– Происшествий и серьёзных нарушений нет. Спокойно. Здесь гражданин Канады… Без визы. Хочет выехать. С истекшей визой… Что с ним делать? – Майор послушал, глядя на меня. – Ясно! Так точно! – Положил трубку. – Возвращайтесь в Питер. Идите в канадское консульство. Они должны дать вам письмо.
– Какое ещё канадское консульство? – удивился я.
– В Питере есть канадское консульство. Вы не знали? – как бы даже обрадовался офицер-пограничник.
– Впервые слышу. Вряд ли они станут что-то писать… – усомнился я.
– Чего вам терять? Пусть подтвердят, что вы болели, и засвидетельствуют вашу личность. Может, вас выпустят… Гарантий дать не могу, но попытаться стоит. Письмо должно быть на бланке консульства с гербовой печатью и подписью консула, – предупредил майор.
Всё вдруг потеряло смысл. Время на границе остановилось, оно утратило таинственную власть надо мной. Усилием воли я подавил в себе зарождающуюся апатию и тоску и заставил себя собраться. Придётся всё-таки ехать в Питер за призрачным письмом. Движение – в неустойчивости, – говорил композитор и педагог Карл Черни. Только у меня движения мало. Зато неустойчивости хоть отбавляй.
Понимаешь, это странно, очень странно,
Но такой уж я законченный чудак:
Я гоняюсь за туманом, за туманом,
И с собою мне не справиться никак12.
В Санкт-Петербург я приехал глубокой ночью, точнее ранним утром. Консульство открывалось в восемь тридцать. До открытия оставалось более пяти часов. Припарковав машину напротив консульства, я решил вздремнуть на переднем сиденье. Не очень удобно, зато у дверей консульства буду первым. Меня предупреждали о возможной очереди. В полдевятого утра я ополоснул лицо водой из пластиковой бутылки и вошёл в приемную консульства. Ко мне вышла стройная девушка в чёрном брючном костюме, доброжелательная и уверенная. Я поделился с ней своими проблемами и попросил выдать письмо на бланке консульства, с подписью и печатью.
– Вряд ли вас пропустят через границу с этим письмом, – усомнилась она.
– Мне на границе сказали, что пропустят.
– Письма недостаточно. Вас в принципе с истёкшей визой не выпустят. В России действует закон, по которому иностранный гражданин с недействительной визой депортируется, и ему запрещается въезд на пять лет.
– Я рискну. Мне сказали, что выпустят… Девушка с сожалением посмотрела мне в глаза:
– Хорошо, посидите. Я поговорю с консулом. Через десять минут она вернулась и сообщила:
– Мы напечатаем для вас письмо на бланке. Дайте ваш паспорт. Подождите.
Через час моя спасительница появилась с письмом.
– Это всё, что мы можем для вас сделать. Остальное будет зависеть исключительно от решения пограничников. Мы повлиять на них никак не можем. Удачи.
Я горячо поблагодарил за помощь работницу консульства. Даже хотел было её обнять в радостном порыве.
Ну вот, драгоценное письмо с печатью консула имелось, и я поехал на КПП «Брусничное». Майора, дежурившего ночью, сменили, он отдыхал. Меня проводили на второй этаж, в кабинет полковника. Здесь, похоже, меня ожидали, что совсем не обрадовало. Приятно, конечно, когда вас ждут, готовятся к встрече дорогого гостя, приглашают за стол с аппетитными закусками, как это часто бывало в командировках по бескрайней России с иностранными корреспондентами. Но неприветливый, среднего роста полковник не собирался угощать меня красной икрой и строганиной. На его небольшом рабочем столе лежали папки, письма, документы. Он скупо предложил стакан воды и стул. От воды я отказался и, как оказалось, зря. Разговор выдался серьёзным. Я кратко обрисовал полковнику ситуацию. Рассказал о поездке в консульство и письме. Полковник не торопясь прочитал письмо, внимательно изучил печать, просмотрел паспорт и визу, сделал ксерокопии, заполнил какую-то анкету и протянул мне для подписи. В правом верхнем углу анкеты было место для фотографии. Но, к моему удивлению, фотографировать меня не стали. Покончив со всеми необходимыми формальностями, полковник поднял телефонную трубку:
– Позвоню в Выборг, в центральное управление. Разговор с управлением оказался отрывистым и неожиданным. Короткие фразы отзывались во мне острой, как от уколов иголкой, болью: «Да. Нет. Так. Гражданин Канады. Сверил. Вас понял. Доложу. Есть!» Очевидно, в Выборге уже были обо всём насчёт меня осведомлены. Полковник с хмурым видом опустил трубку на аппарат. Что-то записал в своих бумагах, потом налил в стакан воды из графина. Он медлил.
