− Пожалуй, эта.

− Как желаете получить? Листом, разрезанную в размер или сброшюрованную?

− Беру три листа целыми. А это что у вас?

− Бестиарий. Очень редкая книга. Много иллюстраций.

− Можно посмотреть?

− Конечно. Но прошу извинить, не продается. Заказ епархии.

− Мне любопытно.

− Понравится, сделаю в лучшем виде. Но скоро не обещаю, - вдохновлялся переписчик надеждой урвать выгодную работу.

Под видом диковинных многоруких, многоногих, многоглазых и многозубых тварей представлены человеческие пороки. Во избежание ошибок толкования крупно подписаны.

Алчность....

− Совсем как мой кредитор, − пошутил Колин.

Переписчик мелко захихикал. Поддержать мнение клиента. Он пришел куда нужно и обратился к кому следует.

Чревоугодие... Похоть...

Не впечатлило. На витражах Святого Хара образы ярче, злее, и как не странно узнаваемей, доходчивей.

ˮРодней,ˮ − оценил унгриец шестигрудый, многопиз.... Женский образ притягательно порочен. Подмышечные впадины удачная находка иллюстратора.

− Приобщите еще один лист Орийака, − попросил Колин, после коротких сомнений над Бестиарием. Он уплатил выставленную к оплате сумму и сверху добавил грош. За обязательность. - Завтра я заберу у вас их.

− Как пожелаете.

Следующий визит к столяру. Приятно пахнет струганной сосной. На полу, на верстаке, по углам разметены калечки и завитушки стружек. У стены образцы пород. Красно-коричневая джарра, редкая в столь дальних краях. Фиолетово-красный амарант, занебесной стоимости. Бордовая вишня, хмельная и притягательная. Белая липа, возвышенная и умиротворяющая. Темно-коричневый полисандр, благородный и скучный.

Мрачного вида мужик оценил Колина взглядом единственного глаза. Второй закрыт кожаным кружком на ремешке.

− Готов услужить вам, саин.

Лишних вопросов не задал. Не надоедал, подсовывая свои поделки. Заказ получил. Ничего сложного.

За столяром − изготовитель лампад и свеч.

− Пифийское лучшее из масел. Когда оно горит запах просто чудесный. Умиротворяющий. А вот это специальные льняные очесы. Их ссучивают и бросают в плошки и они горит гораздо дольше. И свет ярок и быстро не выгорают....

Колин терпеливо выслушал целую лекцию о свойствах и качестве привозных и местных масел, и попутно о материалах идущих в производство лампадок и свеч. Купил всего помаленьку.

В Замостье, надо же, как сошлось, наткнулся на неприметную церковку Святых Шхины и Парусия. Занятное названьице. Знания древнего эгле тут не выручит, Святое Писание толкового не подскажет. Но разве только в посвящении дело? Колин поколебавшись, решился зайти.

Снаружи белый, без единого пятнышка, мрамор. Весь камень одного холодного оттенка - снежно-голубого. Почерневшего серебра крыша и переплеты окон. На паперти никаких нищих и торговли. Светло и бело. Внутреннее пространство бытие, закованное в стены. Фрески.... Фрески.... Фрески.... Мир до Сотворения, Сотворение Мира. Человек, пришедший в Мир Создателя.

На потолочных сводах тысячи водных бликов. В центре зала Медное Море. Огромная чаша покоилась на горбах изогнутого тела змея. Подняться в купель - хищно разинутая пасть и длинный раздвоенный язык. В середине чаши, эдаким островом - алтарь, мерцающая глыбина хрусталя.

ˮИ тем, кто несет свет - темно,ˮ − соблюдая правила Колин зажег свечу. Малый огонек трепетно ловил сквозняк и дыхание, обильно тек воском, капая на пальцы.

− О ком молитва, саин?

− О гранде Сатеник, − не обернулся Колин на неожиданный вопрос служителя. - И фрей Арлем.

− Во здравие ли? - потребовали от унгрийца ясности.

− Во здравие, во здравие, − заверил тот, найдя уточнение потешным.

− Добрые мысли, саин, − похвалили его.

Колин уверен, похвала бы последовала, предложи он молиться за упокой. Место такое.

На иконостасе всего три - одна над двумя − иконы. Древние и темные, с растрескавшимися потускневшими красками. Долго изучал ту что справа. По кипарисовой доске сверху вниз протянулась трещина, поранив изображенный лик. Дефект нисколько не портил изображение. Скорее дополнял.

