– А чо? Нормальное имя, – заплетающимся языком сообщил Стоматолог, не просыхающий с католического Рождества.

– Имя-то нормальное, но девка с ним еще наму-учается... – протянул возлежащий поперек больничного коридора Тулип.

В шесть вечера первого дня третьего тысячелетия Денис Рыбаков положил трубку телефона и хихикнул.

– Что веселишься? – спросила хлопочущая у плиты супруга.

– На вопрос «Как ты себя чувствуешь?» девяносто пять процентов респондентов затруднились ответить. Оставшиеся пять просто не поняли заданного вопроса. Подождем до завтра...

– Может быть, не стоит в ближайшие несколько дней над людьми издеваться?

– Я ж не корысти ради, а токмо по причине производственной необходимости. Надо с максимальной выгодой провести те двое суток, пока менты и прокурорские отходят от праздника, – Денис посмотрел в окно на заснеженный двор, по центру которого вот уже двадцать минут кругами ползало чье-то неуправляемое тело в серой куртке с флюоресцентной аббревиатурой «ДПС» [11] на спине. Время от времени со двора доносилась трель милицейского свистка, зажатого в зубах «ползуна». – Волосатый сообщил, что дело, по которому забрали Глюка, перевезено в здание Выборгского РУВД, и оно пролежит там до пятого-шестого...

– Зачем перевезено?

– Не знаю. Очередной зигзаг следственно-процессуальной мысли... Возможно, таким образом мусора пытаются запутать следы. Глюк ведь написал три десятка ходатайств и жалоб, по которым ведется проверка. Вот старшему следственной группы и могла прийти в голову идея об отправке материалов дела какому-нибудь своему дружбану в РУВД.

– Тебе не кажется, что это бред? – Ксения покачала головой.

– Кажется, – согласился Рыбаков. – Но факт есть факт. Тома дела сейчас лежат в канцелярии на Есенина... А сигнализации на окнах нет.

– Так, – Ксения повесила полотенце на крючок и уселась напротив мужа. – Что ты задумал?

– Слегка подправить бумаженции...

– Это понятно. Я о другом.

– Не волнуйся. Окна канцелярии выходят во двор жилконторы, которая по ночам пустует. Особенно сейчас. Дежурную смену можно отвлечь... Менты – они как бабуины, достаточно бросить им ящик ярких пивных банок – и покой на несколько часов обеспечен. Этим займутся.

– Насколько мне известно, на окнах райотделов обычно ставят решетки...

– Не проблема. Трос к бамперу – и готово.

– Ну, тогда проще не исправлять бумаги, а уничтожить все дело.

– Стратегически неверно, – Денис отмел предложение супруги. – Менты легко повторят следственные действия и напишут новые протоколы. Нам же нужно, чтобы сфальсифицированные материалы остались и были рассмотрены в суде. Тогда мусоркам не отвертеться... Если будет доказан факт подделки, им не позволят по новой расследовать все обстоятельства и прекратят дело по реабилитирующим основаниям. Я узнавал, на такой случай имеется специальное решение Верховного Суда.

– Меня все же беспокоит сам способ проникновения в РУВД, – Ксения уменьшила огонь под сковородой, на которой шипели свиные отбивные.

– Иного, к сожалению, нет. Через центральные ворота пройти можно, даже подняться на второй этаж, где канцелярия... А дальше? Две двери, одна из которых железная. Пока сломаешь, все менты сбегутся. С улицы эффективнее. И почти бесшумно...

Перед глазами младшего советника юстиции Нефедко вспыхнули зеленые огоньки, уши заложило, как при резком повышении давления, откуда-то издалека донесся неясный грохот, и затылок следователя прокуратуры стукнулся о твердую ровную поверхность. Судя по глухому звуку – деревянную.

Моисей Филимонович застонал и попытался открыть один глаз.

Веко поднялось лишь с третьей попытки. Нефедко увидел чье-то голое волосатое колено, медленно, но неотвратимо приближающееся к его подбородку, испугался, собрал все силы и укусил невидимого противника.

