Увидев, что я с сомнением пожимаю плечами, Чуань Дзон заметил:

‒ Не будем вдаваться в историю религий, Хуршид. Опираясь на твою же точку зрения, можно заключить, что и Мухаммад мог неверно истолковать слова ангела. Мы уважаем твою любовь к теологии, но сегодня мы собрались, чтобы послушать истории, ничего больше!

‒ Будут вам и истории, – спокойно отозвался Хуршид, – но вы же ничего не поймёте, если я вам сначала не объясню, что к чему, – Син Чен и Манфу исподтишка обменялись улыбками, но не злорадными, а приятельскими, потому что все любили Хуршида и уважали его твёрдость в вере.

Хуршид глубоко вздохнул и сказал:

‒ А вот вам история. Понимайте её как хотите, но если вы сейчас хотя бы примерно поняли то, о чём я толкую, возможно, вы эту историю истолкуете верно.

Одним глотком осушив чашечку чая, иранец медленно и распевно начал повествование.

2

‒ Давным-давно, и время здесь ни при чём, потому что нет ни прошлого, ни будущего в пульсации силового поля, человек шёл по пустыне в поисках чудесного города. Как он оказался в пустыне, откуда он и кто – человек не знал. Он знал лишь одно: когда-то он помнил своё имя и предназначение, но отчего-то позабыл. И чем дальше он шёл, тем больше он забывал, и даже сам вопрос постепенно стёрся у него из головы. Так и блуждал он от оазиса к оазису, от колодца к колодцу. Шёл, опережая караваны, шёл, ведомый одним только тайным чувством, которое указывало ему маршрут. От женщин в оазисах, от кочевников возле колодцев, от бедуинов в караванах он узнал о чудесном городе в сердце пустыни, которым правит мудрый халиф, способный ответить на любые вопросы. Халиф этот, великий аятолла, наделён знанием обо всех вещах мира.

Но шли дни, месяцы и годы, а тайный город всё не появлялся на горизонте. Зато были другие города, шумные и весёлые, с блеском украшений и светом фонарей, которые не гаснут по ночам. И в этих городах всегда находилось место для путника. Поначалу, прежде чем оказаться в пустыне, он хотя бы помнил своё имя, имя своего отца и свой главный вопрос к халифу. В первом городе он повстречал золотых дел мастера, который в обмен на его имя открыл ему тайну подземных сокровищ. Несколько месяцев, а может быть и лет, прожил путник в довольстве и достатке, был приближен к королю, а после и сам едва не стал королём, потому что мог купить всё, что было в этом городе, включая самого короля со всеми его наложницами и домочадцами. Но он ещё помнил имя своего отца, ещё не стёрся в его памяти главный вопрос к халифу. Потому он оставил город и отправился дальше странствовать по пустыне жизни. Но имя своё он потерял.

Во втором городе люди страдали от недостатка песен и красивых историй. Поэты были изгнаны в пустыню за вольнодумие, и людей оставила радость слова. Наш путник был хоть и никудышный, а всё-таки немного поэт. Оттого и обрадовался он случаю стать первым поэтом в городе, знаменитым и всеми почитаемым. В обмен на имя его отца седой лукавый библиотекарь открыл ему тайну стиля и звука, так что можно было писать витиевато и без всякого вдохновения. И путник начал писать. Да что там, он слагал стихи на ходу – и не вольнодумные, а славящие город и его мудрого короля. Народ обожал нового поэта, сам король склонял перед ним голову, и даже малые дети распевали его песни, ещё не выучившись грамоте. И хотя новый поэт славил власть короля, но народ взбунтовался, сверг правителя (кому нужен король, не умеющий писать стихи?) и потребовал, чтобы знаменитый поэт сам стал королём. И тут поэт понял, что слава и власть не дадут ему ответа на его главный вопрос. Под покровом ночи он бежал. Но имя отца вспомнить уже не мог.

