- Выходит, вам она не нужна? - вновь спросила Таня, будто искала твердое оправдание, почему она может стать новой хозяйкой куклы Гали.

- Да не смейся ты, дочка! Бери себе. А детки у вас родятся, - бабушка, видно, приняла нас за молодую пару. У меня внутри что-то дрогнуло, а Таня покраснела, потупив взор. - Вот и они тоже поиграют. Сколько поколений хороших людей эту куклу держали, пускай их тепло и дальше передается, - она помолчала. - А знаете что, детки мои...

Бабушка привстала и наклонилась к нам:

- Сейчас тут такой шум-гам начнется, диваны и мебель понесут. Так что вы лучше поезжайте-ка, милые, побыстрее домой, да и путь вам неблизкий. И куколку мою, Гальку, берите. А денюшек мне за нее не надоть.

Таня резко закачала головой, стала искать сумочку, быстро нашла пятитысячную купюру.

- Убери, не обижай старуху - сказала баба Шура и пошла к иконам. Долго крестилась, глядя то ли на образа, то ли на семейный портрет с мужем, на фото сына, который висел рядом. Она не то плакала, или что-то шептала или пела, я видел лишь сгорбленную спину да огонек лампадки. Да, звук больше напоминал именно старинную духовную песню, где наверняка были самые заветные слова благодарности богу за прожитые годы, воспоминания о земле, людях, о бедах и радостях. И пела будто не бабушка, а ее душа, которая прощалась с домом, смирно принимая то, что умереть придется далеко от родных мест.

Дочь ругалась с грузчиками во дворе, и теперь вбежала. Двое нетрезвых мужиков стали примеряться к дивану, матерясь вполголоса. Дочь подошла к матери, обняла за плечи:

- Ну что ты, что ты плачешь? - шептала она. - Мама, мы же обо всем договорились, и ты сама согласилась, что так будет намного лучше! Не дай бог случись что, кто тебе тут поможет, ты же одна? А у нас тебе хорошо будет. Ну, если заскучаешь, мы тебя в любой день в Богучар свозим, к папе и Владику на могилки.

Баба Шура будто ее и не слышала. Тогда дочь подошла к нам:

- Ну что, ребята, все хорошо, нравится кукла?

Таня кивнула.

- Значит, все устраивает?

- Людочка, они денюшку мне уже отдали, - подала голос, не оборачиваясь, баба Шура.

- Ну, раз так, - дочь перешла на шепот. - Извините, что пришлось задержаться, бабушку выслушать, вы понимаете. Спасибо вам, хорошей дороги! Извините вот, у нас переезд.

- Конечно-конечно, мы едем, - я взял за локоть Таню, и вывел из дома. Мы с трудом разошли с грузчиками, которые никак не могли прикинуть, как лучше выставить диван. На пороге Таня обернулась, ее взволнованные глаза бегали, и, прижав к груди куклу, она опять полезла в сумочку. Видимо, хотела сказать, что возникло недоразумение и отдать деньги дочери, но моя решимость не дала сказать ей и слова. Лишь когда мы оказались в машине, Таня вдруг разревелась, шепча:

- Ну почему?

Я завел двигатель, пытаясь быть твердым и рассудительным, но заметил, что и у самого дрожат руки:

- Выходит я что, украла ее, да? Украла!

- Так, не говори глупости! - оборвал я. Похоже, я в силу возраста понял эту ситуацию иначе, и мне было грустно на душе вовсе не от того, что мы не заплатили за куклу. - Баба Шура подарила тебе ее, она добрый человек. Она и не выставляла куклу Галю на продажу, потому что друзьями не торгуют. Ты же сама говорила по дороге, как относишься к куклам, значит, и бабушка понимает это примерно также. И еще, наверное, она считает, что не все в мире измеряется деньгами. Она отдала тебе эту куклу с легким сердцем, а ты вот плачешь.

- Я плачу, потому что мне жалко бабу Шуру.

Нет, подумал я, и Таня сердцем все точно понимает. Милая девушка.

- Если для тебя пять тысяч лишние, отдай в какой-нибудь фонд для пожилых людей, - я заулыбался, стараясь показать, что шучу, и вдруг пожалел, что она может воспринять буквально. - Но лучше побереги их.

Мы долго молчали. Я ехал, не сводя глаз с дороги. И когда показались купола какой-то церкви, сказал:

- А знаешь, что мы с тобой можем сделать для бабы Шуры?

- Что? - она уже не плакала, но была задумчива.

