- О, коммерция, коммерция! Наконец-то я услышал о коммерции, а не о душе, и так рад этому! - я ликовал, видя, как краснеют щеки и даже уши Тани, она меняется в лице. - Я говорил тебе, что можешь во всем на меня рассчитывать, так что я в деле. Твой надежный компаньон. Колесим по региону, а лучше по всему Черноземью, ищем куклы, шьем и вяжем, деньги делим. Я буду водителем. Нет, не звучит. Менеджером по логистике, вот!
- Ну вот, смеешься, - сказала она. - А мне не смешно. Родители мне не могут материально помогать, я же говорила, сейчас за съем комнаты платят, пока не поступлю. А я просто думаю, как заработать. Но это не значит совсем, что куколку, за которой мы едем, я хочу перепродать. Ты неправильно меня понял.
- Нет, я все понял. У меня вот друг есть, картины рисует. Вот он долго сопротивлялся, в облаках витал, что его творчество не для продажи, что реальность настоящая - в его воображение, а что мы видим вокруг, лишь продолжение. Что-то такое любил повторять заумное. Так он с возрастом поумнел, стал другим, картины успешно продает.
- А творчество?
- В смысле?
- От того, что он смирился с миром и принял его законы, стал другим, он потерял связь с настоящим творчеством? С теми образами, которые были у него раньше на картинах?
- А, вовсе нет, глупости. Он и когда философствовал, рисовал плохо, и потом тоже. Сейчас его мазню в основном покупают для дач и кухонь, что тоже неплохо.
- Печально как-то.
- Да это жизнь, Таня. И поверь, мой друг сегодня умиротворён и по-своему счастлив, - сказал я, и вновь, как и прежде, почувствовал разницу в возрасте между нами. Она не мешала, но напоминала о себе, будто вонзилась где-то между нами тупой иголкой.
Я сказал после паузы:
- Так что, Таня, поверь, если ты найдешь куклу, восстановишь и продашь ее с выгодой, от этого все будут только счастливы.
Она засмеялась:
- Так уж и все, да еще и счастливы.
- Ну, если ты мне найдешь хоть одного опечаленного этим фактом купли-продажи, клянусь покинуть наш с тобой кооператив и уйти в монастырь грехи замаливать.
Странно, но при этих словах из-за крутого взгорка, на который мы так долго взбирались, показались по правую руку вдалеке за речкой кресты какого-то монастыря или храма. Я решил свернуть:
- Делаем пит стоп, пора пробовать твои бутерброды с чаем.
Уже через пять минут мы сидели на большой лужайке, поджав ноги. Незамысловатые бутерброды с колбасой и листьями салата здесь, на свежем воздухе казались особенно вкусными, ароматным был и чай с лимоном. Мне вспомнились утренние мысли про август, и тепло, зеленовато-желтые краски дня подтвердили мое сравнение этого месяца с женщиной, которая в последний момент перед временем одиночества и холодов особенно жаждет любить.
Мы сидели с Таней, почти прижимаясь плечами и, вытянув ноги, молча смотрели, как солнце играет в куполах храма. Я аккуратно сорвал веточку зверобоя - цветки уже почти отцвели, превратившись в плотные коробочки, но часть темно-оранжевых лепестков еще держались. Я поднес веточку к носику Тани, сказал, что ее волосы чем-то схожи по тонам красок с лепестком зверобоя в августе.
- Неправда, мои волосы совсем другие. Ты дальтоник что ли?
- Нет, просто мне виднее, чем тебе, - ответил я. - Согласись, ведь мне проще рассмотреть твои волосы, чем тебе самой, потому что я могу взглянуть под разными ракурсами, в том числе увидеть, как в них переливается солнце.
"Или отражается луна, если повезет увидеть", - сама по себе вкралась мысль.
