– На совещании? – переспрашивает Ефимцев и, получив ответ, кладёт трубку на рычаг. Он растерян и, похоже, даже несколько подавлен. – Что будем делать? – обращается ко мне старший лейтенант.

Вопрос обескураживает, но я не показываю виду. Представитель закона прекрасно знает, что надо со мной делать! Нечего ломать комедию.

– Заявление в суд следует подавать, – подсказываю я, пытаясь сохранить невозмутимый вид. Мне хочется нагрубить, но я держу себя в руках. Надо поскорее это заканчивать. – Строгость закона должна применяться безотлагательно, – добавляю.

Молодой коллега Ефимцева, забыв на время о своей игре, обращается ко мне:

– А вам известно, что въезд в Россию для вас на пять лет будет закрыт?

И он меня спрашивает? Мне ли об этом не знать, драгоценный.

– Известно, – киваю я утвердительно. – На Покровке уже объяснили.

– Зачем вам это? – осведомляется Ефимцев.

– Это не мне. Это Шпаковскому надо. Говорит: Россия – не проходной двор!

Ефимцев озадачивается, погружается в глубокую задумчивость. Молчание затягивается.

Неожиданно старший лейтенант говорит:

– Давайте представим: мы переправим вас через границу… – Выжидательно смотрит мне в глаза. – Вы сможете новую визу получить?

Окружающая реальность начала расплываться перед глазами. Я перестал осознавать, где нахожусь. Время и пространство потеряли надо мной власть. Тело, словно в невесомости, утратило вес и зависло в воздухе. Грубый, жестокий мир начал казаться розовым и радушным. Как реагировать, услышав подобные слова в кабинете отделения внутренних дел? Можно ли верить услышанному? А вдруг это провокация?

Животный страх вернул меня в немилосердный реальный мир и опустил на землю. Я огляделся по сторонам, посмотрел на закрытую дверь кабинета. Чувство страха защищает нас от опасностей. Наверняка это провокация. Явная подстава. Но для чего им этим заниматься? – спросил я себя. И тут же родился ответ: чтобы осудить меня по криминальной статье и не заморачиваться с депортацией. Возни и затрат меньше. В милиции подобная тактика – норма. Слишком очевидны приёмы. И всё же не должен был Ефимцев давать мне надежду. Не имел он морального права её пробуждать, открывать мне эту дверь. Может, мне послышалось, и не говорил Ефимцев ничего противозаконного?

С тусклой надеждой я попросил:

– Могли бы вы повторить? Я не совсем понял…

– Если мы поможем вам пересечь границу, вы там сможете новую визу в Россию получить? – спокойно удовлетворил просьбу Ефимцев.

До этого я никогда на здоровье не жаловался, и давление у меня всегда было в норме: сто двадцать на восемьдесят. Но тут почувствовал учащение пульса и слабое головокружение. Если выйду из этого кабинета – надо будет срочно показаться врачу.

А может, у них видеокамера под столом? Знаю я эти дела. Я для работы и сам не раз к такому нехитрому приёму прибегал. Директор одного из московских кладбищ подозревался в каком-то нечистом деле и не хотел давать интервью, так я его скрытой камерой снял.

– Каковы будут ваши дальнейшие действия? – отвлёк меня от воспоминаний Ефимцев.

– В таком случае я пойду в Хельсинки в российское посольство и получу новую визу, – неуверенно сказал я.

– А приглашение есть? – поинтересовался старший лейтенант.

– Я уже договорился. Мне вышлют на финский адрес.

– У вас есть там знакомые?

– Да.

С Марко Лёнквистом, корреспондентом московского корпункта финского телерадиоканала YLE я три года провёл в командировках, поездил с ним по бескрайним просторам России и бывших союзных республик, включая холодные и горячие точки. После окончания контракта Марко вернулся в Финляндию и любезно согласился предоставить свой домашний адрес для отправки мне официального приглашения. Заграничный адрес – важное требование правил регистрации иностранных граждан в России. Адрес гостиницы или учреждения не принимался и не рассматривался. Приглашение высылали только на заграничный домашний адрес.

Поразмыслив, Ефимцев продолжил:

– А на границе у вас знакомые есть? Или хотя бы проводник поезда?

