мельком.
Как обычную заставку.
Гибель сербов никого не тревожила.
Пострадавшими оставались албанцы. О переживаниях десятилетней албанки, рассказывающей журналистам странноватую с точки зрения логики историю про то, как она случайно выжила при нападении на ее семью “Тигров” Аркана, кричали с неделю, а гибель двух десятков сербских малышей в детской больнице удостаивалась лишь беглого упоминания. Да и то в каком-нибудь коротком выпуске новостей в перерыве трансляции футбольного матча, который почтил своим вниманием московский градоначальник со свитой. О присутствии на трибунах мэра говорили не в пример дольше...
Мирьяна выложила перед Брониславом Лаиновичем1 лист с вопросами.
! Бронислав Лаинович – генерал, бывший командующий воздушно-десантными войсками югославской армии. В марте 2000 года был расстрелян неизвестными в центре Белграда. Убийство Лаиновича практически идентично в деталях убийствам Радована Стойчича в 1998 году. который возглавлял специальную полицию СРЮ и занимался расследованием преступлений уста-шеи н Боснии в 199]-1994 годах: Желько Ражнятовича по кличке Аркан н министра обороны СРЮ Павле Булатовича, происшедших в начале 2UOU года. Во всех четырех случаях исполнители использовали один тип оружия (автоматы Калашникова), нападения были совершены в центре Белграда “людьми в масках”, стрельба велась очередями в корпус жертвы, что исключало вероятность спасения. Пуля из АК пробивает любой бронежилет с расстояния до 100 метров.
Некоторые нюансы стрельбы (в центр ростовой мишени), выбор позиции, страховка и уход характерны для действий специального подразделения, прошедшего подготовку в тренировочных лагерях израильской разведки. Нападавшие использовали крайне сильное прикрытие и исчезали буквально через 15 секунд после акции.
Ни одно из четырех вышеуказанных преступлений не раскрыто. У следствия практически нет ни одной зацепки, что также указывает на стоящие за спиной исполнителей зарубежные спецслужбы.
Убийства Стойчича. Ражнятовича, Булатовича и Лаинонича используются западными и некоторыми российскими СМИ для фабрикации версии о причастности к заказным убийствам Слободана Милошевича. Президента СРЮ открыто называют “вдохновителем” и “основным заказчиком” этих преступлении, якобы устраняющим” конкурентов и политических противников.
В самой Югославии версию причастности Милошевича к убийствам патриотом сербского народа поддерживают так называемые “оппозиционеры” во главе с Вуком Драшковичем. По сведениям из независимых источников, партия Бука Драшковича в период с 1995 года получает ежегодно до 6 миллионов долларов со специальных счетов ПРУ, БНД и Ми-6. Только за январь-март 1999 года “оппозиция” стала богаче на 10 миллионов у.е. Для самого Вука Драшковича на подставных лиц оформлены вилла в Майами (CU.1A) стоимостью около 1, 5 миллиона долларов и дома в Бельгии и Франции. У оппозиционеров помельче имущество за границей Югославии соответствующее – более скромные коттеджи и квартиры в Германии, Испании, Венгрии и Чехии. Подавляющее большинство соратников Вука Драшковича гласно или негласно имеет двойное гражданство. Основные контакты югославской оппозиции (помимо разведсообщества) – польские правозащитники, Белорусский Народный Фронт, УНА-УНСО (украинские националисты), парламентарии стран Балтии (Латвия. Литва и Эстония) и российские правозащитные и экологические фонды, финансируемые иностранным капиталом.
Генерал быстро прочел семнадцать строк и поднял глаза на журналистку.
– Это, как я понимаю, официальная часть?
– Да.
– Что остается за кадром?
– Всё, что не соответствует мнению цензуры. Реальные потери, участие добровольцев, спецоперации...
– Я видел много ваших репортажей. – Бронислав галантно дал Мирьяне прикурить и подвинул к ней пепельницу. – Вы жестко работаете.
– По-другому не умею, – ослепительно улыбнулась сербка.
– Да и не надо, – согласился генерал, разминая сильными пальцами ароматную сигару. – После войны цензура ослабнет. И все ваши репортажи пойдут без купюр.
– Хотелось бы надеяться...
– На три вопроса из списка я отвечать не буду.
– Я понимаю. – Мирьяна стряхнула пепел. – А без камеры?
– Полностью к вашим услугам. Только вы должны мне дать слово, что не будете пользоваться диктофоном.
– И вы мне поверите? – журналистка хитро блеснула огромными глазами.
– Милая девушка, – кряжистый седой десантник отрубил кончик сигары миниатюрной настольной гильотиной, – мне достаточно вашего слова. Я уже навел справки и знаю, что вы собой представляете...
– Женщины такие непредсказуемые, – Мирьяна закинула ногу на ногу, чуть не смахнув взметнувшейся полой бордовой юбки бумаги с края стола.
– У ваших коллег о вас иное мнение, – невозмутимо заметил Лаинович,
– Хорошо. Даю слово, – сербка засунула руку в сумочку и с притворным вздохом выключила маленький “Olimpus”.