Как вы понимаете, в следующем городе он встретил свою любовь. Изящная девушка возле городских стен пела про своё одиночество и про то, что красота её вянет понапрасну и никому не приносит счастья. Сердце путника растаяло. Он отдал девушке свой вопрос в обмен на её любовь и уют домашнего очага. В том городе он прожил дольше всего. Ибо не осталось у него ни своего имени, ни имени отца, ни вопроса. Не к чему было стремиться и не о чем сожалеть. Так и жил бы он в иллюзии счастья под пение его жены под окнами – жены, зазывающей к себе других путников, пока глупый муж верит в то, что обрёл земной рай. Ибо сердце девушки легче пера, а мысли её – как горный ручей, вертлявы и неглубоки. Она сама забыла главный вопрос путника в тот самый момент, как получила его.

Что ж, Аллах милостив к людям и знает о постыдной мечте людей обрести прижизненное счастье. И вот дева с крыльями из железа, мать угнетённых и сестра всех путников в мире, так не похожая на своенравных девушек поднебесья, спустилась к нашему герою. Её очи были сделаны из песка, расплавленного в стекло ударами молний, и торчали из глазниц, как кинжалы. В темноте ночи, когда все спали, а неверная жена ушла во тьму с новым поклонником (в прошлом – большим мечтателем), небесная дева рассказала незадачливому мужу о том, что не для того он был брошен в мир, чтобы оставаться в этом городке. Она была добра к нему, но слова её были остры, как стеклянные ножи её глаз. Она поведала ему и про измены жены, и про то, как неосторожно растерял он память о сокровенном, а потом – само воспоминание о забытом.

И в тот же миг человек вскочил на ноги и, не собирая вещей, вышел из дома и побежал. Ему не было ни тоскливо, ни печально… как можно печалиться, когда дух небес посетил тебя? Он бежал оттого, что боялся не успеть, оттого, что жизнь человеческая коротка, а до чудесного города путь далёк.

Он снова стал странником, и тут мы возвращаемся к тому, с чего я начал рассказ: человек без имени и памяти идёт навстречу своему предназначению. Он знает, что должен найти город. Он одержим такой страстью воплотить свою неведомую мечту, что даже если бы смерть настигла его в пути, он бы не заметил её и продолжил свой путь. Для любимцев Аллаха нет преград, и чудесный город был обретён.

Странника встретили высокие, усеянные копьями, крепостные стены из чёрного, как сердце ночи, обсидиана. Неприступная твердыня, самая величественная из всех, какие знала Земля, предстала перед ним. И вот маленький ничтожный странник ‒ уставший, поседевший, в лохмотьях ‒ встал перед циклопическими вратами, вознёсшимися к самому небу. У него не было надежды попасть внутрь. И каково же было его удивление, когда врата твердыни распахнулись, вой труб и грохот барабанов приветствовали его, и, окружённый колонной лучших воинов города, доблестных и гордых своей миссией, он прошёл через врата и широкие праздничные улицы, где люди, завидев его, громко и радостно кричали и готовились к пиру. Прекрасные воины сопроводили путника прямиком к дворцу халифа.

Дворец был весь вырезан из слоновой кости и украшен жемчугами четырёх цветов, он слепил белизной и неземным великолепием. Путник поднялся по ступеням дворца, он вошёл в приёмную халифа и склонился перед троном величайшего аятоллы и лучшего среди людей и духов. «Встань», – пророкотал голос, добрый и странно-знакомый. Путник встал и робко поднял взгляд. Перед ним на троне, в одеяниях из пурпура, золота и шёлка, в сиянии солнца, бьющего через окно – солнца, не знающего заката, – сидел он сам, величественный, юный и прекрасный.

«Ты терял, а я находил, ‒ сказал халиф. ‒ Пора нам поделить найденное поровну». И в этот миг путник стал халифом, а халиф стал путником; старец стал молодым, а молодой – старцем, и их было уже не различить. И не было нужды ни в вопросах, ни в ответах, ни в памяти, ни в именах. Халиф вернулся в свой город.

3

Хуршид закончил так внезапно, что в комнате на какое-то время повисла тишина. Все ждали, что вот сейчас он изречёт мораль рассказа, станет поучать… Но ничего этого не было. Иранец молча пил чай, даже аромат его духов как будто ослаб. Наконец Манфу не выдержал:

‒ Надо полагать, ты завершил историю. Интересная сказка, вдруг напомнило мне странствующие сюжеты о героях-двойниках, которые дополняют друг друга, так что их, пользуясь английским словом, квест немыслим в одиночку.