- Ну что ж, зверобой, пусть будет зверобой, - после паузы сказала она, слегка наклонив голову ко мне. Я не мог отвести глаз от ее белых, как молоко, с разбросанными пятнышками родинок плечи, на короткие, но красивые ноги, обутые в легкие мокасины. Мне захотелось прилечь рядом, головой у самых коленей, заглянуть из зеленой травы, где на былинке замерла божья коровка, в ее глаза, и смотреть, молча и долго-долго. Ее глаза стали бы самым бесконечным, глубоким и вечным пространством. Мы бы плыли вдвоем так, глядя друг на друга, сумев победить самую безжалостную и безликую составляющую мироздания - время. И мы были бы рядом вечно, вот так, напротив старинной монастырской постройки, и слушали мычание коров, видели бы людей в черных одеждах, слушали старинные духовные песни. Гармония стала бы нашим центром, и мы плыли бы в океане вселенной, словно захваченные в центре мыльного пузыря, парили среди мириад планет и гигантов, замерев в тихой секунде счастья, растянутой в вечности...
- Нам пора ехать, - мыльный пузырь, который я представил, лопнул. Ее голос разнес картину, как сильный ветер рушит сложенный шалашиком костер. Она бросила на траву веточку, и я увидел, как легко и без остатка облетает цвет со зверобоя в августе. Я подумал, что в мире никогда не бывает так, как в фильмах или хороших книгах - что чувство зарождается и постепенно прорастает в душах, как зерна, сразу у двух человек. Один может разжечь себя, убедить в чем-то, начать стремится, а что думает и чувствует в это время другой - неизвестно. Вряд ли то же самое. И с этим ничего не поделать. А может, и не так. Может быть Тане я интересен не только как помощник или сопровождающий, ведь она рассказывала мне о вещах таких сокровенных...
Почти до самого Богучара мы молчали. Только на подъезде к городу, когда мы сначала пошли на глубокий спуск, а потом поднялись и увидели полноводный, сильный и независимый Дон, невольно ахнули от его красоты. Мы и молчали-то потому, что каждый наслаждался новыми для себя видами. Тем и уникальна наша область. В Воронежской области есть всё, даже самая настоящая пустыня. Хотя сейчас речь не о ней, ведь район Богучара - вовсе не пустыня, а уникальное место с такой природой и фауной, которой нет нигде в мире. Нет, подумал я, сюда нужно приехать еще раз, только одному. Чтобы просто побродить как можно дольше по этим дивным местам. Одному и в тишине.
Небольшой, словно разбросанный по долине городок, который вырос перед нами, издали показался совершенно белым, словно все дома выточены из чистейшего мела. И когда я увидел дорожный указатель о въезде в Богучар, решил сразу включить навигатор - я всегда так поступаю в неизвестном населенном пункте, хотя, может быть, дорогу проще было бы спросить у местных. Богучар - самый отдаленный райцентр, даже некоторые крупные города, образующие целые области, такие как Липецк и Тамбов, намного ближе к Воронежу, чем этот город. Работая в разных изданиях с восемнадцати лет, меня ни разу не направляли в эту даль.
Найти нужный адрес оказалось непросто - программа почему-то решила проявить всю свою вредность, и, остановившись возле какой-то автобусной остановкой, мы с Таней склонили головы над узким экраном, пытаясь понять, куда нужно ехать. Когда мы стояли, программа указывала путь прямо, но стоило тронуться - требовала развернуться и проехать путь в шестнадцать километров. Тогда мы решили все же ехать вперед, попытаться узнать пути-дороги к кукле у местных. Мы остановились на площадке у школе, где ребятишки лет десяти гоняли в лапту на старом поле, где из асфальта во всю зеленела трава. Они наперебой что-то кричали, так что я решил лучше просить у старух, что шли прямо по автомобильной дороге к магазину. Те с охотой ответили, что улица находится в Белой Горке, но я ничего не понял, пока бабушки не объяснили мне точно ориентиры, как ехать и где поворачивать. Немного поколесив и еще несколько раз обратившись к местным, мы нашли нужный адрес. Правда, на нем не было номера, я посчитал по табличкам других домов на улочке.
Я вышел первым и постучал в окно. Таня оставалась в машине, будто стеснялась идти и узнавать про куклу. Мне подумалось, что я сейчас сам быстро совершу покупку за свои деньги, принесу долгожданную игрушку, и мы поедем обратно. Но когда захрустел замок, девушка открыла дверь и побежала по узкой, поросшей подорожником тропинке.
Из двери потянуло жильем - я не знаю, как лучше назвать этот запах, для себя я определил его как "старушечий". Нет, это был не противный и сжатый воздух, а какой-то другой, деревенский, такой всегда бывает в сельских домах пожилых одиноких женщин.