- Молиться за нее. Просить для нее спокойных дней, здоровья. Она сделала для тебя добро, сделай и ты. Проси об этом силы, что выше нас.

Я не знаю, почему решил сказать так, но самому от этих слов стало как-то тихо на душе. Таня поглаживала куклу. Никого другого я не захочу видеть рядом, только ее, подумалось мне. Ты безгрешна, чиста, как первый снег. Я давно разуверился, что в наше время встречаются такие очаровательные люди, как ты. Как же ты похожа на белокурого ангела с этой куколкой. Сколько всего плохого ты можешь встретить впереди, того, что попытается коснуться тебя грязными лапами, испортить, забрать эту небесную искорку. Может, для того и дан тебе я, чтобы уберечь от этого? Да, я, конечно, не подарок. И ты дана мне, чтобы я очистился, изменился, стал лучше, забыл все плохое и просто начал жить по-новому. Может быть, те самые высшие силы, которые я смел помянуть только что, они и послали мне тебя, а меня - тебе. И я буду тебя защищать, познавая радость видеть твою чистоту, добродетель, благодаря чему не скачусь в уныние, злобу, цинизм, и мое сердце не зачерствеет.

Когда мы проехали Павловск, я заметил, как быстро солнце ушло из зенита. Таня что-то читала в телефоне, а потом сказала:

- Знаешь, я вот нашла: оказывается, в Богучаре даже есть музей народного костюма и куклы. Там чего только нет: и тряпичные куклы из соломы, лыка и травы, разные обереги. И мастер-классы для посетителей проводят: можно самим сделать куклу-закрутку.

- Что ж, хороший повод у нас появился съездить сюда еще разок, - засмеялся я.

Машину дернуло. Еще на выезде из Богучара я почуял неладное, но, находясь в своих мыслях, не обратил внимания. Я подумал, что двигатель давно "прочихался", однако он взялся за старое. Так мы проехали еще километров тридцать, и странное поведение автомобиля заметила уже и Таня.

Впереди показалась заправка:

- Ничего, - сказал я как можно бодрее, - сейчас мы самого лучшего бензина зальем, гадость эту в баке разбавим, и нормально пойдем, движок отдышится. У меня сто раз так бывало.

Таня все равно оставалась напряжена.

Когда остановились, она опять полезла в сумочку, протянула уже измятую купюру:

- Хватит уже, так ты и хочешь с ней расстаться.

- Сереж, да мне и правда неловко очень! Заправься из этих, чтобы мне полегчало на сердце, правда, прошу тебя!

- Ну, только если так.

В кассе я заплатил из своих, купил шоколадку, и вернул ей деньги. Она удивилась. Я соврал:

- Извини, у них с пяти тысяч сдачи не было.

Мы тронулись в путь, я успокоился: машина теперь вела себя смирно.

- Ну вот, видишь, а ты боялась! - пошутил я через полчаса, и на этих словах двигатель заглох прямо на ходу. Я прижался к обочине, несколько раз пытался завести. Не помогло. Перед нами по правую руку был вытянутый, точно змея, пруд. Мимо проносились машины, большегрузы, и я решил столкнуть на нейтральной скорости автомобиль вниз с насыпи, ведущей к плотине.

- Лучше тут посмотрим, - сказал я, и полез в капот, понимая, что влип - я почти ничего не понимал в устройстве машины, только самое основное. Внешне все было в порядке. Я долго возился без всякой цели, боясь вернуться в салон и признаться Тане, что понятия не имею, как быть дальше. Нигде не искрилось, не дымило, все вроде бы в норме, одно "но" - не заводится. Я сел за руль, несколько раз пытался завести, но быстро оставил попытки, зная, что так только посажу аккумулятор.

Таня молчала, сидя с куклой в прежней задумчивой позе. Хорошо, что она пока не паникует. Видя мою сосредоточенность, она лишь спросила:

- Можно, я пока пойду пройдусь?

Она бродила по берегу, и казалась большой девочкой с игрушкой на фоне красно-желтого неба и воды.

Я думал: звонить отцу? Не стоит, хотя о нем вспомнил в первую очередь. Он, конечно, бросится на помощь сразу, ночью дотянет меня на тросе, если не разберется в поломке. Но... нет. Вспомнился разговор с мамой, ее тревоги по поводу его здоровья. Надо будет ему и правда набрать, но сказать, что у меня все в порядке, и намекнуть про врача. Но это позже, а что сейчас?