— О, и ты, Тишка, здесь! — удивился председатель. Он окинул взглядом примятую траву, Николину коляску с выгоревшими на солнце подушками, кучку скомканной Тишкиной одежды, гаснущий на песке костёр, опрокинутую вверх дном кастрюльку, удилище с непонятным расщепом на конце и поинтересовался: — И кого же вы ловите?

Никола затанцевал перед ним, хотя на него зашикали и Алик, и Славка, и в первую очередь брат.

— А я знаю, кого… — не унимался он.

Нет, всё же Николе немало передалось от Митьки: такой же упрямый, — вот и не ломай его волю.

Славка прикрыл Николе ладонью рот, но тот вывернулся и, отбежав от Славки, спрятался за Тишкину спину, выглядывал оттуда, ликуя:

— А я знаю, но не сказу-у-у.

— Скажи-и, — подыграл ему председатель, изобразив из себя голосом маленького. — Я тебя на лосадке прокацю…

— Земчуг! выпалил Никола.

Тишка не ожидал от него такой прыти, а то прижал бы Николину голову к своей спине, чтобы он и не пикнул.

Председатель ошарашенно выпучил глаза.

— Жемчуг! Да откуда-а? — с сомнением протянул он.

— А вот! — Никола протянул из-за Тишкиной спины раковину.

Вот прохвост! Оказывается, и раковину таскал.

Председатель спустился с лошади:

— Ну-ка, ну-ка… — Он взял из Николиной руки раковину, повертел её в своей широкой, как лопата, ладони и непонятно пробормотал: — Маргаритани маргаритифера…

Алик, услышав эти слова, обрадованно оживился.

— Так это всё-таки жемчужница, Зиновий Васильевич? — ликующим голосом спросил он.

Председатель ещё покатал раковину в ладони, переворачивая её с одного бока на другой.

— Нет, товарищи, это беззубка, — заключил он.

— Но вы же сами только что сказали: «Маргаритани маргаритифера», — напомнил председателю Алик.

— А ты что, знаешь латинский? — удивился председатель и похвалил Алика: — Мо-о-ло-о-дец! А я учился в институте, так от этой латыни прямо-таки страдал. По-русски любой цветок назову, любого зверюшку, расскажу про них больше, чем в учебнике написано, а профессор спросит, как по-латински, я и спотык. Молчу. Только маргаритани и застряла в мозгу, потому что жену зовут Маргаритой, засмеялся он.

Алик не мог вот так, с ходу смириться с утратой богатства, которое, казалось, уже плыло им в руки.

— Да нет же, Зиновий Васильевич, не беззубка, — упорствовал он. — Кереть — жемчугоносная река. Это перловица, не беззубка…

— Кереть — жемчугоносная? — в свою очередь не согласился с ним председатель, — Да вы что мне сказки рассказываете? Отродясь не слыхал такого…

— Вы не слыхали, а ваши деды и прадеды добывали жемчуг, — злился Алик.

Тишка в этот момент сильнее чем когда-либо сочувствовал ему, хотя из спора с латинскими названиями вывел одно: один говорит, есть в Керети жемчуг, другой утверждает — нет. А всё остальное оставалось ему непонятно, да и, по Тишкиному мнению, было лишним. Конечно же, есть жемчуг в Керети. И это не Алик выдумал, а учёные люди написали в журнале. И если бы председатель читал журналы, а не только по лугам да полям бегал и подгонял механизаторов и косцов, то уже знал бы, как вывести колхоз за одно лето в миллионеры. Не читает же ничего, вот в чём причина отсталости полежаевского колхоза.

— Да, да, — повторил Алик напористо. — Ваши деды и прадеды добывали здесь жемчуг!

Председатель развёл руки в стороны:

— Ну, знаете ли… — И беспомощно пожал плечами. — Да с чего вы такое взяли? — Он посмотрел на Тишку, перевёл взгляд на Митьку и опять повернулся к Алику: — Если бы на Керети добывали жемчуг, старики рассказали бы.

— А вы не больно и спрашиваете стариков-то! — ошарашил его Алик. — Для вас только молоко, сенокос, уборочная и больше в жизни не существует ничего, — разбушевался он.

Председатель виновато почесал затылок незанятой рукой — в левой он всё ещё держал раковину — и предложил:

— Ну, хорошо, критикуете вы меня, положим, за дело… Проверьте тогда свою перловицу, что в ней найдёте, велику ли жемчужину.