– Вам придётся вернуться в Москву, – наконец сказал полковник.
– То есть как? А письмо? – опешил я.
– Без визы не разрешают. – Он указал пальцем в потолок.
Меня мгновенно охватил жар. Я схватил стакан и залпом осушил его.
– Мне же обещали… – пробормотал я.
– Выборг отказал.
– Можно ещё?
Я поставил перед ним пустой стакан. Полковник молча налил из графина воды. Выходит, всё было зря? Зря ездил в Питер? Зря ночевал в машине под дверью консульства? Зря просил сотрудницу консульства выдать мне письмо? Зря терпел лишения и унижения? Мои годы проходят в бесполезных заботах, и, похоже, я тут на границе и состарюсь, ничего не доказав дотошному полковнику. Я не представляю для него интереса. Меня игнорируют официальные государственные лица, которые обязаны заниматься мной по долгу службы. Они обязаны составить заявление в суд о нарушении мной визового режима с требованием выдворить меня за пределы страны. Если им сейчас нет до меня дела, то как мне жить потом? Я вижу своё неприглядное будущее: одинокая старость – вот моё будущее. Причём очень скорое. Ладно. Теперь по-другому будет: я с этого места не сдвинусь. Пусть разбираются, поступают как угодно! Даже арестовывают. Прямо здесь и сейчас. На КПП! Может, хоть тогда дело сдвинется с мёртвой точки. Я обиваю пороги кабинетов чиновников, бегаю по учреждениям, требую собственной депортации – а что в результате? Совет о нелегальном переходе границы. Результата нет. Класть они на меня хотели. Необходим какой-то основательный, более смелый, даже вызывающий поступок, тогда они зашевелятся, забегают как тараканы. Может, самосожжение здесь устроить? Бензин в баке есть, как раз недавно заправился. Прямо в машине и поджечь себя. Это машина моей жены, но если надо для дела – она поймёт и даже одобрит мой поступок! А если даже не одобрит, мне уже будет всё равно. Или пока только машину поджечь, а себя потом? Вдруг сработает?
Колючая проволока аккуратно тянется в два ряда по верху высокого металлического забора, который проходил рядом с окном. Там моя цель – за окном, за колючим забором. Двести метров – и я на свободе.
– Как же вы можете удерживать нарушителя, если он преступил закон?! – воззвал я к логике. – В Европе за нарушение визового режима депортируют в сорок восемь часов. Без разговоров! А я живу здесь два с половиной года, и никому до меня дела нет.
– Мы с вами в Азии, – лаконично парировал полковник. – Школьную программу помните? Географическую карту мира?
– Помню. – География и русский были моими любимыми предметами в школе. До Уральских гор – это Европа. Россия – трансконтинентальное государство.
Может, ему о татаро-монгольском иге напомнить? Хотя некоторые историки сегодня утверждают, что никакого татаро-монгольского ига на Руси не было. Спорят. Раскопки ведут. А я прямо здесь, не выходя из кабинета, могу доказать: татаро-монгольское иго было! И было долго – лет триста или больше! И оно дошло сюда! До КПП «Брусничное». Я вижу большое иго в глазах сурового полковника. Оно глубоко засело у него в мозгах. А за географическую карту ему отдельное спасибо! Надо было карту российско-финской границы как следует изучить, прежде чем сюда соваться. Выяснить все тайные тропы. Будет мне в следующий раз урок.
Я молчал, полковник – тоже. Давил на меня своим татаро-монгольским игом. Сверлил угнетающим взглядом. Не знаю, сколько так продолжалось. Думаю, недолго. Но мне это тягостное молчание показалось бесконечным. Наконец полковник нарушил его, и, может быть, зря:
