- А треугольнички?

- Это лапостки. Их четыре по числу евангелий: от Матфея, от Марка, от Луки и от Иоанна. Обшивка лапостков символизирует евангельское учение. Я это хорошо знаю, - голос хозяйки стал тише. - Наша семья тоже принадлежит к старообрядцам.

Купавин с Рябичкиным переглянулись. В обществе того времени сложилось пренебрежительное отношение к староверам, такое упрямство считалось глупостью, отсталостью от жизни. ...А самосожжения? Верх закостенелости! И хотя наши детективы старались быть лояльными, таких выходок они не выносили, отчего в душе сохранялся неприятный осадок. Внешне, впрочем, никак не проявлявшийся.

- Ну а почему треугольная форма?

- Символ Святой Троицы. По-моему и так понятно.

В душе Евдокии Георгиевны всплыли воспоминания насмешек над дедом "новых верующих" и она замолчала. Обида за предков до сих пор не прошла и бередила старые раны. Будет ли в церкви когда-нибудь согласие? Опомнятся ли, православные!.. Настроение ее окончательно испортилось, она замолчала и тихо опустилась на диван.

- Получается, что подозреваемый - старовер, - продолжал безжалостный Митрофан Васильевич. - Это несколько сужает круг поисков, но, как я понимаю, не сильно: в каждый второй дом стучаться не будешь. Имеет смысл начать поиски с трактира, но предварительно посетить местную полицию. Они побывали на месте преступления, возможно, что-нибудь и отыскали.

Рябичкин молчал и искоса поглядывал на Евдокию Георгиевну, чувствовал, что они с урядником невольно явились причиной плохого настроения хозяйки. Черт, как неудобно получилось... Похоже пора заканчивать разговор и отправляться в гостиницу. О том, чтобы остаться ночевать здесь не могло быть и речи, в таких вопросах Алексей был очень щепетильным.

Купавин же не признавал никакой интеллигентской чепухи:

- А самым первым надо отыскать этого извозчика. Снимем подозрения с Родиона, и заодно проясним ситуацию с Черным человеком. Алексей Яковлевич, чего пригорюнился?

- Нет, нет, - помощник пристава оживился и повернул голову к тетушке Весенина, - Вы нас извините за вторжение, нам пора.

Урядник с интересом смотрел на коллегу поверх своих знаменитых очков. Он-то явно собрался ночевать в этом доме, в чистоте и тепле домашнего очага, и желания тащиться на ночь глядя в гостиницу, явно не испытывал. Но возражений не высказывал, как ни крути, а Рябичкин в их команде был главным.

- Как, разве вы не останетесь у нас?! - Евдокия Георгиевна вновь оживилась после слов Купавина. - Я приготовлю вам комнату для гостей, она большая и подойдет для двоих.

- Спасибо, но это неудобно, - Алексей оставался непреклонен. - Нам, возможно, придется уходить и возвращаться ночью, тревожить Вас. В гостинице будет удобней.

- Но эта комната имеет отдельный вход из коридора, никто и не услышит.

- И все-таки нет. Спасибо.

Хозяйка с легкой укоризной взглянула на молодого полицейского, улыбнулась и больше настаивать не стала. Ее женское чутье безошибочно определило тонкие черточки характера этого человека, твердость и одновременно застенчивость, и это нравилось.

Она пожала плечами:

- Жаль, но... Вам виднее. Всегда буду рада видеть вас обоих, и... благодарна за помощь Родиону. В любой ситуации можете рассчитывать на мою поддержку. Спасибо.

- Ну и чего ты изобразил, - урядник брал реванш по полной. Прохладный сырой воздух пустынной в такой час улицы забирался в рукава и за шиворот. - Тоже мне принц датский выискался. Теперь в обнимку с клопами будем спать.

- Но ведь неудобно, Митрофан. Мы ее обидели с этими старообрядцами.

Купавин возмущенно фыркнул:

- Чем же это интересно! Я лично ничего не заметил. Кто-нибудь хоть слово сказал!

- Она - женщина. Она сразу почувствовала неприязнь. Здесь вообще по поводу старой веры надо поаккуратней высказываться.