Тишка выдвинулся вперёд и возразил председателю:

— А ваша без признаков… Надо с признаками поймать, тогда проверяйте.

К ногам его — уже и на продувном лугу — стали приставать комары.

Тишка отлягивался от них, хлопая себя по голяшкам, и только когда глянул на председательскую лошадь, сообразил, что это она выманила сюда из тайги рой гундосящего гнуса, который толокся над ней столбом. Лошадь хлесталась хвостом, переступала ногами, мотала головой и трясла гривой, но гнус не отлипал от неё. Э-э, пока не заели и Тишку, надо побыстрей одеваться. Но председатель не дал ему убежать к штанам и рубахе.

— С какими признаками? — поинтересовался он.

Тишка оглянулся на Алика. Тот, нервничая, сцепил руки за спиной и беспрестанно поколачивал пальчиками по казанкам.

— А с такими. Он понял, что Алик будет молчать и ему можно отвечать за него на председательский вопрос. — Уродливые выискивать, которые от жемчуга скособочило.

Председатель удовлетворённо гмыкнул.

— Ну и попадались такие, уродливые? — спросил он.

— Попадались! — не утерпел всё же Алик.

— С жемчугом? — спросил председатель.

Алик отвернулся от него.

— Ну ладно, не отвечаете — и не надо, — сказал председатель. — Мне и так всё ясно.

— Да чего вам ясно? — вскинулся снова Алик. — Я вам журнал покажу. В конце восемнадцатого века из Архангельской губернии вывозилось жемчуга на 181 520 рублей в год.

— Допускаю, — сказал председатель.

И тут уж Тишка не выдержал, забыл, что хотел одеваться.

— Это по-нынешнему восемнадцать миллионов рублей, — оглушил он Зиновия Васильевича громкой цифрой.

— Ну? — не поверил председатель.

— А вот вам и ну… — поддержал Тишку Славик. — Считайте сами, если корова стоила тогда восемь рублей. Сколько за неё нынче дают?

— Восемьсот — тысячу двести… Смотря какая корова…

— Вот и считайте!

Председатель наморщил лоб, зашевелил губами.

— Да, восемнадцать миллионов выходит, — согласился он.

— Вот какие денежки у вас из кармана плывут, — добил председателя Тишка. Председатель засмеялся, и Тишка понял, что Зиновий Васильевич притворялся, когда, занимаясь расчётами, по-серьёзному хмурил брови.

Председатель перехватил Тишкин обидчивый взгляд, перестал смеяться:

— Ребята, так восемнадцать же миллионов на всю Архангельскую губернию. А в ней знаете сколько жемчугоносных рек!

О, председатель-то хоть и не читает журналов, а не так уж и прост.

Тишка сник от его довода. И в самом деле, Архангельская губерния большая. Алик сам же перечислял, что из неё выделилась Вологодская область, да ещё кое-что перепало Костромской и Кировской.

И тогда на подмогу Тишке выступил Алик:

— В журнале сказано: «В 1913 году на реке Кереть жемчуголов средней руки добывал за лето жемчуга на 200–300 рублей».

— Допускаю, — опять согласился председатель. — Ну и давайте помножим на тот же коэффициент, — предложил он. — Двести — это примерно две тысячи, триста — три… За ле-е-то… Да у меня и комбайнер средней руки не меньше этого зарабатывает.

Боже ж ты мой, самое время забираться в штаны и натягивать рубаху. Не столько комары доняли Тишку, сколько досада, что в чём-то он, Тишка, всё же опростоволосился. Ведь они же тоже считали, и у них восемнадцать миллионов выходило на четверых: на Алика, на него, Тишку, на Митьку и Славку. Почему же они всю губернию-то приняли за одну реку Кереть? Хотя нет, Алик сулил всего один миллион, не восемнадцать. Но и одного на Керети вчетвером, выходит, не наскрести. Десять тысяч, не больше.

Тишка, насупившись, оделся. Комбайнеры зарабатывают веселее, это Тишка знал по отцу.

— Значит, разбогатеть захотели? — подколол его председатель, и это ещё больше обидело Тишку.

— Да мы же не для себя! Для колхоза!

— Для колхоза? — недоверчиво переспросил председатель. — Значит, я на вас зря шумлю… Думаю, ребята с Клондайка, себе карманы решили набить, а того не знают, что жемчуг, как и золото, — государственное достояние и что за добычу его без соответствующего разрешения по советским законам судят…