Резкая боль пронзила ногу, и следователь сообразил, что колено принадлежит ему самому.

Моисей застонал, открыл второй глаз и постарался вспомнить, где он. Судя по знакомой люстре, плакату с изображением группы «Стрелки», перевернутому стулу с прожженным сигаретами сиденьем и валяющемуся рядом со съехавшим с кровати бордовым покрывалом, он находился в собственной гостиной. Как следователь попал домой, оставалось неизвестным. Последнее, что всплывало в памяти, был летящий в лицо Моисею кулак заместителя городского прокурора.

Дальше – темнота.

Нефедко ощупал нос, превратившийся от удара в раздутую сливу.

Значит, драка с зампрокурора не привиделась. Однако следователь напрочь забыл причину возникшего конфликта.

А начиналось все вполне мирно. В последний день уходящего года бывший сокурсник Моисея пригласил последнего в свой новый кабинет на Почтамтской улице, где расположена питерская городская прокуратура, дабы в тесном кругу «борцов с организованной и неорганизованной преступностью» отметить удачное окончание четвертого квартала и слегка размяться перед затяжным прыжком в третье тысячелетие. Каждый из гостей постарался поразить собравшихся литражом своего взноса в общий котел, так что на девять человек пришлось шестнадцать бутылок шампанского, пять литровых сосудов с водкой, три емкости с коньяком, двадцать семь разнокалиберных флакончиков ликеров, упаковка баночного джин-тоника и два ящика темного крепкого пива «Портер». Из закуски на столе наличествовали лишь коробка конфет и кулек мандаринов.

Ничем хорошим столь масштабная попойка закончиться не могла.

Так оно и вышло. Нагрузившись до бровей всего за пару часов, блюстители законности начали выяснять друг у друга, кто из них круче и кто лучше расследует уголовные дела. Причем половые различия роли не играли. Нефедко со стыдом вспомнил, как он на пару с коллегой из области дубасил на лестнице начальницу отдела по надзору за следствием в органах МВД, а затем мощным пинком под жирный зад сбил с ног улепетывающую по коридору секретаршу прокурора города Биндюжко. Затем была массовая драка у проходной, в которой приняли участие и трезвые милиционеры из охраны здания, потом веселье выплеснулось на улицу.

Именно там Моисей что-то не поделил с заместителем прокурора и не успел уклониться.

Следователь замычал, перевернулся на бок и тупо уставился в темноту под диваном. Страшно хотелось пить, но Нефедко не мог найти в себе силы даже для того, чтобы встать на четвереньки и в таком положении добраться до кухни.

Спустя пятнадцать минут, собрав волю в кулак и кряхтя при каждом движении, Моисей дополз до совмещенного санузла, свесился через край ванны, открыл кран и принялся жадно хлебать, не обращая внимания на то, что вода льется ему за ворот рубашки. Выдув литра два, Нефедко почувствовал себя немного лучше и даже захотел курить. Но, выбираясь из ванной, он не удержал равновесия, ноги разъехались на скользком кафеле, и обнаженный до пояса следователь приложился многострадальным затылком о трубу парового отопления, в последнюю секунду уцепившись за работающий кран и развернув его на себя. Удар о батарею отключил Моисея часа на полтора, пока он не пришел в себя оттого, что плавает в ледяной воде под яростную трель звонка и глухие удары во входную дверь.

Явление одетого в одну мокрую рубашку и оттого напоминающего изрядно потасканную порнозвезду Нефедко на лестничной площадке вызвало фурор. За две минуты соседи высказали ему все, что думали, вызвали злого, неопохмелившегося домоуправа и заставили подписать акт осмотра нижней квартиры. Напоследок расчувствовавшийся работник коммунального хозяйства засветил следователю в глаз.

Шатающийся от слабости Моисей вновь потерял сознание.

– Смотреть опять нечего, – Ксения отложила телепрограмму и провела тонким изящным пальцем по ряду видеокассет на полке. – Что ты бы предпочел, комедию или боевик?