- Нахлебаемся мы еще с этими староверами, чует мое сердце, - урядник вздохнул и с тоской посмотрел по сторонам. - Где хоть мы находимся?

С обеих сторон высились двух- и трехэтажные здания, по большей части каменные, добротной постройки с многочисленными печными трубами. Мелкий дождь монотонно стучал о крытые железом крыши и подоконники, фонарей на улице не было. Сквозь пелену одиноко светили красным редкие окна ближайших домов и лишь где-то вдалеке, сквозь шум дождя угадывался стук копыт извозчичьей лошади. Поселок спал...

- Кажется, на главной улице. Вот, похоже, гостиница. Пойдем, посмотрим, есть ли свободные номера. Я уже промок и начинаю замерзать.

- Что ты говоришь? - саркастически проговорил Купавин. - Могли бы уже спать в тепле, если захотели. Как номер возьмем с тебя горячий чай, или чего покрепче.

Рябичкин с удовольствием обнял старшего товарища за плечи, и они направились к зданию.

- За мной не пропадет, Митрофан Васильевич. Ты же знаешь.

Темнота улицы смотрела им вслед. Через несколько минут дождь превратился в настоящий ливень, и последние ночные огни исчезли.

4.

Местная полицейская часть находилась в местечке Никольском, расположившемся ближе к окраине огромной ткацкой империи Морозовых. Широкая улица вела к фабричным корпусам. По краям ее - здания различных контор, двухэтажный дом Общественного Собрания и разные магазинчики. Многочисленные прохожие, спешащие в этот ранний час на работу, озабоченно шагали вдоль тротуара. Жизнь бьет здесь ключом, и даже через несколько минут, когда основная масса займет свои места у станков, улица не будет пустынна: заспешат посыльные, служащие по делам, хозяйки за покупками. И только белый медленный дым из фабричных труб продолжит свой полет над людским муравейником, словно колышущаяся седая борода старца, уходящая высоко в небо. Не сосчитать, сколько лет ему; не понять человеческим умом мудрость и дела его; не унять благоговейный трепет перед ним. Вечность приоткрывает свою завесу. Но человеки чаще смотрят вниз, под ноги и забывают о недремлющем оке - грешат, малодушные, грешат.

А по бренной земле шагали два полицейских из Новогиреево с мыслями о неизбежности наказания за преступно содеянное. Тяжек крест сей - блюсти закон, но благороден.

За высоким забором, в глубине от дороги, легко угадывалась полицейская часть. Перед воротами, хорошо различимая издалека, выглядывала полосатая будка с охранником. Усатый крепыш вопросительно посмотрел на подошедших.

- Здравствуй, братец, - первым обратился Купавин, - Мы из московской полиции, хотим поговорить с вашим приставом. Он на месте?

Рябичкин протянул удостоверяющую бумагу с жирно оттиснутой Штольценым печатью. Охранник внимательно обозрел одетых в гражданскую одежду детективов и прочитал написанное. Удовлетворенно кивнув, он отрапортовал:

- Здравия желаю! Так точно, Степан Мефодиевич у себя, проходите на второй этаж.

...Под козырьком крыльца, лежащем на витиеватых кованых опорах, слева от двери висела медная табличка:

Становой прiставъ

- Его-то нам и нужно! - воскликнул Купавин, сейчас он был в своей стихии - атрибуты полицейской службы привычно взбадривали его. - Поглядим, кто тут командует.

Солнышко мелькнуло в начищенной до блеска вывеске, и дверь с грохотом закрылась, напугав ворон, разгуливающих по кромке крыши. Каркая от возмущения, они поднялись в воздух и, медленно набирая высоту, полетели в сторону Клязьмы. Какие дела влекли их нам неизвестно, но, судя по топорщившимся черным перьям, настроены они были серьезно...

За столом восседал местный пристав - Протасов Степан Мефодиевич, собственной персоной. Он был пышного телосложения, невысок и лыс. Роскошные, цвета спелой пшеницы, усы сразу же бросались в глаза, затеняя остальные черты обычного русского лица. Пуговицы кителя испытывали определенное затруднение, сдерживая натиск мощного живота. Казалось еще немного и одна из них оторвется и пулей вылетит в посетителей, что впрочем, не портило общего впечатления от строгого вида начальника ореховской полиции.