Я уже хотел ответить отрицательно, но тут вдруг вспомнил, как несколько лет назад мы с Марко работали на узбекско-киргизской границе и познакомились там с начальником КПП, гостеприимным пухлым узбеком, чей золотой рот сверкал на солнце каждый раз, когда тот его открывал. Я пожалел, что не взял с собой солнцезащитные очки. Снимать пограничного начальника было непросто: яркие лучи солнца отражались от золотых зубов и ослепляли объектив видеокамеры. Солист группы «The Rolling Stones» Мик Джаггер по сравнению с ним отдыхает. У Мика, я слышал, только один бриллиант в зубах, а у начальника пограничного КПП вся челюсть была золотой, хоть он и не был солистом рок-группы. Кстати, позже выяснилось, что начальник любит музыку, отдавая предпочтение узбекской народной. Мы почти подружились с этим добрым человеком. Перед нашим отъездом он угостил нас обедом и, пожелав счастливого пути, сказал: «Мы стоим на страже!» В машине Марко лаконично мне всё объяснил: «Через этот КПП проходит крупный наркотрафик. Весь конфискат пограничники реализовывают по собственным каналам. Синдикат. Понял?» Понял! Они днём и ночью стоят на страже! Значит, получается, наш добрый знакомый может пригласить Мика Джаггера на КПП и услышать в живом исполнении знаменитую «Ruby Tuesday»?10 «Прощай, Руби Тьюсдей. Мне будет не хватать тебя».

– Он может пригласить к себе «Роллинг Стоунз» в полном составе, включая звукоинженеров, осветителей и личного повара, – подтвердил Марко.

– Но начальник сказал, что крупные партии уничтожаются в присутствии представителей ООН и средств массовой информации, – напомнил я напарнику интервью.

– Сюда ни один представитель без разрешения не сунется, не говоря уже о провинциальном телеканале.

Вот так! Иностранным журналистам в России всё хорошо известно! Иногда мне кажется, что я работаю не в корпункте западного телеканала, а в киножурнале

«Хочу всё знать»: любая тайна известна. Жаль, что тот золотозубый узбек не служит на российско-финской границе. Я бы к нему обратился, и он бы мне помог.

Но вернёмся в ОВД Рязанского района, в служебный кабинет старшего лейтенанта Ефимцева. Что здесь происходит? Почему сотрудники милиции задают мне провокационные вопросы? Меня под суд надо! Я же пришёл добровольно сдать себя в руки закона! Где эти руки? Где этот закон? Где «самый гуманный и справедливый суд»? Где торжество справедливости? Ефимцев встал из-за стола, подошёл ко мне и, подвинув стул, присел рядом. Теперь, глядя на нас со стороны, можно было подумать, что мы старые добрые приятели.

– Нет у меня на границе знакомых, – сознался я.

– Ладно. Давай подумаем, – доверительно перешёл на «ты» Ефимцев, – как тебя через границу переправить…

Наверное, дорогой читатель, у тебя появилась мысль, что всё это плод моего воспалённого воображения? Что я выдумал и лейтенанта Ефимцева, и репродукцию «Моны Лизы», и календарь с Путиным рядом на стене? И золотых рыбок в аквариуме и комнатные растения? Что всего этого не было? Нет! Не выдумал. Моя фантазия не способна на такой полёт. Помните Веру, секретаря норвежского корпункта? Она предупреждала меня: «В России ещё и не такое может быть». Прости меня, Господи, за мои грехи! Я искренне каюсь, Господи. Я больше никогда не нарушу закон №155 «О правовом положении иностранных граждан в Российской Федерации». Клянусь! Никогда не посмею пренебречь своей визой! Обещаю вовремя продлевать, зарегистрируюсь в паспортном столе, сделаю временную прописку и даже в ЗАГС пойду. Честное слово. Я на всё пойду, только сделай так, чтобы этот кошмарный сон закончился. Пробуди мой мозг, выведи меня из этого заговорённого состояния. Ведь ради чего-то же официальный представитель закона пошёл на обсуждение деталей нелегального перехода государственной границы? Мне, понятно, терять нечего. А ему это зачем? Ради чего? Из сочувствия? Сострадания? У него, наверное, семья, дети есть. Ради чего этот риск? Выходит, не перевелись ещё люди большой, доброй души на земле Русской. Или перевелись, просто начальник не предупредил старшего лейтенанта о моём визите?