− Шахат... Шахат...

Колин невольно вздрогнул от горячего шепота.

− ... к милости твоей взываю! - опустился на колени горожанин. В руках скомканная лента с детского платьишка. - Прошу.... Прошу... Шахат... оставь её.... Оставь.... Взыщи с меня.... Прошу...

Горожанин пытался справиться с нахлынувшими чувствами, сдержать надрыв и горе, но слез только больше. Горькие. Горше степной полыни.

− Не того молишь, − голос унгрийца скрипуч, что ржавый ворот колодца.

Немой вопрос застыл в глазах рыдающего. Давно ли Колин сталкивался с подобным? Взглядом полным отчаяния и последних надежд.

− Его, − качнул головой унгриец на верхнюю икону и поспешил выйти.

На мосту Колин оказался в момент, когда на Агафии отбили межень. Незадачливого воришку признал сразу. О таких говорят уменьшительно и покровительственно − миленькая. Неброская красота лица, сдержанность жестов и движений, скромность одежд.

− Голубой котарди тебе очень идет, − похвалил унгриец наряд и подставил локоть. - Рад встретиться. Честно рад.

− Я обещала, − девушка поблекла и стушевалась. Быть храброй не получалось.

− Прогуляемся? Ты... Ах да, мы не представлены, − не намерения, но требование.

− Эйш.

− Так вот Эйш, хочу поручить тебе работу. Не столь тяжелую, не выполнить и, несомненно, безопасней попыток срезать кошели на рынках. Само собой всякий труд обязателен к вознаграждению. Твой не исключение. Расходы на мне.

− И что делать?

− Отправишься на рынок, лучше большой и людный, на тот же Утиный Сход. Купишь хлеба или муки, сколько унесешь. Очень важно, должно быть тяжело нести. Покупая, жалуйся. Поговаривают, подвоза зерна скоро не ждут. Вьенн залило дождями, а что не сгнило, сожрали хрущак и клещ. И так пока не кончаться деньги. Прятаться незачем. Фразу не обязательно повторять слово в слово, но смысл должен быть понятен любому кто тебя услышит.

− А это правда?

− Про подвоз? Правда. Баржи ожидали еще вчера.

− Но зерна полно у Трийа Брисса и Иагу Глинна. Иначе бы уже задрали цену. Как в прошлый раз.

− Не все ли тебе равно? С купленным поступай на свое усмотрение. Можешь голубям скормить. Держи деньги, − Колин вручил девушке серебро. - Треть твоя. За труды. Встретимся через два дня. Здесь же.

Расставшись с Эйш, Колин бродил по улицам. Изучал проулки, запоминал нахождение шинков, борделей, церквей, лавок. Отдельно отметил златокузнеца. Интересовался мануфактурами, мастерскими и ремесленными. Обходил площади, курсировал вдоль набережной, совался в подворотни и тупики, впитывал городской воздух. В нем все! Корица и жженый сахар кондитеров. Моча и щелок дубилен. Рыбная вонь с пристаней. Кровяной пар скотобоен. Сладость розария монастыря кармелитов. Затхлость кладбищ. Сырость прачечных и мылен. Он раскланивался со степенными эсм в чопорных чепцах-калях, строил глазки строгим девицам, щурился на скандалистов и огрызался закоперщикам уличных ссор. Поприсутствовал на выступлении бродячих циркачей, стал свидетелем собачьих боев, поскучал над ораторством проповедника. Задирался к босякам, любезничал и угощал шлюх. Обстоятельно поболтал с двумя нищими. Беседа с ними, пожалуй, стоила всех его сегодняшних мытарств по городу. За требуемое имя он сунул побирушкам по крупной монете.

На церкви ударили три. В серое небо взметнулись потревоженные пронзительным звоном голуби.

− Пора прояснить, удастся ли пятью хлебами накормить страждущих? И достаточно ли у них денег на хлеба? - озвучил планы Колин.

Отыскать жилище Иагу Глинна не сложная задача. Купца в городе знали хорошо. Отзывались, правда, плохо. Но и то и другое устраивало как нельзя лучше. Ближе к пяти, унгриец стоял у нужного крыльца. Час потратил на дорогу, второй на выяснения кое-каких деталей домоустроения. Идти к человеку не зная о нем практически ничего - потерпеть не удачу. Тратиться на неудачи − расточительствовать часы и дни.